— Бедные, глупые кутята! — неожиданно проговорил Чарли Люк. — Никому в целом свете нет до них дела, вот они и потянулись друг к дружке. — Он помолчал и затем прибавил: — Во всяком случае, его огрели не родственнички Лагга.
— Очевидно, не они. — Кампьен был явно озадачен. — Пока одно ясно — мне надо поговорить с Джесом.
— Пожалуйста. Я отсюда прямо к сэру Доберману. От него пришла записка буквально за две минуты до звонка из больницы. Не знаю, что он там еще обнаружил.
Вместе дошли до ворот. Люк на секунду остановился, растерянный и несчастный.
— Вы-то хоть понимаете, сэр, куда нас завело расследование? — обратился он к Кампьену. — Людей не хватает. Скотланд-Ярд отобрал половину моих парней. Конечно, дело очень трудное. Палиноды ни на кого не похожи. Но скажите, вы видите хоть какой-то проблеск? Что до меня, я брожу в потемках.
Кампьен, несмотря на свой рост, выглядел мельче кряжистого инспектора; сняв очки, он мягко взглянул на него.
— Проблеск есть, Чарльз, — сказал он. — Замаячил. Надо отчетливо видеть в этом клубке отдельные нити. Вопрос в том, связаны ли у них концы. Я чувствую, что связаны, но пока у меня нет никаких доказательств. Ну а что вы все-таки думаете, Люк?
— Иногда меня берет сомнение, могу ли я вообще думать, — печально ответил участковый инспектор.
16. Гостиная гробовщика
Застекленная дверь похоронного бюро была заперта, но внутри еще горел свет; Кампьен нажал кнопку звонка и стал ждать. Если отнестись беспристрастно, витрина была не так уж и плоха — черная мраморная урна, немыслимая ни в одной другой витрине, и два восковых венка под стеклом.
Была еще миниатюрная подставка с карточкой в черном паспарту, на которой было выведено мелкими в завитушках буквами: «Надежные похороны. Со вкусом. Эффективно. Экономно. Почтенно».
Кампьен подумал, что, пожалуй, невозможно вообразить себе «ненадежные похороны». И сейчас же увидел мистера Пузо-старшего, поднимающегося снизу по лестнице. Он что-то дожевывал и на ходу надевал сюртук, не теряя при этом ни достоинства, ни быстроты шага. Скоро его лицо прижалось к стеклу.
— Мистер Кампьен! — воскликнул он, излучая восторг. — Вот это подарок! — И тут же улыбка сменилась легкой озабоченностью. — Простите некоторую фамильярность, надеюсь, сэр, вас привела сюда не профессиональная надобность?
— Это смотря кого из нас двоих вы имеете в виду. — Кампьен был сама любезность. — Нельзя ли на несколько минут спуститься к вам на кухню?
Широкое лицо Джеса на миг стало как маска. Кампьен вряд ли даже успел осознать этот факт, а лицо Джеса уже опять сияло почтительностью и готовностью услужить.
— Это для меня такая честь, мистер Кампьен. Сюда, пожалуйста. Позвольте мне пойти первым. — Он поклонился, обошел гостя, его зычный голос прозвучал, как гонг, по всему дому.
Спустившись вниз вслед за хозяином, Кампьен очутился в узком коридоре, теплом и душном, что особенно ощущалось после простора и прохлады верхнего зала. Мистер Пузо шел слегка подпрыгивая, мелкими шажками и без умолку разглагольствовал.
— Мы живем скромно, но уютно, — говорил он. — Мы с сыном видим такую роскошь, и она у нас вызывает не самые лучшие ассоциации. Так что в частной жизни мы предпочитаем простоту. Но что это я. Вы ведь уже были у нас, оказали нам такую честь. В тот день, когда бедняга Мейджере так славно ублажил себя.
Он замолчал, положив ладонь на задвижку узкой двери, и широко улыбался, так что огромные, как лопаты, передние зубы совсем заслонили короткую нижнюю губу.
— Если позволите, я пойду первый, — сказал он и, открыв дверь, вошел. Лицо его прямо-таки озарилось счастьем.
— Мы здесь совсем одни, — продолжал он, пятясь и приглашая Кампьена за собой в тускло освещенную, тесно заставленную кухню. — Я думал, мальчик здесь, но он опять работает. Золотые руки. Садитесь сюда, — гробовщик придвинул к обеденному столу стул. — Так вы будете справа от меня, и мне будет лучше слышно. Если не возражаете, конечно.
Кампьен сел, а Джес обошел стол и сел во главе его на свое место. Его белые кудряшки мягко светились в уютном полумраке, а в развороте широких плеч ощущалось какое-то особое достоинство. В недрах своего дома его самоуверенность, при всем показном уничижении, стала еще заметнее. Он восседал на хозяйском месте — анахронизм, неправдоподобный и гротескный, как карета, запряженная четверкой лошадей.
— Мейджерса тоже нет, — проговорил он. Его маленькие голубые глазки глядели с острым любопытством. — После трагедии, которая случилась напротив, он заскочил на секунду перекинуться парой слов. И с тех пор мы его не видели. Я думаю, вы знаете об этом, сэр?
Кампьен кивнул, но воздержался от каких-либо замечаний. Джес отвесил гостю поклон — никаким иным словом не назовешь это элегантное движение головы. И тут же повел наступление с другого фланга.
— Ужасная история! Бедный, бедный Уайлд. Он не был нашим другом. Но это было очень близкое шапочное знакомство, если можно так выразиться. Мы много лет бок о бок занимались на этой улице каждый своим бизнесом. Я сам не присутствовал на предварительном разбирательстве, но из уважения к собрату послал туда Роули — сына. «Самоубийство на почве помрачения рассудка» — самое милосердное постановление в таких случаях.
Он крест-накрест сложил руки на клетчатой скатерти и опустил долу свои глаза-буравчики.
— Мы его будем хоронить завтра утром, — продолжал он взятую линию. — Думаю, что мы не получим за это ни пенса. Но похороны будут такие же, как если бы нашим клиентом были вы, сэр. С одной стороны — доброта, мистер Кампьен, с другой — соображения дела. Каким бы печальным это ни показалось, но — думаю, вы даже вряд ли это подозреваете, — что для всех прочих трагедия, для нас — лучшая реклама. Сотни людей приходят посмотреть на процессию, и она запечатлевается у них в памяти. И мы изо всех сил стараемся не ударить в грязь лицом.
Эта новая деловая нотка в речи хозяина несколько удивила Кампьена. Он ожидал, что Джес предпочтет для разговора тон приятельского чаепития. Рискуя совсем этот тон разрушить, Кампьен запалил свою первую шутиху.
— А скажите, Джес, — начал он, — что у вас было перекинуто через руку, когда вы шли на свидание с вашим близким знакомым позавчера в два часа ночи?
Старик не выказал никакого удивления, а только одарил гостя недоброжелательным, укоризненным взглядом.
— Этот вопрос я ожидал бы услышать от полицейского, мистер Кампьен, — сказал он насупясь. — Вы уж меня простите, он бы задал его куда более деликатно. Пусть каждый профессионал занимается своей собственной черной работой — вот о чем я сейчас подумал.
— Очень верно замечено, — отозвался Кампьен. — Давайте тогда без околичностей перейдем к позавчерашней ночи, именно к двум часам пополуночи.
Джес рассмеялся — его веселый, грубоватый и вместе порицающий смех сбивал с толку — и неожиданно произнес:
— Как говорится, ничто человеческое нам не чуждо.
Гробовщик собрал воедино все свои прегрешения и утопил их в море безбрежном грехов человеческих.
— Полагаю, нас заметил мистер Коркердейл, поставленный охранять дом Палинодов? — бросил он пробный шар.
Сухощавый человек в роговых очках пропустил вопрос мимо ушей, и укоряющая улыбка Джеса стала еще шире.
— Я бы не сказал, что было так поздно, — продолжал он. — Хотя кто его знает. У нас был Мейджере, если вы помните, первый раз за тридцать лет. Мы долго вспоминали дорогую покойницу. И Мейджере вдруг забылся тяжелым сном, можно сказать, впал в ступор, бедняга. — Гробовщик замолчал, его маленькие глазки обшарили лицо Кампьена — не потеплело ли оно. Ничего не обнаружив, он двинулся дальше. — Вы помните, мистер Кампьен, я вам сказал в ту ночь, что у меня получилась осечка с гробом?
— По-моему, вы хотели навязать его мне?
— Навязать? Вам? Это я пошутил. Мы взяли гроб из подвала, чтобы не случился конфуз с покойником на Лансбери-террас. Роули напомнил мне, что у нас есть готовый гроб, запертый на замок через дорогу. «Но перед тем как его взять, — сказал я сыну, — заглянем к мистеру Уайлду, у нас еще есть время, отнесем то, что я ему обещал».