— Где остальная команда, сэр? — спросил он. — Верхние коробки только что рухнули.
Кампьен принюхался. Среди сотни аптечных запахов явственно выделялся один, зловещий и настораживающий. У него даже запершило в горле.
— Я без спутников. Просто шел мимо и заглянул, — ответил он. — Что вы тут натворили? Разбили пузырек с миндальной эссенцией?
Чарли Люк был явно не в себе — лицо напряженное, в глазах почти отчаяние.
— Я один во всем виноват. Меня надо расстрелять, повесить! Как же это так вышло! Видите этого беднягу?
Кампьен посмотрел вниз в проем, ведущий в закуток к Люку, и увидел пару ног, неестественно торчащих из полосатых брюк.
— Аптекарь?
— Да, папаша Уайлд, — хрипло ответил Люк. — И ведь это даже не был допрос. Во всяком случае, не в нашем понимании. Он сидел у себя за окошечком и как-то очень странно взглянул на меня. — При этих словах глаза у Люка выпучились, чуть завелись кверху и в них застыл неуправляемый, усиленный виною ужас. — Он выскочил из-за прилавка и юркнул сюда. Он всегда был очень шустрый, как воробей. «Одну минутку, мистер Люк, — пискнул он, голос у него был такой писклявый. — Одну минутку». Я повернулся к нему, у меня во взгляде не было ни угрозы, ни подозрения, а он возьми и сунь что-то в рот. И тут же… Господи!
— Синильная кислота, — сказал Кампьен и отступил назад. — Советую вам немедленно выйти оттуда. Эта кислота очень опасна, а тем более здесь, в этой тесноте. Ради Бога, не торчите там. Вы были одни?
— К счастью, есть свидетель. — Люк вышел из закутка в переднюю часть аптеки. Он был бледен, плечи ссутулились, по привычке рука в кармане брюк бренчала мелочью. — Где-то здесь ваш приятель Лагг. Мы вошли вместе. Встретились за углом, как было условлено. После того как вы с мисс Джессикой покинули ресторан, я отправился на предварительное разбирательство по делу Эдварда. Чистая формальность. Отложили на двадцать один день. Но мое присутствие там было необходимо.
— Должен вам сообщить, часа полтора назад отсюда в фургоне уехала Белла Макгрейв.
— Так вы, значит, видели Лагга?
— Нет, я видел ее.
— Да? — Люк вопросительно посмотрел на Кампьена. — Он тоже. Я оставил его здесь наблюдать за аптекой. Как последний идиот, я решил, что сам справлюсь с папашей Уайлдом. Лагг остался меня ждать возле «Феспида». В начале пятого он увидел, как к аптеке подъехал этот самый фургон и в него погрузили большую упаковочную коробку. Она была очень тяжелая, папаша Уайлд даже помог мужчинам выносить.
— Мужчинам?
— Их было двое, оба сидели в кабине. В этом на первый взгляд не было ничего странного. Аптекарям, так же как пивоварам, время от времени приходится вывозить пустую тару.
— Лагг видел их?
— С довольно большого расстояния. Так что вряд ли мог узнать. Во всяком случае, он ничего мне не сказал. Он ведь сначала ничего плохого не заподозрил. Коробку, значит, погрузили, тут же из аптеки выпорхнула Белла и в мгновение ока оказалась в фургоне. Лагг на всех парусах бросился к ней — кое о чем спросить, но фургон сразу дал газ, и дружки укатили. Он записал номер, да что толку-то?
— Вы правы, — кивнул Кампьен. — Я тоже записал, но, скорее всего, номер поддельный. Лагг сказал, какой формы была коробка?
— Не помню. — Люк сейчас думал о другом. — Я уже послал за полицейским врачом. На этот раз именно его присутствие необходимо. Я бы полжизни отдал, чтобы этого не случилось!
Кампьен вынул портсигар.
— Дорогой Люк, папаша Уайлд вряд ли мог бы «высказаться» более красноречиво, — произнес он. — Этот его конец наводит на серьезные размышления. Вы не помните точно, что вы ему сказали?
— Помню. Всего несколько слов. Мы вошли в аптеку вместе с Лаггом. Он шел сзади. — Рассказывая, Люк машинально мял в руках резиновый баллон. — Я сказал: «Добрый день, папаша Уайлд, как поживает ваша новая подружка? Вы хорошо ее знаете?» «Моя подружка, мистер Люк? У меня вот уже тридцать пять лет нет никаких подружек. Человек моего возраста, моей профессии не может не быть очень низкого мнения о женщинах, это факт».
— Инспектор вздохнул. — Любимая присказка бедняги. «Ладно, ладно, папаша Уайлд. Расскажите-ка лучше что-нибудь о плаксе Белле Макгрейв». Он отодвинул в сторону маленькую спиртовку, над которой обычно нагревал сургуч, и, глянув на меня поверх пенсне, сказал: «Я вас не понимаю». «И слава Богу. А то ведь возле нее всегда два-три хорошеньких трупа. Я говорю о плакальщице Белле Макгрейв. Будет вам прикидываться, она только что укатила отсюда. Со своим ящиком». «Со своим ящиком, мистер Люк?» — переспросил он. «Да вы не скрытничайте, — сказал я. — Она что, бросила вас? Предпочла Джесу Пузо?»
Люк пересказывал эту сцену, как она запечатлелась у него в памяти; его чудовищный, учитывая обстоятельства, юмор был по обыкновению живой и почти осязаемый.
— Я вдруг увидел, что он дрожит, — продолжал он. — И подумал, чего это он так перепугался. Но и это меня не насторожило.
— Он провел рукой по лицу, потом по голове, точно хотел стереть гнетущие воспоминания. Голос у него отяжелел от скорби: — Я сказал ему: «Насчет подружки вам лучше не отпираться. Мы видели ее, с ее черной сумочкой». Не понимаю, что меня дернуло всунуть сюда эту сумку. Лагг упомянул о ней, когда мы переходили улицу. Но именно это и было последней каплей. Тут-то он и посмотрел на меня тем странным взглядом, сказал: «Одну минутку, мистер Люк» — и побежал в провизорскую. Я видел его голову сквозь все эти завалы, я даже видел, как он сунул что-то в рот. Но я и тут ничего не понял. Мне просто ничего такого в голову не могло прийти. Я ведь ни в чем его не подозревал. Вдруг он как-то по-фазаньи кудахтнул и повалился среди бутылок, а я стоял здесь с открытым ртом и чувствовал, что иду ко дну, как тонущий корабль.
— Да, убийственная история, — согласился Кампьен. — А что делал наш бравый Лагг?
— Стоял как истукан и молчал, — послышался низкий, бархатный голос из проема, ведущего в глубь дома. — За кого вы нас принимаете, шеф? За ясновидцев? Напрасно. У этого парня совести было ни на грош. Хотя бы бровью повел или шевельнул мизинцем.
Люк резко повернулся к Кампьену.
— Я не вижу в этом поступке никакого смысла, — сказал он.
— Не верю, что он мог быть замешан во что-то серьезное. Он ведь был просто божий одуванчик. Хотя гиосцин, возможно, взят отсюда. — Он махнул рукой на горы коробок и пошел в провизорскую, жестом позвав с собой Кампьена.
Стоя над скрюченным телом, которое казалось чуть не вдвое меньше, чем было при жизни, Люк недоуменно пожал плечами.
— Что-то здесь не так, — сказал он. — Не умею объяснить, но чувствую. Это был глупый, с претензиями старик, не способный ни на что серьезное. Просто ударенный пыльным мешком. Видите крашеные усы? А они были гордостью его жизни. — Он наклонился над лицом, принявшим густой багрово-красный цвет. — Что могло его на это толкнуть?
— Возможно, дело не в том, что он что-то сделал, а в том, что он что-то знал, — немного подумав, предположил Кампьен и продолжал, обратившись к Лаггу: — Ты узнал мужчин, которые увозили Беллу?
— Не уверен. — Толстяк старался умерить голос в присутствии смерти. — Я был все-таки довольно далеко. И фургон стоял ко мне задом. Кто спрыгнул первый, того я совсем не знаю, это точно. А второй — он, кажется, сидел за баранкой, — этот мне кого-то напомнил. Во всяком случае, в голове у меня мелькнуло одно имя
— Питер Джордж Джелф. Не расследование, а встреча старых друзей, шеф.
— Да-а уж, — тихо протянул Кампьен. — Друзья встречаются вновь. Ну и дельце. — С этими словами он повернулся к Люку: — Банду Фуллера вы, конечно, не можете помнить. Питер Джордж был третьим в банде, после Фуллера и его помощника. Загремел на семь лет по делу об ограблении с применением насилия. Никогда не отличался особым умом, но был предан своим партнерам и мало чего боялся.
— Врожденные преступные наклонности, — смакуя каждое слово, проговорил Лагг. — Это не мое выражение. Судья так сказал на суде. Я узнал походку. Конечно, может, я и ошибся. Но по-моему, это все-таки он.