Инспектор Люк вынул из кармана потрепанный пакет и что-то на нем черкнул.

— Еще один маленький вопросик для архивного управления, если, конечно, штаб-квартира захочет вообще иметь со мной дело. Паршивую овцу из стада вон. Я сам бы первый себя уволил, если было бы кем меня заменить.

— Питьевая сода есть?

Голос раздался от входной двери, и оба детектива чуть не подпрыгнули от неожиданности. На пороге стоял, покачиваясь и оттопырив нижнюю губу-пузырь, мистер Конгрив, его слезящиеся старческие глаза смотрели настороженно и проницательно. Кампьен, войдя в аптеку, дверь притворил, но запирать на старинный засов не стал. Конгрив так тихо открыл ее, что его прихода никто не услышал.

— Где аптекарь? — Резкий и вместе приглушенный голос тревожно прозвучал в осиротевшей аптеке. Его обладатель требовательно шагнул вперед.

Чарли Люк быстро протянул руку и взял с прилавка круглый пузырек с белыми таблетками. На ярлыке были заметны с расстояния только два слова: «Тройное действие». Люк взглянул на него и протянул вошедшему.

— Возьмите, папаша, — сказал он. — Это крушина. Полезная для вас вещь. Заплатите в следующий раз.

Мистер Конгрив и не подумал принять подношение. Он больше не пытался пройти вперед, но изо всех сил вытягивал шею, а глаза его так и стреляли по сторонам.

— Позовите аптекаря, — настаивал он, глядя на Люка подозрительно, даже злобно. — Он знает, что мне нужно.

Его внимание вдруг привлек непонятный запах, он потянул носом и обескураженно спросил:

— Куда делся аптекарь?

— Отлучился вниз, — ответил инспектор безо всякой задней мысли. Подошел к Конгриву, вложил пузырек в руки старика и, повернув его к двери, прибавил: — Приходите позже. Осторожнее — здесь ступеньки.

Едва мистер Конгрив ступил на тротуар, как к дому подъехала полицейская машина, из нее выскочили несколько солидного вида мужчин и поспешно проследовали в аптеку. Последнее, что увидел Люк, был блестящий, возбужденный взгляд Конгрива и вздрагивающий пузырь оттопыренной нижней губы — старик, видно, что-то бормотал про себя.

Кампьен дотронулся до рукава Люка, и оба поспешили пройти на заднюю половину сквозь туннель, образованный горами коробок и заканчивающийся в полной тьме наполовину застекленной дверью, — надо было поскорее освободить поле деятельности для вновь прибывших. Ударом ноги Лагг распахнул дверь и провозгласил:

— Вот как он жил. Что это была за жизнь, а? С утра до ночи со своими склянками, — с этими словами он обвел комнату пухлой рукой, приглашая Кампьена самого убедиться в беспросветности жизни бедняги аптекаря. Комната напоминала лабораторию алхимика, созданную театральным бутафором; единственным признаком человеческого жилья была узкая кровать в углу. Все остальное пространство было заставлено бутылями, бутылками, пузырьками, кастрюлями, чайниками, в беспорядке громоздившимися на простых викторианских столах и стульях.

— Ничего нет удивительного, что его приятельницы долго здесь не задерживались, — осуждающе произнес мистер Лагг. — Даже для Беллы это оказалось уж слишком. Сюда не пойдем. Это кухня, в ней тот же бедлам. В доме только одна интересная комната, на втором этаже. У нас есть, наверное, несколько минут? А то ведь эти слоны сейчас поднимутся и затопчут все следы.

— Очень верное замечание, — согласился Кампьен, пересек комнатушку и увидел в открытую дверь темную лестницу.

— Я обошел весь дом — есть каморки, куда годами ни одна душа не заглядывала. — Лагг поднимался по лестнице отдуваясь, но чувствовал себя на седьмом небе. — На самом верху нежилая, совсем пустая комната, а на этом этаже, — сказал он, останавливаясь на второй площадке, — во-первых, что-то вроде спальни, настоящий рассадник моли. А во-вторых, еще одна комната. Я буду не я, если она вам не приглянется.

Лагг пошел первым через площадку и распахнул настежь левую дверь. Внутри было абсолютно темно, но он нащупал выключатель, и неожиданно яркий свет от единственной лампы, свисавшей с потолка, затопил комнату. Это было длинное узкое помещение с одним окном, наглухо забранным досками, и почти пустое. Кампьен огляделся: пол голый, вдоль дальней стены длинный стол, сбоку старое плетеное кресло, на котором несколько диванных подушек, и больше ничего, кроме двух простых стульев. Они стояли посреди комнаты на некотором расстоянии друг против друга.

Кампьен еще раз огляделся.

— Да, это кое о чем говорит.

— О чем же? Может, думаете, это веселый отельчик? — спросил Лагг, не скрывая сарказма. — Две подружки, сидя на стульях, играют в веревочку на пальцах, а парень развалился на подушках в плетеном кресле и любуется ими.

— Нет, я так не думаю. Ты нигде не заметил в доме упаковочного материала — вроде минеральной ваты?

— Внизу за кухней кладовка, там полно стружек. Но здесь ни завитушки.

Кампьен промолчал. Прошелся по комнате, внимательно вглядываясь в пол, который был сравнительно чистый. Взглянул на Лагга — лицо у того сияло.

— Я вам скажу одну вещь, шеф, — таинственно проговорил он. — Могу спорить, здесь был Джелф.

— Откуда ты это заключил? — Кампьен посмотрел на него с любопытством.

Пухлые белесые щеки толстяка слегка порозовели.

— Прямых доказательств нет. Во всяком случае, таких, как отпечатки пальцев. Но вы гляньте на эти подушки, вон на кресле. Аптекарь-то был тощий. А на них сидел явно кто-то поувесистей.

— Это идея, — улыбнулся Кампьен. — Я бы тебе посоветовал написать монографию на эту тему. Совсем новая область криминалистики. Нуждается в большом количестве фактов. Представишь ее Йео, что он скажет, к его мнению стоит прислушаться. А еще что заметил?

— Он был здесь, — настаивал Лагг. — Он курит такие маленькие сигаретки. Когда я первый раз сюда вошел, я уловил их запах. Теперь он выветрился. Вы не верите, что он был здесь?

Кампьен помедлил с ответом, странно возвышаясь между двумя стульями.

— Да, был, — сказал он наконец. — И не один раз. Вопрос только в том, что он туда упаковывал.

— Куда туда?

— В ящик, — ответил Кампьен и рукой описал его форму. Ящик получился длинный и узкий, и оба его конца опирались на сиденья стульев.

Палата была совсем крошечная. Майк Даннинг был еще очень слаб. То и дело накатывала тошнота, сопровождаемая бредом, но который он уже начал воспринимать как бред, поэтому часто замолкал и виновато улыбался, как пьяный.

В дверях стоял сержант Дайс, на белой железной кровати по обеим сторонам сидели Люк и Кампьен, но видел он только их очертания. Зато молодая сестра, которая днем походила на красотку с рекламы, зовущей отдыхать в Девоншире, высилась в ногах отчетливо и вполне узнаваемо. Ее шапочка белела так располагающе, что Майк иногда забывался и рассказывал свою историю, обращаясь к ней.

— … Клайти, — повторял он, — я должен думать о Клайти. Она ничего не понимает в жизни. Ее так воспитали. Вы не можете этого представить. — Он хотел было покачать головой, но не смог — боль была еще сильная. — Она очень хорошая и совсем ребенок… Когда я ее нашел, она вообще ничего не понимала. Мне стало за нее страшно. Ей явно угрожала опасность… Почему вы отослали ее?

— Она вернется, — сказала сестра, — расскажи этим джентльменам, как тебя ударили?

— Не мешайте мне, пожалуйста. — Его темные глаза из-под жестких светлых ресниц смотрели тревожно. — Вы не знаете этих Палинодов. Они снова запрут ее в своем ужасном доме, и она вырастет такая же, как они. Поэтому я и стал охранять ее, должен.

— Голова его слегка качнулась, и застенчивая, виноватая, даже слегка глуповатая улыбка тронула мягкие мальчишеские губы. — У нее нет никого, кроме меня.

— Кто тебя ударил? — спросил Люк в пятый раз.

— Не знаю, — ответил Майк, немного подумав. — Смешно, но я действительно не знаю.

— Ну, хорошо. Ты, значит, ушел от хозяйки и решил переночевать возле своего мотоцикла.

— Верно, — удивился Майк. — Старая калоша выгнала меня. Я очень рассердился, ведь был уже первый час ночи. — Он опять замолчал и, подумав, прибавил: — Я, должно быть, шел оттуда пешком.