— А какая разница? Если я умру в Йотунхейме, это будет такая же смерть, как в любом другом месте.

— А если уцелеешь? — Фанд казалась скорее печальной, чем испуганной. — А если уцелеешь, ты действительно привезешь обратно этот меч и будешь сражаться им… зная, что в конце концов он обратится против тебя?

Скафлок равнодушно кивнул.

— Я вижу, ты смотришь на смерть, как на друга, — прошептала она. — Странный друг для такого юного человека, как ты.

— Это самый верный друг в мире, — ответил он. — Смерть всегда рядом с тобой.

— Мне кажется, ты теряешь разум, Скафлок Воспитанник Альвов, и это печалит меня. Со времен Кухулина[18], — на мгновенье глаза ее затуманили слезы, — не было среди смертных подобного тебе. Меня беспокоит, когда я вижу, что веселый юноша становится угрюмым и замкнутым. Какой-то червь точит твое сердце, и боль заставляет искать смерти.

Скафлок ничего не ответил, лишь скрестил руки на груди и устремил взгляд куда-то вдаль.

— Но печаль тоже умирает, — продолжала Фанд. — Ты можешь перетерпеть ее. Я попробую защитить тебя своим искусством, Скафлок.

— Превосходно! — воскликнул он, не в силах больше выносить это. — Ты будешь чарами хранить мое тело, а она — молиться за мою душу!

Он резко повернулся в сторону кубков с вином. Фанд вздохнула.

— Ты поплывешь в угрюмой компании, — сказала она мужу.

Владыка морей пожал плечами.

— Пусть он изводит себя черными мыслями, мне это путешествие все равно нравится.

Три дня спустя Скафлок стоял на берегу моря, глядя, как один из лепрехунов вытягивает корабль Мананаана из грота, в котором тот был укрыт. Это была небольшая стройная лодка, она казалась слишком хрупкой для морских путешествий. Ее мачта были инкрустирована слоновой костью, а парус и снасти переплетены ярким шелком. На носу стояла прекрасная золотая статуя Фанд-танцовщицы.

Она одна проводила Скафлока и Мананаана. Остальные Туата Де Данаан попрощались раньше, и никого из них не было на берегу в это холодное туманное утро. Туман, как капли росы, поблескивал на волосах Фанд, а ее глаза казались темнее и блестели ярче, чем обычно.

— Пусть тебе повезет в путешествии, — сказала она Мананаану, — и возвращайся скорее к зеленым холмам Эрина[19] и золотым улицам Страны Молодости. Днем я буду смотреть на море, а ночью вслушиваться в волны, ожидая вестей о возвращении Мананаана.

Скафлок стоял в стороне. Он подумал, как могла бы проводить его Фреда, и мысленно сложил такие строки:

— Отплываем, — сказал Мананаан. Вместе со Скафлоком они сели в лодку и подняли сверкающий парус. Человек взялся за рулевое весло, а морской бог запел, аккомпанируя себе на арфе:

Пока он пел, поднялся сильный ветер, и корабль помчался по зеленым холодным волнам, брызгавшим соленой водяной пылью. Лодка Мананаана была так же быстра, как альвийские корабли, и вскоре странники не могли отличить серого берега Эрина от серых туч на краю света.

— Мне кажется, поиски Йотунхейма потребуют чего-то большего, чем просто плаванья на север, — прервал молчание Скафлок.

— Это правда, — ответил Мананаан. — Нужны будут и чары, а прежде всего — неустрашимые сердца и крепкие руки.

Он прищурился, всматриваясь вдаль. Ветер теребил волосы, окаймлявшее лицо молодого бога, величественное и вместе с тем веселое.

— Первое дыхание весны проходит через мир людей, — сказал он. — Это была самая суровая зима за много столетий, и, думаю, сталось это из-за колдовства йотунов. А мы плывем в страну вечного льда, на их родину. — Он снова взглянул на Скафлока. — Уже давно я должен был отправиться в путешествие на край света. Разве я не король Океана? Жаль, что я ждал так долго и не сделал этого, пока Туата Де Данаан были единственными богами и находились на вершине власти. — Он покачал головой. — Даже Асы, которые по-прежнему являются богами, не избежали потерь в своих походах в Йотунхейм. Что касается нас двоих, то… не знаю. Просто не знаю.

Он помолчал и смело добавил:

— Но я поплыву туда, куда захочу! В Девяти Мирах не будет вод, которых не избороздили корабли Мананаана Мак Лира.

Занятый собственными мыслями, Скафлок не отвечал. Лодка вела себя почти как живое существо. Ветер играл в снастях, а водяная пыль радужной завесой опускалась на статую Фанд. Воздух был холодный, но ярко вспыхнувшее солнце выпило туман и рассыпало алмазную пыль по волнам, резвившимся под голубым небом, покрытым пушистыми белыми облаками. Руль дрожал в руках Скафлока. Тронутый свежестью утра, юноша тихо сказал:

Мананаан внимательно пригляделся к нему.

— Этот поход потребует всего, что ты можешь дать, — сказал он. — Не оставляй ничего на берегу.

Скафлок покраснел от гнева.

— Я не просил в спутники того, кто боится смерти, — буркнул он.

— Муж, которому незачем жить, не слишком опасен для врагов, — заметил владыка морей. Потом быстро взял в руки арфу и запел одну из древних боевых песен сидов. Странно прозвучала она на просторах моря, неба и ветра. На мгновенье Скафлоку показалось, что он видит призрачное войско, готовящееся к битве, солнце, сверкающее на украшенных перьями шлемах и на лесе копий, освещающее развернутые знамена, слышит голос рогов и грохот колесниц, несущихся по небу.

Они плыли непрерывно три дня и три ночи. Ветер постоянно дул с юга, и лодка Мананаана неслась по волнам, как ласточка по воздуху. По очереди стояли они на вахте, спали в спальных мешках под небольшой носовой палубой, питались сушеной треской, сыром, сухарями, превращая морскую воду в питьевую с помощью колдовства. Они мало говорили между собой, потому что Скафлок не имел желания разговаривать, а Мананаан, как бессмертный, довольствовался своими мыслями. Но по мере тяжкой работы росло их взаимное уважение и доброжелательность, так что они вместе пели колдовские песни, которые провели их через границу Йотунхейма.

Корабль плыл очень быстро, и, забираясь все дальше на север в середине зимы, они чувствовали, что с каждым часом становится все холоднее и темнее.

Солнце все ниже поднималось над горизонтом, и наконец стало далеким бледным кружком, изредка выглядывавшим из-за снеговых туч. Мороз был силен и пробирался сквозь одежду, тело и кости до глубины души. Водяная пыль замерзала на снастях, иней покрыл золотую статую Фанд. Коснуться металла означало содрать кожу с пальцев, дыхание замерзало на усах.

Все глубже проникали они в мир ночи, плывя по черным, искрящимся серебром морям, между ледяными горами, призрачно маячившими в лунном сиянии. Темное небо было усеяно бесчисленными яркими звездами, между которыми плясали полярные сияния, напоминавшие Скафлоку жуткий огонь над курганом Орма. В чудовищной ледяной пустоте слышался только свист ветра и шум моря.