В спальне явно беседовали. Слов нельзя было разобрать, но, судя по выговору, шел вежливый светский разговор. Кампьен отворил дверь и вошел в комнату.
На норвежском троне перед туалетным столиком спиной к зеркалу сидела мисс Эвадна. На ней был длинный бухарский халат, в котором он увидел ее первый раз, на плечи накинута кружевная шаль, изящную руку украшало кольцо с бриллиантом и старинный золотой перстень. А у ее ног мучился с электрическим чайником, неумело орудуя маникюрной пилочкой, седовласый дородный мужчина в черном смокинге и полосатых брюках.
Услыхав шаги, он поднял голову, и Кампьен узнал в нем финансового эксперта и консультанта казначейства сэра Уильяма Глоссопа, с которым он был едва знаком.
18. Ниточка с Треднидл-стрит[109]
Увидев вошедшего Кампьена, электрик-любитель готов был, возблагодарив Бога, подняться с колен. Но мисс Палинод жестом остановила его.
— Ради Бога, продолжайте. У вас это так ловко получается. — В ее любезном интеллигентном голосе слышался легкий повелительный обертон. — Мне кажется, эта маленькая отвертка подойдет. Нет, пожалуй, нет. Вы целыми днями отсутствуете. — Последние слова, несомненно, относились к мистеру Кампьену.
Это был мягчайший упрек.
— Я готовлюсь к моей завтрашней conversazione[110]. А тут как на грех в этой сложной системе что-то разладилось. Очень досадно, но руки у меня неспособны к такой работе.
Ее очаровательный смех означал, что это само по себе абсурдное замечание, хоть и не может не вызвать улыбки, рукам ее, как ни странно, льстит.
— И я пошла поискать вас. Я знаю, люди сцены очень изобретательны. Вас я не застала, но мне на помощь любезно пришел ваш коллега.
Сэр Уильям одарил Кампьена взглядом исподлобья. Его небольшой иронический рот был недовольно поджат. Консультант казначейства походил на актера, как мисс Эвадна на индийского раджу. Кампьен поспешил ему на выручку.
— Дайте я посмотрю, что там, — сказал он.
Помощь была предложена от всего сердца, и сэр Уильям, старший по возрасту, поднялся с колен, приняв более естественное для себя положение.
Мисс Эвадна ласково улыбнулась ему.
— «Мой милый сын, ты выглядишь смущенным и опечаленным. Развеселись. Окончен праздник»[111], — процитировала она и поглядела на него веселым, всепрощающим взглядом, который ему показался по меньшей мере неуместным.
— Боюсь, что приборы выше моего понимания, — буркнул он нелюбезно.
Сэр Уильям принадлежал к тому типу людей, которые не считают, что улыбка — это масло, сглаживающее шероховатости человеческого общения. Мисс Эвадна нашла его несколько застенчивым.
— Вы не шекспировский тип, я вижу, — сказала она мягко. — А сначала вы мне показались именно таковым. Почему бы это? — Ее взгляд упал на фальстафовское брюшко финансиста, она вспомнила почему, и глаза ее озорно блеснули. — Оставим это. Стало быть, завтра вы оба непременно будете. Не знаю, посетит ли на сей раз мой четверг одно влиятельное лицо в театральном мире. Но не сомневаюсь, скучать вы не будете.
Она поглядела на Кампьена, который все еще возился с чайником.
— Я обычно приглашаю друзей с нашей улицы, торговцев, клерков. Полагаю, нашей милой труппе «Феспид» полезно общение со своим зрителем.
Кампьен встал, неполадка была наконец устранена.
— Все в полном порядке, — бодро сказал он, встретив благодарную с долей сомнения улыбку мисс Эвадны.
— По-моему, тоже, — сказала она. — Починили? Великолепно! Прощаюсь с вами обоими. До завтра, приходите после шести, но не опаздывайте. Я теперь довольно скоро устаю от разговоров.
Она взяла чайник, кивнула Кампьену, открывшему ей дверь, и выплыла горделивой походкой, которая могла бы оказать честь королевской гостиной. На пороге она остановилась и взглянула на сэра Уильяма.
— Благодарю вас за старание и готовность помочь. Мы с вами вполовину не так умны, как этот добрый человек.
Кампьен понимал: мисс Эвадна знает, что не доставила им большого удовольствия, и это последнее обращение — своего рода масличная ветвь мира. Он затворил дверь, усмехнулся и вернулся в комнату.
Сэр Уильям, выглядевший в этой комнате как тюлень в кордебалете, мрачно посмотрел на него.
— Я сижу здесь и жду вас, вдруг входит эта женщина, — сказал он. — Она почему-то решила, что знает меня. Интересно, за кого она меня приняла? За полицейского?
Кампьен с некоторым замешательством встретил его взгляд, в котором так часто отражалось глубокое понимание сложнейших финансовых проблем.
— Нет, конечно. Она, боюсь, делает вид, что верит, будто мы оба играем на сцене.
— Актер?! — сэр Уильям как бы случайно глянул на себя в зеркало, висевшее от него сбоку и оправленное в форме сердца, и, если за весь визит на его лице и изобразилось подобие улыбки, это случилось именно сейчас. — Господи помилуй! — воскликнул он, и было заметно, что эта ошибка скорее польстила ему, чем огорчила. Но тут же лицо его озарилось какой-то новой мыслью, и он прибавил: — Не это ли ваша леди Макбет?
— Одна из, — пошутил Кампьен. — Ваше появление здесь для меня большая неожиданность. Могу быть чем-то полезен?
Гость какое-то время пристально смотрел на него.
— Да, — сказал он. — Именно за тем я к вам и пришел.
Он опустился в кресло, в котором сидела мисс Эвадна, вынул маленькую блестящую трубку, набил ее табаком и разжег.
— Я говорил со Станислаусом Оутсом, — наконец приступил он к делу. — Точнее, Оутс говорил со мной. В письме старшему инспектору Йео вы задали один вопрос. Вы знаете, о чем я говорю?
— Что-то не могу припомнить.
— Хорошо, — с явным облегчением проговорил сэр Уильям. — Ваше письмо было адресовано старшему инспектору. Он пошел с ним к Оутсу. Оутс был так добр, что безотлагательно упомянул о нем мне, благо мы сейчас вместе заняты одним делом… не относящимся к вашему. Таким образом, об этом осведомлены четыре надежных человека. Думаю, в этом ничего страшного нет. Скажите, Кампьен, что точно вам известно о «Брауни майн»?
Кампьен вздохнул. Светлые глаза, защищенные очками в роговой оправе, мгновенно утратили всякое выражение. Да, вот она, дикая, невероятная удача. По спине побежал знакомый холодок — он явственно увидел, как козырная карта стала медленно приоткрываться.
— Почти ничего, — сказал он. — Убитая владела каким-то количеством акций этой компании. Они считаются пустыми бумажками. Несколько месяцев назад прошел слух, что «покойник» как будто зашевелился. Вот и все, что мне известно.
— Только и всего? Ну, значит, дело обстоит не так плохо, как я боялся. Прошу вас об одном, постарайтесь совсем не касаться этой компании.
— Если смогу, — отозвался Кампьен.
Сэр Уильям покачал головой.
— Этого недостаточно, мой мальчик. Ее как бы не должно вообще существовать. Вы понимаете? Никаких упоминаний ни в прессе, ни где-нибудь еще. Я, по-моему, выражаюсь предельно ясно?
— Убийца вздохнет с облегчением, — отпарировал Кампьен.
— Прошу прощения? Ах да, понимаю. Господи, не хотите ли вы сказать, что эта несчастная женщина была убита именно потому, что владела…
— Я хочу только установить истину. — Кампьен в своих больших роговых очках выглядел сейчас мудрым, правда, отощавшим филином. — Я встречал в своей практике подлинно виртуозные убийства, совершенные всего из-за трех с половиной фунтов стерлингов. А моя… мой клиент имел, сколько мне помнится, более восьми тысяч привилегированных акций этого очаровательного концерна. Согласитесь, и для меня и для полиции очень важно установить, есть ли какой-то шанс, что эти «пустые бумажки» вдруг обернутся деньгами. Наш долг установить это. Поверьте, у этой женщины не было абсолютно ничего, что имело хотя бы проблематичную ценность. Кроме этих акций.
