— Телеграмма — туфта. — Показал на кухню. — Ну а после случившегося, думаю, не ошибусь, если скажу, что, как бы вам того ни хотелось, не Рита отправляла ее, согласны?
Вздохнул и я:
— Согласен. Значит, капкан?
— Капкан. И ставил его человек, достаточно хорошо знающий вас.
— И вас, — поспешно добавил я.
— И меня?.. Да, похоже, и меня тоже.
Я посмотрел старику в глаза:
— А причина?
Паук осклабился:
— Юноша, не прикидывайтесь глупее, чем вы есть на самом деле. И меня в том, пожалуйста, не подозревайте. Не исключено, конечно, что это месть — вы же многим тут насолили во время своей прошлогодней корриды. И все же, полагаю, причина в другом. Кладу девяносто девять и девять десятых процента, что виною тому алмаз.
Я кивнул:
— Похоже…
— Кому, кроме меня и Маргариты, ведомо, что вы знаете, где камень?
Я грустно улыбнулся:
— Из живых — никому.
Паук с сомнением покачал головой:
— Тогда остается предположить, что о "Чёрном Скорпионе" пронюхал кто-то еще.
Я поднял левую бровь.
— А вы сами часом нигде не сболтнули?
Он возмутился:
— С ума сошли?!
— Ладно, не обижайтесь. А… Рита?
Старик долго смотрел на меня, потом проворчал:
— Не знаю. Вроде бы не должна, но… Нет, не знаю.
Я махнул рукой:
— Дохлый базар. Пошли.
Мы выползли на крыльцо, и я стал прощаться с Джоном, одновременно показывая на "папу" и убеждая своего питомца слушаться "папу" во всем. После этой трогательной и душераздирающей сцены спросил одного из охранников, кивая на кусты:
— Ну?
Тот пожал квадратными плечами:
— Ничего.
Я повернулся к Пауку:
— Похоже, их и впрямь было двое и второй в данный момент…
— … докладывает, что первый попух, — договорил за меня Владимир Евгеньевич. — Ладно, нечего тянуть. — Показал на знакомый белый "Мерседес" за забором. — Поезжайте.
— А вы тут… уберите.
— Уберем. Счастливого пути…
И вот я невесело сидел сейчас на заднем сиденье занюханной "шестёрки", в которую переместился после того как распрощался со стариковым "мерсом" и его водителем, и размышлял о том, что снова по чьей-то милости влипаю в весьма и весьма скверную переделку.
А в таких ситуациях, когда от тебя мало что зависит, сами знаете, дёргаешься особенно сильно — до тех пор, пока не ухватишься за какой-нибудь, извиняюсь, конец и не начнешь творить хоть что-то, но зато по своей воле.
Сейчас главное — встретиться с Маргаритой и не отпускать ее от себя, исключительно из соображений ее личной безопасности. А впрочем… А впрочем, вдруг она, сколь ни печально о том думать, совершенно сознательно играет в этой, малопонятной пока чьей-то схеме роль приманки? А вдруг она кому-то элементарно меня заложила?
Увы, сопоставляя события прошлые и настоящие, я понимал, что имею вполне реальную перспективу отправиться на тот свет. Не хотелось бы, не хотелось… К тому же я ведь теперь не один! У меня Джон. У меня, в конце концов, вроде бы Наталья, если, конечно, она еще "у меня". Тьфу!..
Машина остановилась возле небольшого лабиринта из зеленых деревьев и нескольких трехподъездных двухэтажных домов. Водитель ткнул пальцем:
— Это там, во дворе.
Я расплатился с ним и минут пять покурил на улице в ожидании, не произойдет ли чего-либо необычного.
Ничего необычного не произошло.
Обычного тоже.
Я бросил окурок и углубился в "лабиринт"; нужный дом отыскался почти сразу же. А квартира номер шесть на втором этаже оказалась единственной на лестничной площадке, вооруженной дополнительной металлической дверью. Ну, понятно, не будут же Маргарита Владимировна водить дружбу с нищей.
Я нажал на кнопку звонка (за дверью приглушенно запиликал электронный "Турецкий марш") и вдруг почувствовал, как меня начало попеременно бросать то в жар, то в холод. Н-да-а, что там ни говори, сколь ни выделывайся, а прибит в свое время этой мадам я был капитально…
За консервной облицовкой послышались шаги, и я шаловливо прикрыл пальцем дверной глазок. Сейчас, вот сейчас…
Незнакомый женский голос:
— Эй, что за глупые шутки!
Сконфуженно убрал палец.
— Извините, бога ради… А могу я увидеть Риту?
Секунд пять тишины. Потом:
— А вы кто?
— Очень хороший ее знакомый. Понимаете, дело в том, что я только сегодня приехал издалека…
Снова тишина. На сей раз, должно быть, раздумья. Люди, а особливо женщины, будьте бдительны и т. д., и т. п. Ну что ж, всё правильно. Не в бирюльки играемся — в России живем.
И наконец:
— Подождите, сейчас. — Защелкали замки, и дверь отворилась. Передо мной стояла… Нет, ну ведьма, вылитая ведьма — только, конечно, не в вульгарном варианте, не грязная бабка с клыком, а высокая, статная, и габариты… Любимы большинством мужского народа нынче какие? Девяносто — шестьдесят — девяносто? Ну а там было эдак… сто десять — семьдесят — сто двадцать. Поняли?
А волосы черные, с отливом, густые, гладко расчесанные и чуть ли не до попы. Жуть! И глаза тоже черные — зрачков не видать, огромные, нос тонкий, губы алые, а кожа белая-белая. Верите, я в какой-то момент до того офонарел, что едва не забыл, зачем и к кому пришел.
Но она быстро напомнила, к кому.
— Вам Риту? — спросила она, и по мне чуть мурашки не побежали. Голос низкий, грудной, какой-то шелестящий, точно трава на ветру — в общем, такой же таинственно-сногсшибательный, как и всё остальное.
— Ч-что? — идиотски переспросил я, но тут же спохватился: — Ах да, Риту! Маргариту, тэк скэ-э-эть, Владимировну.
"Ведьма" улыбнулась:
— А ее нет. Вышла еще утром за сигаретами — и не вернулась. Ой, что с вами?!
— Ничего! — Я клацнул зубами совсем как Джон, однако тотчас крепко стиснул их. Дурманящее колдовство незнакомки вмиг улетучилось, а в мозгу забился сигнал тревоги. Твари, неужели они…
— Знаете! — "Ведьма" решительно взяла меня за руку и сильным рывком вдёрнула через порог в квартиру. — А ну входите, сколько можно на лестнице стоять!
Она захлопнула дверь и пошла в глубь квартиры, а я поплелся следом и, досадуя на собственное легкомыслие после столь неприятного известия, не мог тем не менее оторвать глаз от ее задрапированного одной лишь просторной мужской рубашкой роскошного тела. А впрочем, нет, не исключаю, что кроме рубашки там имелось и что-то еще. Ага. Не исключаю.
Искусительница провела меня в зал, обстановка которого была просто шикарной, хотя и несколько вульгарноватой. Но это была как раз е ё обстановка. Именно в такой она и смотрелась на все свои триста процентов.
И снова низкий и грудной:
— Садитесь.
Я приземлился в такое огромное кресло, что едва не утонул в нем. Она же едва не утонула в кресле напротив и с ходу закинула ногу за ногу.
Я сглотнул комок в горле.
— Разрешите представиться. — Представился.
Она кивнула:
— Очень приятно. А меня зовут Лариса.
Приложил руку к сердцу:
— Приятно. Оч-чень! (Гм, была, была у меня когда-то и Лариса…)
Она улыбнулась, и умопомрачительные ямочки заиграли на матовых щеках.
— Так вы, значит, друг Риты?
Я неопределенно вывернул шею:
— Ну-у…
— Близкий?
Еще неопределеннее:
— Ну-у-у…
Лариса рассмеялась:
— Ладно-ладно, не притворяйтесь. Рита про вас рассказывала.
— Да? — нейтральным тоном поинтересовался я.
— Да.
— Много?
— Достаточно, чтобы составить определенное мнение.
— Ну и составили?
Она забросила левое крыло смоляных волос с груди за спину.
— Конечно.
— И вывод?
Лариса медленно покачала головой:
— Останется при мне. Я в чужих владениях не охочусь.
— Никогда? — нагловато прищурился я.
— Почти никогда. — И забросила крыло правое.
Знаете, теперь, по прошествии нескольких полугорячечных минут, первоначальная моя очумелость почти спала, и я уже более смело, а главное, критично (если только это слово подходит — упаси меня бог и в самом деле критиковать такую женщину) начал смотреть на нее.
