— Уж лучше смотреть в книгу, чем в потолок, а ничего другого мне не остается. Так принесете книги?
— Что-то мне не хочется в потемках шагать отсюда до нашего корпуса, а потом обратно ради человека, который так относится к Ричарду Львиное Сердце.
— Готов взять свои слова обратно, я не гожусь в мученики,
— сказал Грант. — Пусть он будет образцом рыцарства, chevalier sans peur et sans reproche[128], непобедимым полководцем и трижды кавалером ордена Боевого креста. Ну как? Я получу книжки?
— По-моему, вам просто необходимо познакомиться с историей, — сказала Амазонка, оправляя постель. — Я занесу учебники по дороге в кино.
Появилась она через час, совершенно необъятная в пальто из верблюжьей шерсти. Верхний свет был выключен, и она материализовалась в свете настольной лампы, словно добрый дух.
— А я надеялась, что вы уже спите, — сказала она. — Все-таки нужно спать, а не заниматься историей.
— Английская история — лучшее снотворное, — ответил Грант. — Так что с чистой совестью отправляйтесь в кино с приятелем и держитесь с ним за руки.
— Я иду в кино с сестрой Берроуз.
— Ну за руки-то держаться вы все равно можете.
— Как на вас не сердиться? — совсем не сердито сказала она и растворилась в темноте коридора.
Амазонка принесла ему две книги. Первая была хрестоматией по истории. К истории она имела такое же отношение, как Библейские рассказы к Священному писанию. Король Кнуд на берегу моря корил придворных за льстивость; у короля Альфреда, скрывавшегося в крестьянском доме, подгорел пирог; сэр Рэли бросал под ноги королеве Елизавете свой плащ; Нельсон прощался с Харди в каюте «Виктории» — крупный шрифт, что ни предложение, то новый абзац. Каждый рассказ сопровождался иллюстрацией в целую страницу.
Было что-то удивительно трогательное в том, что Амазонка, как сокровище, берегла свои детские книжки. Грант поглядел, надписана ли книга. На форзаце стояло:
Элла Дэррол
Третий класс
Средняя школа
Ньюбридж
Глостершир
Англия
Великобритания
Европа
Земля
Вселенная
Вокруг надписи — виньетка из переводных картинок.
Значит, все дети похожи друг на друга? Одинаково надписывают свои книжки и во время уроков проявляют переводные картинки? Сам он по крайней мере был такой. Эти простенькие цветные квадратики словно вернули его в детство — впервые за много лет. А ведь он забыл, сколько радости испытал благодаря им. Забыл тот волшебный, тот счастливый миг, когда стягиваешь влажный лист бумаги, а под ним возникает яркое чудо. Взрослым не часто доводится переживать минуты такого непосредственного счастья. Сродни этому переживанию, может быть, ближе всего — чувство, охватывающее тебя, когда в гольфе удается попасть прямо в лунку. Или когда натягивается леска и ты знаешь, что рыба взяла наживку.
Гранту донельзя понравилась тоненькая книжица, и он неторопливо, с удовольствием пролистал ее всю. Каждый детский рассказик был для него праздником. Что ни говори, это и есть та история, которую помнят все. Память хранит эти рассказы, в то время как из головы уже давно повыветрились постановления о королевских доходах, корабельный налог и литургия Лода, заговор в доме Рай и Трехлетние договоры, запутанные мотивы расколов и революций, соглашений и предательств.
Добравшись до рассказа о Ричарде III, который назывался «Принцы в Тауэре», инспектор убедился, что принцам не удалось вытеснить из сердца юной Эллы ее любимого Ричарда Львиное Сердце: все буковки «о» в рассказе были густо заштрихованы простым карандашом. На соседней картинке золотоволосые ребятишки играли в луче солнца, проникавшем в камеру сквозь окно с решеткой, и на носу у каждого Элла пририсовала очки — совершеннейший анахронизм! А рядом, на свободном поле, расчертила игру в «крестики-нолики». Да, принцы юную Эллу совсем не интересовали.
А между тем это был впечатляющий рассказец. Достаточно жуткий, чтобы пленить детское сердечко. Невинные малютки, изверг-дядя. Классические слагаемые классически простой истории.
Была и мораль. Не рассказ, а притча в лучшем виде.
«Однако король не воспользовался плодами своего злодейства. Английский народ, пораженный его хладнокровной жестокостью, не захотел больше признавать его власть. Послали гонцов к дальнему родственнику Ричарда — Генриху Тюдору, который в то время жил во Франции; его просили приехать и стать королем вместо Ричарда. В сражении с войсками Генриха Ричард погиб, и, хотя бился он мужественно, само имя его было столь ненавистно всей стране, что многие покинули его и перешли на сторону противника».
Ну что ж, коротко и ясно. Образцовый репортаж.
Грант раскрыл вторую книгу.
Это был самый настоящий школьный учебник истории. Две тысячи лет разделены для удобства на параграфы. Новый король — новый параграф. Неудивительно, что каждая историческая личность как бы закрепляется за определенным правлением, а о том, что тот же самый человек жил, возможно, и при других королях, попросту забываешь. Не отдавая себе отчета, рассовываешь имена по ячейкам. Пепис[129] — Карл II. Шекспир — Елизавета. Мальборо[130] — королева Анна. Разве придет в голову, что современник королевы Елизаветы мог видеть будущего Георга I? Мысль о классификации по правлениям усвоена с детства.
Однако простому полицейскому со сломанной ногой и поврежденным позвоночником, который, чтобы не свихнуться, охотится за сведениями из жизни давно умерших королей, такой подход, пожалуй, на руку.
Ричард III, как же недолго он правил, оказывается! И за каких-то два года стал одним из самых известных властителей Англии — верный признак въедающейся личности. Пусть Ричард не завоевал ничьей дружбы, отрицать его влияние на человеческие судьбы нельзя.
Авторы учебника разделяли мнение Гранта о незаурядности Ричарда.
«Ричард был человеком больших способностей, но совершенно неразборчивым в средствах. Он заявил, что брат не имел права заключать брак с Елизаветой Вудвилл, следовательно, дети от этого брака — незаконнорожденные, и на этом абсурдном основании дерзко посягнул на корону. Народ встал на его сторону, страшась правления короля-ребенка. В первые дни своего правления Ричард совершил поездку по югу страны, где был хорошо встречен. Однако с этой поездкой совпало по времени исчезновение принцев, живших тогда в Тауэре; повсеместно распространились слухи об их убийстве. Начались мятежи, которые Ричард с большой жестокостью подавил. Чтобы восстановить утраченную популярность, он созвал парламент, который принял важные постановления о снижении налогов, поддержке английской торговли и злоупотреблениях ливрейным набором.
Однако вскоре страна снова стала ареной боевых действий. Они приняли форму нашествия, во главе французских войск стоял старший в роду Ланкастеров — Генрих Тюдор. Он встретил Ричарда при Босворге, близ Лестера; переход Станли на сторону Генриха решил исход битвы. Ричард был храбрым воином, он пал на поле боя, оставив по себе память столь же недобрую, как Иоанн Безземельный»[131].
Черт побери, что это такое, в самом деле, «злоупотребления ливрейным набором»[132]?
И как могло понравиться англичанам, что Генрих вступил на престол при поддержке французских копий?
Правда, во времена войны Алой и Белой розы Франция была чем-то вроде английской провинции, пусть несколько отдаленной, но не такой чужой, как, скажем, Ирландия. В пятнадцатом веке англичанин отправлялся во Францию как к себе домой, а на поездку в Ирландию решался не без некоторого внутреннего сопротивления. Грант лежал и думал об Англии. О том времени, когда на ее полях разыгрывалась война двух Роз. Зеленая, зеленая Англия: от Кем-берленда до Корнуэлла — ни единой фабричной дымовой трубы. Англия до огораживания[133] — вековые леса полны диким зверьем, на широких болотах обитает великое множество птиц. Англия, где каждые несколько миль с бесконечной монотонностью повторялись небольшие островки селений: замок, церковь, крестьянские дворы; монастырь, церковь, дворы; усадьба помещика, церковь, дворы. Вокруг каждого селения полосы возделанной земли, а за ними ничего, кроме зелени. Одна только зелень. Глубокие колеи проселочных дорог, бегущих от поселения к поселению; дороги к весне развозило, они превращались в трясину, летом были белыми от пыли; по обочинам, веселя глаз, алели дикие розы, а в другое время года — красные ягоды боярышника.
