Офицер слегка смутился.
— Басман-Басанов… Дмитрий… по отцу Андреевич, — тише вымолвил он. — Принадлежу к той же фамилии, как и вы…
— Басанов!.. Басанов!.. Не Басман-Басанов…
— Басман-Басанов…
— Не Басман! — вдруг, наступая на офицера, вскрикнул Аникита Ильич таким голосом, что в приемной комнате, в коридоре и в канцелярии все встрепенулось и двинулось, не зная, что лучше — бежать к барину или бежать от барина, от похмелья в чужом пиру!
— Виноват-с, но вы ошибаетесь… — смелее произнес молодой человек, добродушно улыбаясь. — Я Басман-Басанов, отец моего родителя, а мой, стало быть, дед, Иван Дмитриевич, приходился двоюродным вашему покойному родителю Илье Михайловичу. Стало не только я Басман… но прихожусь вам, как внучатный…
Но офицер не договорил. Старик двинулся, обхватил его, но не обнял, а повис на нем… Ноги его подкосились.
— Помоги… Посади… — прошептал он сдавленным голосом.
Молодой человек, изумляясь, довел старика под руку к креслу.
Аникита Ильич опустился на него, как пришибленный…
Если б старик от природы своей умел плакать, то теперь разрыдался бы на весь дом.
Он поглядел на офицера, протянул к нему руки, хотел сказать: «поцелуемся», и вдруг, нечаянно для самого себя, прошептал:
— Высокса…
III
Бывали роковые минуты в жизни Аникиты Ильича, но такой, казалось, еще никогда не было. Голос его, крикнувший «не Басман» и всполошивший всех, всем доказал, что с барином произошло что-то изрядное, имеющее огромное значение…
Весь дом, просители, канцеляристы, дежурная дюжина нахлебники, даже немец-доктор Вениус, случившийся в квартире князя Никаева — все узнали и повторяли крик барина: «Басанов! Не Басман!» Но разумеется, никто не знал, чем все кончилось. Все в кабинете барина стало вдруг тихо на целые полчаса, и весь дом продолжал ждать, чем все разрешится… Одно обстоятельство было удивительно: Пастухов, доложивший об офицере, исчез, якобы пропал без вести… Нельзя же было предположить, что канцелярист присутствует при беседе барина с гостем-родственником. Никто, конечно, не подозревал, что Пастухов, бледный и трепетный сидел в комнате около козел с бревном и пилой и бредил наяву о солдатстве, Сибири…
Между тем Аникита Ильич, быстро оправившись и вполне овладев собой, снова облобызался с нежданным дорогим гостем, заставил его себе рассказать подробнейшим образом все, что только тот знал о своем деде, чтобы убедится, что нет ошибки… Но ничего подобного быть не могло… Молодой Дмитрий передал со слов своего покойного отца, что его дядя имел двоюродного брата, бедного помещика где-то в трущобе, которого звали Ильей, по отцу Михайловым… но что его сыновья, их дальняя родня, ныне богачи, владельцы огромных железных заводов. Отец только из гордости ни разу за всю жизнь не захотел явиться в Высоксу.
Наконец, после беседы с Аникитою Ильичом, совершенно сраженный, молодой человек, немало удивленный его видом, предъявил ему свой полковой отпуск, где значился так, как заявлял. Понемногу старик совсем пришел в себя и сиял. Прежде всего, спохватившись, он приказал, чтобы немедленно вещи родственника перенесены были в дом, а две гостиные внизу отделены и в них устроено помещение для неоценимого гостя-родственника. Затем он послал за барышней.
Сусанна, конечно, давно уже знала невероятную весть от Угрюмовой и не поверила, отнеслась так же, как и старик, говоря:
— Басанов — просто… не Басман же…
Но вскоре явился человек от барина со словами «пожаловать наверх спознакомиться с братцем».
— Барин приказал ту ж минуту, — прибавил он.
Сусанна догадалась и взволновалась. Она быстро оправилась перед зеркалом и двинулась к дяде… Разумеется, она была встревожена немного меньше старика… Она сразу поняла, что судьба Высоксы вдруг выяснилась и определилась, вполне зависела от новоявленного, как снег на голову, близкого родственника. А стало быть, и вся ее будущая жизнь зависела теперь от этого неведомого молодого человека…
Когда Сусанна вошла, увидела офицера и познакомилась с ним поклоном, то Аникита Ильич воскликнул радостно:
— Что вы… что вы… этак-то? Родные, да этак! Поцелуйтесь… Санна обними его, поцелуй… И вы… и ты… ты, Дмитрий… целуйтесь…
Санна вспыхнула, молодой человек смутился настолько, насколько в его годы и будучи офицером смущаться, казалось было бы даже не мыслимо… Краснея, они обнялись и расцеловались.
— Смотри, пожалуй, — сказал старик. — Красная девушка заалелась. Вон ты какого нрава-то. Ну, что же?.. Тем лучше… не озорник, а степенный.
В несколько мгновений, после нескольких слов, которыми обменялись Дмитрий и красавица, она уже знала, что за человек пред ней.
В определении нрава, характера мужчины у Сусанны был верный глаз, поразительная сметка или просто опыт… Через четверть часа она чувствовала себя внезапно обрадованной, даже счастливой. Ее судьба была решена!.. И она знала, как решена! Она знала и видела этого молодого человека так, как если бы знавала давно или уже прожила с ним год. Когда Аникита Ильич отпустил племянницу или вернее приказал уходить и оставить его наедине с «племянником», Санна вернулась к себе, радостно сияющая и бросилась к Угрюмовой.
— Анна Фавстовна! — воскликнула она. — Вот уж не слыхано, не видано… И слов у меня нету. После… Соберусь с мыслями… Вот уж этакого не ждала я… этакого! Да что же это?
Чудо, что ли, какое… Или опять наваждение дьявольское? И вон сейчас все рассыпется…
Но на вопросы Угрюмовой Сусанна ничего не ответила, задумалась и долго сидела не двигаясь с радостным, почти восторженным выражением на лице.
Анна Фавстовна глядела на нее, разиня рот, и думала:
«Неужто оттого, что красавец… новый ей отыскался?..»
Но наперсница ошибалась… Не от лица и статности гостя — родственника взволновалась красавица а оттого, «что» и «кого» провидела и угадала она в этом молодом человеке.
Между тем Аникита Ильич настолько потерял от радостного события рассудок, что и гостя-племянника ввел в недоразумение.
Дмитрий Басанов объяснил ему, что его дочь красавица, но он полагал ее много моложе.
— Дочь? — удивился старик.
Оказалось, что молодой человек принял Сусанну за Дарьюшку, слышав приказание позвать барышню.
— Гей! — крикнул Аникита Ильич и приказал появившемуся лакею звать немедленно наверх «маленькую» барышню…
Когда, действительно, маленькая, всегда робкая, а теперь совершенно перепуганная Дарьюшка явилась в кабинет, то последовало почти то же…
— Поцелуйтесь! — приказал Аникита Ильич… — Дарьюшка, он нам родня. Он мне племянник. Поняла? Нет?
Молодой человек, нагибаясь, расцеловался с родственницей, но нисколько при этом не смутился… Эта маленькая девочка, с глупо испуганным лицом, если и смутила его, то совершенно на иной лад. Она поразила его прежде всего своим удивительно невзрачным видом, малым ростом, глупым лицом.
«Ну, уж невеста?!» — подумал он.
Затем весь день Аникиты Ильича спутался. Он не расставался с племянником. Прием просителей был отменен, доклад коллежского правителя и заведующего канцелярией ограничился двумя-тремя важнейшими делами, пока отпущенный Дмитрий Басанов переодевался… Гулять по саду старик тоже не пошел…
К обеду старый барин явился под руку с молодым и представил ему всех присутствующих — и свойственников, и нахлебников. День и приезд офицеру напомнил всем другой день и другой приезд… Все было буквальным повторением того, что видели давние высокские обыватели лет десять тому назад. Тогда явилась красавица и всех сразу очаровала и все почуяли, что она сделается важной личностью в доме. Теперь явился красавец, и все также ясно поняли, что ему суждено стать важной личностью в ближайшем будущем и еще важнейшей в далеком будущем…
Как был радостно настроен тогда барин, так же был весел и счастлив он и теперь, пожалуй, даже еще счастливее… Причины были разные… Тогда он радовался за себя лично, а теперь за свое детище… Все думали, что детище — Дарьюшка, и ошибались. Если бы маленькая барышня вдруг умерла, то барин был бы огорчен наполовину… Она, Высокса, все-таки стала бы по закону Басман-Басановскою.