— Все верно! — ответила трубка. — Откуда говоришь? Я думал, ты давно того, окочурился. Как дела?

— Бога гневить не буду. — Кампьен старался не сбиться с тона. — А ты что делаешь? Слышал, ударился в торговлю?

— С одной стороны, да, а с другой — как бы и нет. — Голос звучал приветливо. — А матушка моя того, померла. Знаешь?

— Первый раз слышу. — Кампьен старался выразить голосом сожаление, а в памяти живо возникла фигура неряхи великанши в лохмотьях.

— Может, еще разнюнишься. — Мистер Кнапп был явно не расположен к сантиментам. — Она получала пенсию. А пришло время помирать, погасла, как свечка, конечно с бутылкой в руке. Ищешь работенку? Предположим, тебе позарез нужны сто тысяч электрических ламп. Лишних вопросов советую не задавать.

— Пока не нуждаюсь. Но все равно спасибо. У меня сейчас есть одно дельце на примете. Послушай, Тос, ты что-нибудь знаешь про Эйпрон-стрит?

Трубка надолго замолчала; в ожидании ответа Кампьен представил себе шакалье лицо и хищный нос телефонного собеседника, а под носом, возможно, торчат теперь усы, и Кампьена от отвращения передернуло.

— Так что, не знаешь? — почти прошептал он.

— Нет. — Но голос прозвучал неубедительно. Кнапп сам это понял и поспешил прибавить: — Я тебе вот что скажу, Берт, старина, скажу как приятель приятелю, держись от нее подальше, ясно?

— Не совсем.

— Дело скверное.

— С чем? С улицей?

— Про улицу не знаю. Одно скажу — прогулочка не из приятных. Так, во всяком случае, говорят.

Кампьен нахмурился.

— Ты что-то темнишь.

— Я сам ничего толком не знаю. — В тонком голосе Тоса послышалось раздражение. — Я вообще давно не в курсе. Живу домом. Но иногда кой-какой слушок долетит. Оттого и знаю, что с Эйпрон-стрит лучше не связываться. Все-таки предупредили по старой памяти.

— Повидаться хочешь?

— А что, давай. — В голосе опять послышался энтузиазм.

— И выпить бы недурно?

— С нашим удовольствием, если не мне платить, — разохотился мистер Кнапп. — По рукам, что ли? Давай адресок!

— Я видел ее, — категорически заявил мистер Лагг. — Я видел ее собственными глазами и сразу вспомнил.

— Очень трогательно, — посочувствовал Кампьен.

Он только что вошел в верхний зальчик, висящий над круглым залом ресторана «Плейтслейерс армз», где нашел одного Лагга, своего старого приятеля и верного слугу; инспектор Люк еще не подошел. Лагг чувствовал себя лучше, злость на весь мир почти прошла. Его многочисленные подбородки задрались вверх, что свидетельствовало о каком-то переживании, а лицо выражало крайнюю степень озабоченности.

— Согласитесь, это очень странно, — продолжил Лагг. — Тем более я ее встретил в провизорской лавке, где за окошечком чудак, чуднее не встретишь.

— О чем это ты? — Кампьен присел на краешек стола.

— Прекрасно! Еще один начальник выискался. Не слушает, а потом переспрашивает. — Лагг не мог сдержать презрительной улыбки. — А они многое там потеряли на этом острове, вот был бы губернатор! Ему говоришь, а у него в одно ухо влетает, в другое вылетает. Я видел Беллу Макгрейв, вот кого. А вы никак не можете понять.

— Беллу Макгрейв? — тупо повторил Кампьен, но где-то в глубине памяти зашевелился далекий образ, и он поднял брови. — Ах, да… Полицейский суд, маленький грязный зал… Прекрасно помню. Опрятная, миниатюрная женщина с лицом девочки.

— Теперь двух девочек, — лаконично уточнил Лагг. — Но это она, никакого сомнения. Черная вуаль. Под ней — что-то пухловоздушное, ласковые глаза, полные лицемерия. Помните, чем она занималась?

Кампьен секунду внимательно смотрел на него.

— Помню. Специальностью ее была смерть, — наконец сказал он.

— Вот именно, в коммерческом смысле. — Черные глаза Лагга заблестели, так живо встало перед ним прошлое. — Она ходила тогда по домам с дешевыми Библиями. Прочитает в газете сообщение о похоронах и идет по указанному адресу. «Что, неужели умер?» — Лагг довольно точно передразнил фальшивое соболезнование. — «О-о, я очень сожалею. И для меня это большая утрата. Почивший заказал мне Библию. Вот они у меня тут, за ним небольшой должок, всего пятнадцать шиллингов». Родные покойного, конечно, скорее платить, только бы от нее избавиться. Получали Библию, красная цена которой девять пенсов. Помните, шеф? Но, кажется, была и еще статья?

— Да, была. За ней водились еще кой-какие грешки. Не она ли была безутешной вдовой в том мошенничестве со страховыми полисами? Какая узкая направленность. Не любила разбрасываться.

— Да, это она. Значит, вы ее вспомнили. Может, теперь уделите больше внимания моим словам. Так вот, она снова вынырнула, и не где-нибудь, а на Эйпрон-стрит. Я ее только что видел. Она посмотрела на меня — взгляд совсем не изменился, — но не узнала.

— Где это было?

— В аптеке. Я же сказал вам. — Лагг начал терять терпение. — Я зашел туда что-нибудь купить — голова разламывалась после вчерашнего угощения. Говорю со старым «парегориком»[107] тут она и входит. Он посмотрел на нее, она на него и шмыг на заднюю половину.

— В самом деле очень странно.

— А я что вам говорю. — Толстяк весь колыхался от возмущения. — О чем вы мечтаете, о Рождестве? Простите, шеф, это выше моего понимания. Но я тоже согласен. Очень странно!

— Чрезвычайно. Между прочим, я говорил сегодня с твоим старым приятелем. Тоса помнишь?

Белое круглое лицо еще больше раздулось от удивления.

— Бог мой, так передвинуть назад стрелки времени! Ну и как поживает старый мошенник? Его еще не повесили?

— Напротив, женился, стал вполне респектабельным. Помог нам кое в чем.

— Значит, надел семейный хомут? Это хорошо, — произнес он одобрительно. — Отличный мужик, если использовать по назначению.

Кампьен посмотрел на верного друга с легким неодобрением.

— Ты все-таки большой циник, Лагг, если говорить беспристрастно.

Лагг решил оскорбиться.

— Я слишком стар для таких шуточек. Я вообще предпочитаю держаться от секса подальше. Но при чем все-таки здесь аптекарь? Конечно, Белла может быть его тетушкой. Если подумать, вполне может. Он такой, что других родственников и представить нельзя. Но с другой стороны, она ведь промышляет смертью, а значит, Эйпрон-стрит сейчас по ее части.

— Кстати, к вопросу о родственниках, есть ведь еще Джес, — заметил Кампьен безжалостно. — Мистер Люк, видно, у него задержался, как по-твоему?

— Скорее всего. Он вышел ко мне, когда я заглянул к Джесу в мастерскую. А здорово придумано — гробовая мастерская! Он меня очень вежливо спросил, не смогу ли я пойти предупредить вас, что он задерживается. Вид у него был, как будто он что-то унюхал.

— А что сват?

— Никаких жалоб, — фыркнул Лагг. — Этот Люк, между прочим, далеко пойдет.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что вцепился мертвой хваткой. — Черные глазки сардонически улыбнулись. — Пятидневная неделя не для Люка. Как бы его в понедельник утром кондрашка не хватила. А вот, кажется, и он!

Быстрые легкие шаги застучали по деревянной лестнице, ведущей с улицы. Дверь резко отворилась, на пороге появилась могучая фигура инспектора, и комната сразу сократилась в размерах.

— Простите, сэр. Я никак не мог расстаться со старым плутом, — улыбнулся он Кампьену. — Они с сыном как два провинциальных комика. Будь мы не так заняты, я бы привел их сюда, чтобы и вы развлеклись. Но, думаю, на ближайшем заседании полицейского суда мы еще получим это удовольствие. «Сарай был сдан без моего ведома, — заявил Джес и позвал сына: — Мальчик!» — С этими словами Чарли Люк опять начал целую серию перевоплощений, уподобляясь то человеку, то предмету, особенно поразившему его воображение. Сейчас это было отделанное тесьмой черное пальто Джеса. Восхищенный Кампьен так и видел перед собой его чопорный силуэт.

— «Это я его сдал, — отозвался сынок, — знаю, что поступил плохо, ты уж прости меня, отец», — продолжал рассказывать Люк, и слушателям как живой явился младший, половинной дородности Пузо. — «Я сдал его по своему сердоболию. Ты, отец, всегда учил меня быть сердобольным». Парень чуть не ползал на коленях, умоляя отца простить. Представление продолжалось долго, и все в таком же духе.