— А разве вас, беглого каторжанина, не разыскивали? — поинтересовался Казиру.
— Я был полезен кое-кому, и он, пустив в ход свое влияние, добился для меня прощения, — ответил Джоссерек. — Но, может быть, достаточно обо мне?
— Вы говорите, как образованный человек…
— Вы удивитесь, если узнаете, сколько свободного времени остается у удачливого солдата, чтобы смотреть, читать, размышлять, слушать образованных людей, если есть на то желание. Вот например, вы, мадам Дония. Я очень бы хотел вас послушать.
— Как-нибудь потом, — сказала она и ненадолго задумалась. — Может завтра? Сегодня вы, наверное, захотите пораньше лечь спать. А я… — Она казалась чем-то взволнованной, — Мне нужно побыть одной. А завтра давайте прогуляемся вдвоем, Джоссерек Деррейн.
— Подождите… — попытался возразить Казиру.
Она окинула его взглядом.
— Мы прогуляемся.
Про себя Казиру явно подумал: «Я могу следить за ним. Если будет нужно, я убью его.»
…Несмотря на то, что несколько недель Джоссерек был совершенно одинок, он нашел Ори на удивление неинтересной, но ничего ей не сказал. Это было бы несправедливо. Она сделала все, что знала и умела. Может быть, дело было в том, что он не мог не представлять на ее месте великолепную гордую Донию.
V
— Однажды, — сказала женщина из Гервара, — я видела Сверкающую воду, которую вы называете Материнским океаном. Я никогда не смогу этого забыть.
— Как это случилось? — спросил мужчина из Киллимарейча. — Я думал, что ваш народ живет только на суше. — Он попытался вспомнить карты, которые когда-то изучал.
Они были, как он сейчас понимал, чертовски условными. Цивилизация мало что знала об Андолине, лежащем за пределами южной полосы, населенной строителями Рагида и Арванета. На востоке лежали дикие леса, они простирались от морского побережья до невысоких гор Идис. Тамошние равнины тянулись на запад, где находилась Рогавики, через реку Югулар до гор Тян-Шан, через огромные нераспаханные земли, на севере уже придавленные ледником.
— Мы торгуем, ставим ловушки на зверя далеко от ваших краев, — ответила она ему. — За хребтами Тян-Шан простирается огромное открытое плато. Там живут степные зайцы и койоты. Дальше вздымаются горы Мункастл, там уже царит ледник. Но и там есть проходы, а в пограничных районах много бобров, норок и диких кошек. О, там высота, мощь, величие, там звучит голос тишины! Ночью там светло от звезд.
Джоссерек посмотрел на нее долгим взглядом. Неужели она наконец начала понемногу сбрасывать свою броню?
Они вышли из дома рано утром, одетые так, чтобы не привлекать к себе внимания. Вторжение привело сюда не только военных, но и множество гражданских рагидьянцев. Джоссерека, одетого в балахон, полы которого были подвязаны к поясу, чтобы не мешать ходьбе, можно было принять за предпринимателя или чиновника из какого-нибудь имперского городка. Серьги и стрижку скрывал спускающийся из-под шапки шарф. Светлые волосы и типичные для северянок черты лица Донии скрыть было не так просто. Но, посмеиваясь про себя, она показалась — точнее не скажешь — в прозрачной тунике, звеня украшениями из меди и стекла, ее ярко накрашенные губы призывно улыбались. — Некоторые наши девушки, потеряв надежду выйти замуж, подрабатывают на арванетских факториях, — пояснила она. — Кое-кто из них находит дорогу в город, но они никогда не задерживаются здесь надолго… — Она немного поколебалась. — Мы считаем, что это тоже честная профессия. Чем же еще может промышлять одинокая женщина? А южане и вовсе считают, что она ничем другим и заниматься не может.
Если не считать этих объяснений, предпринятых, чтобы не шокировать спутника, она мало что о себе рассказала. Дония решительно настояла на том, чтобы они шли не на юг, к Большой Арене, в богатые кварталы, а кружили в центре. Она очень мало говорила, пока они пробирались сквозь тесноту и гомон улиц и улочек, бедных улиц Лэарса, улиц Братьев Кинжала и преступников, которые выросли здесь и вышли отсюда, из этих слепых кирпичных развалюх.
Квартал заканчивался неожиданно. Перед ними простирался проспект Дьяволов — оживленная улица, соединяющая Старый Бастион с Домом Совета, который денно и нощно охраняли милицейские патрули. До этого места за ними следовали Секор и Аранно — необходимая предосторожность в случае нападения. Здесь Дония отправила их назад тем жестом, которым дома отсылала своих собак.
И почти сразу же после того, как они с Джоссереком вдвоем углубились в район Холлоу Хаузиз, она начала говорить. Она говорила с готовностью, даже с нетерпением. Расспрашивала о странствиях, а потом…
— Ах, я трижды переходила Мункастл. Но это было довольно давно. Четыре живых мужа, пятеро живых детей, большой зимний сад… собственность хватает нас за пятки, разве не так? А члены моего Братства, особенно молодежь, спрашивают у меня совета и ждут помощи. А у меня ведь еще много дел: визиты, надо руководить нашим участием в торговле металлом, да еще большие сезонные сборы наших людей… и охота… Ах, охота! Но тогда мне было шестнадцать, и я только год была замужем за Ивеном, у меня было немного дел. Ни за чем не надо было следить. В нашей группе все были молоды. Мы решили, что тем летом не будем ставить капканы в наших краях, а двинемся на запад, поищем там что-нибудь интересное. Странники, бывавшие там до нас, рассказывали, что за высокими ледниками лежат обширные земли, населенные дружелюбными племенами. Мы взяли с собой подарки, чтобы отблагодарить за гостеприимство, мы всегда берем с собой подарки, когда выходим за пределы своей территории — ножи и стальные иглы собственного изготовления, бусы и медальоны, дешевые цветные камни, привезенные из Арванета, несколько… усиливающих?., стекол из Рагида. Итак, мы выехали на рассвете и двинулись вперед.
Она взяла его за локоть. Он почувствовал тепло ладоней и маленькие бугорки мозолей на них.
— Смотри — хорошее место, здесь можно отдохнуть, — предложила она.
Небо сияло, словно промытое недавним дождем, по нему плыли редкие облака. Свет лился на здания, и те, казалось, впитывали его. Многие из них были разрушены: стены без крыш, трубы без стен, колоннады без карнизов. Все густо заросло плющом. Груды булыжников под ногами поросли куманикой и первоцветом, вздымались тополя, трава аккуратно обрамляла булыжники мостовой. Памятник забытому герою весь покрылся мхом, но камень там и сям проглядывал сквозь зелень. В воздухе стоял запах жасмина, где-то слышались шутовские рулады пересмешника.
Дония устроилась на замшелом камне, положив подбородок на колени, обхватив руками голени. В миле поодаль путники видели черную глыбу Дрим Эбби, это было одно из немногих мест в районе, где сохранилась хоть какая-то жизнь. Совсем рядом висело гнездо иволги.
Джоссерек примостился рядом, стараясь не прикасаться к ней, как бы не влекло его обнаженное, слегка тронутое загаром тело. — Значит вы добирались и до океана? — спросил он. — Ну и как, путешествие было удачным?
— О да! — Она улыбнулась, глядя прямо перед собой. — Я видела, как валы с грохотом разбивались в белые и зеленые брызги. Я плавала в этих водах… холодных, горьких, но таких нежных. Я видела чаек, морских львов, морских выдр. Мы доставали моллюсков, похожих на забавные орешки, живущие в норах. Мы плыли на лодке и над нами вставал тихий серебряный рассвет. Мимо проплывали киты. Один из них выставил голову из воды, и может быть, пожелал нам доброго утра.
— Я бы этому не удивился, — заметил Джоссерек. — Они встречаются в Киллимарейче — киты, дельфины — и знаете, они думают и чувствуют, как и люди.
— В самом деле?! — радостно воскликнула она.
— Да, так утверждают наши ученые. Может быть, это предрассудки. Понимаете, согласно основной религии нашей страны, они являются священными животными. Дельфины — олицетворение богов жизни, а акулы — богов смерти… Впрочем, не берите в голову. По-моему, наш миф просто оправдывает закон об их охране.
— У вас запрещается их убивать?