Дела на любовном фронте безнадежны. Я не отношусь к людям того сорта, что негодуют по поводу привилегии молодоженов целоваться и хихикать на публике, но, ради всего святого, почему им так обязательно заниматься этим на пляже рядом со мной?! Я отнюдь не случайно отправляю пинком в сторону счастливой парочки кучку песка каждый раз, когда встаю с лежака, но они ДАЖЕ НЕ ЗАМЕЧАЮТ.

Дж. спрашивает, знаю ли я, какой сегодня день. «Ну, давай, попробуй догадаться». Я знаю, что не его день рождения. Какой-то невразумительный местный праздник? Нет. Полнолуние? «Нет, – говорит Дж., – прошел ровно год». Год – с чего? «Год с тех пор, как я чист». – «Почему же ты не сказал? Я угощаю». – «Нет, – говорит Дж. – Это я тебя угощаю. Год с того момента, как я осознал, что чуть не потерял свою семью». – «Куда?» – «Куда же еще, – говорит Дж. – К Томасу и Франсиско, конечно».

Франсиско сегодня приехал на работу на своем «Харлее». Он мрачно поблескивает снаружи ресторана, как гигантское насекомое, приготовившееся прыгнуть.

– Дьявольский мотор, – говорит Дж. – Когда-нибудь каталась на таких? – Я говорю, что нет. Дж. говорит, что я должна попробовать. Потом шарит по карманам. – Черт возьми, я забыл свой бумажник!

– Уверена, они не станут сильно переживать.

– Нет, я просто заскочу домой и захвачу его. Вернусь за тобой – скоро!

Он встает из-за стола, переговаривается с Франсиско, потом уезжает в своей машине. Когда Франсиско подходит к столу, до меня доходит: Дж. оплатил счет, он не собирается забирать меня, он попросил Франсиско подбросить меня домой.

Уголки губ Франсиско опущены вниз.

– Это трудно, – говорит он едва слышно. – Мой брат здесь.

– Извини, – говорю я, надеясь, что он понимает, что это идея Дж., а не моя.

Думаю, я могла бы дойти домой пешком. Это недалеко. Но к этому времени все бары и рестораны должны уже закрываться, и узкие улочки будут полны пьяных британских головорезов, и я буду чувствовать себя по меньшей мере неуютно.

– Не надо, я дойду пешком, – предлагаю я.

Франсиско пренебрежительно отмахивается.

– Жди снаружи, – распоряжается он. – Я буду через десять минут.

Мотоцикл устремляется прочь от ресторана, и мои руки плотно обвились вокруг талии Франсиско. Мы едем длинной дорогой вдоль пляжа. Длинный изгиб желтого фонарного света отражается в тихой воде. Мои волосы, как безумные, бьются вокруг наших лиц, и он прибавляет скорость – быстрее, быстрее, рождая во мне ощущение опасности.

Мы останавливаемся напротив моего дома.

– Ты мне нравишься, – говорит Франсиско, расстегивая молнию на кожаной куртке.

Я не знаю, что ответить. Я не знаю, какую нагрузку несут эти слова на испанском, что может подразумевать мой ответ – а что нет.

– Ты мне тоже нравишься, – отвечаю я.

А потом он вдруг прижимает меня к стене, обдирая мне локти, и целует, впечатывает свои бедра в мои. Мощь его движений отрывает меня от земли. Его язык быстр и уверен, и мой отвечает ему в том же духе. Потом, также быстро, все заканчивается. Мы оказываемся на расстоянии нескольких футов.

– Tiene ипа esposa, – говорю я. Это не вопрос, это утверждение: у тебя есть жена.

Он смотрит на меня, разводит руками и пожимает плечами. Классический мужской жест «ну и что?», подразумевающий, что это не имеет значения для него и не должно иметь значения для меня. Я ханжа и знаю это, но он-то не знает. Он не знает о моем прошлом, о числе чужих мужей, которых я поимела, о числе отцов.

И я знаю, что, несмотря на всю внешнюю показуху, католическое благочестие здешних уроженцев уходит корнями примерно так же глубоко, как и мое еврейство. Это идентификация, способ жизни – не система верований. Мой отказ для него – всего лишь минутная передышка. Английские девушки здесь идут по десятку на пенни.

Я желаю ему спокойной ночи и ухожу в дом. Свет не горит, но я знаю, что Дж. здесь, знаю, что он все слышал.

– Главное правило, – говорит Л., переворачиваясь, чтобы позагорать животом. – Не заговаривай о жене и детях, если только он сам не сделает этого первым.

– Звучит так, будто тебе приходилось иметь дело с женатыми мужчинами, – говорю я.

Л. фыркает, но не отвечает. Кожа у нее светлая и веснушчатая, но до сих пор она неплохо ладила с солнцем. Она остановилась в кабанье[136].

– Увы, – роняет она, – мальчик для услуг не прилагается.

– Короче, суть в том, что если мужчина желает быть неженатым – значит, он неженат. Если он хочет изменить – он изменит. Нет никакого смысла тыкать его носом в его неверность.

– Запишу в блокнотик, – буркаю я, втирая в плечи еще одну порцию солнцезащитного крема. Смысла в этом я не вижу, поскольку легкий бриз бросает в липкий крем песок, а это означает, что всякий раз, размазывая его, я сдираю вместе с ним часть кожи. Наверняка это нивелирует любой положительный, защищающий кожу эффект, который должен оказывать крем. С другой стороны, возможно, он отшелушивает отстающую кожу. – Ну, и как тебе нравится твой отпуск?

Л. смеется.

– Вся моя жизнь – сплошной отпуск, – отвечает она. – Актриса, которая никогда не играла на сцене, юрист, который никогда не занимался юриспруденцией.

– Адский образ жизни.

– Да, жизнь нелегкая, но кто-то же должен ее вести, – говорит она.

Дж. ушел развлекаться с другой девушкой. Я недолго видела ее перед тем, как они ушли: маленькая, крашеная блондинка, чуть затравленный взгляд матери-одиночки. Я каталась вдоль пляжа, не обращая внимания на толпы и шум вокруг. Еще не успев понять, что делаю, оказалась у ресторана Франсиско, поэтому зашла внутрь.

Томаса, похоже, не было. Я выбрала маленький угловой столик и начала писать в блокноте. Франсиско подошел ко мне и протянул меню, но, уже отведав всего, что в нем было, раза по три, я попросила его принести что угодно, что, по его мнению, мне понравится, и графин вина. Он улыбнулся: явно доволен. Я видела, что в ресторане много народу для середины недели, но мой стол обслуживал сам.

После первого стакана вина пошла в туалет. Когда мыла руки, дверь загрохотала.

– Es ocupado[137], – крикнула я.

– No, es Francisco, – прошипел он с другой стороны. Я впустила его.

Даже не заперев дверь, он притиснул меня к раковине и принялся целовать. Одной рукой подсадил меня на край раковины, а другой стал теребить мой левый сосок сквозь рубашку. «Определенно имеет свой почерк и знает, как им пользоваться», – подумала я.

– В субботу вечером, – сказал он. Это был приказ, а не вопрос, но, если честно, мне нравятся мужчины, которые не просят – велят что-то делать. – Встречу тебя после работы.

Он вышел из туалета, и я выждала минуту, прежде чем появиться в зале. Это было все, что я могла сделать, чтобы не рухнуть на обратном пути к столику. Он принес мою еду, как будто ничего не случилось, я оплатила счет и пошла домой. «Ну, и что с этим делать? – думала я. – Женатый мужчина». Но я готова поклясться, что он великолепен в постели. И ни одной уважительной причины, чтобы отказывать себе…