В девять часов вечера соседка исчезла за поворотом коридора, а потом вернулась в комнату. Однако ее сопровождали не знакомые Мурелю парни, а какие-то два незнакомца, один из которых тащил целую кипу книг. Наблюдатель решил, что эта компания собралась решить какие-то связанные с работой или учебой дела, почувствовал разочарование и решил было отойти от телескопа. К счастью, он этого не сделал, потому что четверть часа спустя все трое уже были в постели, а Мурель ломал себе голову, придумывая, как ему если не увеличить, то хотя бы повторить ее ставку.
Просить Баби лечь в постель с ним и еще с какой-нибудь девицей или парнем было невозможно. Мурель подозревал, что иногда, более или менее часто, Баби встречается с другими мужчинами, точно так же, как он сам встречался порой с другими женщинами (следовало отметить, правда, что в последнее время, с тех пор как телескоп превратился для него в любимое развлечение, ему было не до случайных знакомых). Как бы то ни было, подобное предложение не могло прийтись Баби по вкусу, тем более без предварительных объяснений. С другой стороны, объяснять ей всю подноготную, когда дело уже зашло так далеко, казалось ему невозможным.
Он провел все утро за изучением объявлений: «Недавно в браке, в связи с экономическими трудностями принимаю с 10 до 3-х часов ночи. Телефон…», «Приглашу домой. Я молода, стройна и необычайно привлекательна. Телефон…», «Каталонская куколка. Нежная и раскованная. Телефон…», «Разведенная, 28 лет, ищет мужчину, который бы скрасил ей летние ночи. Телефон…», «Анна, 19 лет. Красавица. Любительница. Приглашает тебя в уютную квартиру. Только для состоятельных клиентов. Соблюдение всех приличий гарантирую. Улица…», «Вдовушка, любящая домашний уют. Телефон…», «Мари и Пат. Секс до конца: 3.000. С обеими: 6.000. Греческие ласки: 8.000. Открыто с 9 до 9. И по субботам тоже. Телефон…». Это уже было похоже на то, что искал Мурель. Он просмотрел остальные объявления подобного содержания: «Дора и Лидия. Вместе: 5.000. Улица…», «Ирене и Таня. Молоденькие и хорошо воспитанные. Телефон…», «Биеда, негритянка, и Мари, белая. Все виды секса и удовольствий. Улица…», «Почему бы и нет? Эва, 18 лет, и Марисоль, 23 года. Телефон…», «Мы студентки, 18 и 19 лет. Полная конфиденциальность. Улица…». В конце концов он остановился на объявлении, которое лучше других отвечало его потребностям: «Две подружки, 18 лет и 24 года. Медицинские справки. В нашей квартирке или у тебя дома? Можем приехать в гостиницу. Телефон…»
Он набрал номер и договорился о встрече в тот же вечер в половине десятого. (Мурель счел, что половина десятого — подходящее время для того, чтобы посещение девиц осталось незамеченным. В это время на лестнице не будут толпиться мамаши со своими отпрысками, как в семь, когда они возвращаются из школ, а с другой стороны, их появление не вызовет подозрений, как при визите в двенадцать ночи.)
Девицы оказались более привлекательными, чем он ожидал. Обе были брюнетками. (По непонятной ему самому причине Мурель представлял себе раньше, что в подобных парочках всегда одна из девиц — блондинка, а вторая — брюнетка, пусть даже для этого одной из них приходится красить волосы.) Та, которая была повыше (она сообщила, что ее зовут Мари), развалившись на подушках, попросила хозяина квартиры задернуть занавески. Мурель отказался, приведя в качестве аргументов жару и клаустрофобию.
— Клаустрофобия? — вмешалась в разговор вторая девица (которую звали Паки), сморщив нос, словно засомневалась, не относится ли клаустрофобия к венерическим болезням. — Если будешь ложиться в постель перед открытым окном, то в один прекрасный день кто-нибудь станет тебя шантажировать.
— Для того чтобы стать жертвой шантажа, надо иметь много денег.
— Вот, кстати, о деньгах…
Мурель постарался расплатиться как можно более незаметно, прикрыв собственной спиной процесс передачи купюр. Не успел он даже оглянуться, как обе девицы уже лежали в кровати голые и ждали его. Прозаическое «Ну, вперед, поехали» не понравилось Мурелю. Соседке такое начало могло показаться недостаточно возбуждающим. Чтобы компенсировать этот дефект, он сам приложил максимум усилий и фантазии.
Во время передышки перед вторым раундом Мурель переживал: соседка наверняка догадается, что его гостьи — проститутки. Их выдавала не столько одежда или макияж (весьма умеренный), сколько желание поскорее перейти к делу. Паки захотелось чего-нибудь выпить. Мурель налил ей виски. Мари вышла в туалет. Хозяин дома сидел на краю кровати, а Паки своими длиннющими ногтями щекотала ему внутреннюю сторону бедра. Мурель сам не понимал, что с ним такое происходит. Как он мог оказаться в постели с двумя девицами, которые по большому счету его совершенно не интересовали, только ради того, чтобы соседка — какая-то соседка! — могла за ним наблюдать? В чем бы ни заключалось то странное соревнование, которое они вели, не договорившись о правилах игры, ему казалось, что дальше идти уже некуда. Он поднялся с постели и подошел к окну. Снаружи царила темнота. Стоило большого труда различить саму девушку и телескоп, а уж увидеть, угодил он ей или нет по выражению ее лица, вообще не представлялось возможным. Вдруг, как ему показалось, соседка поднялась со своего стула. Он понял, что не ошибся, потому что кухонная лампа высветила немедленно яркий прямоугольник на полу комнаты, в середине которой выделялся телескоп. Очень скоро прямоугольник погас, и темнота стала еще более плотной.
— Что ты там высматриваешь? — спросила Паки, перемешивая кубики льда в стакане виски.
Мурель обернулся. Паки послала ему воздушный поцелуй и пригласила вернуться в постель.
Всю ночь его мучила неотвязная мысль: соседка наверняка догадалась, что девицы были профессионалками, и, конечно, сочла это надувательством. Мурель не сомневался — подобный обман так разозлил ее, что с телескопом теперь покончено. И может быть, сегодня же вечером (или даже с утра, пока он будет в своей конторе) она закажет занавески на балконную дверь.
После работы Мурель зашел в гастрономический магазин. Прямо возле двери висел аппарат, выдающий билетики с номером очереди. Он оторвал один билетик: девяносто три. Постепенно магазин пустел, и наконец перед Мурелем остался только номер девяносто два: какая-то девушка, покупавшая ветчину, зельц и вино. Когда она пошла к выходу (в этот момент продавец выкрикнул: «Девяносто три!»), Мурель замер от неожиданности. И девушка тоже. Впервые с тех пор, как началась эта история, они оказались лицом к лицу на столь близком расстоянии — не только оптически, но и физически. Соседка показалась ему удивительно красивой и была гораздо моложе, чем он предполагал. Если бы не его прирожденная трусость, то Мурель бы с ней заговорил. Но девушка ему улыбнулась, и это окончательно его смутило. Пока она продвигалась к двери, Мурель дважды успел услышать, как продавец выкрикивает его номер.
Как он и предполагал, учитывая улыбку вечером в гастрономе, соседка не стала вешать занавески. Однако в эту ночь в ее постели никаких гостей не было. Означало ли ее поведение, что она считает их состязание завершенным? Это было невозможно. Мурель ощущал теперь на своих плечах груз ответственности: он должен был потуже закрутить гайки.
Все утро он обдумывал свою идею. Днем, обедая с Жуаном, он изложил ему свой план. Мурель собирался позвонить одной своей старой подружке, с которой давно не виделся. Эта девушка жила в Реусе, и такие штучки ей всегда нравились. Если Жуан придет к нему в гости со своей знакомой…
— Они откажутся.
— Давай попробуем.
Мурель провел весь вечер, подготавливая сцену, и не забыл ни о шампанском, ни о морских продуктах. Не то чтобы он верил в их возбуждающие свойства, которыми они столь знамениты, но — как ему казалось — именно благодаря подобной славе этих продуктов девушки с самого начала догадаются, в чем дело, и не выразят своего изумления и негодования в решающий момент. Расставляя бокалы, он подумал, что будет ужасно, если к соседке как раз сегодня тоже заявятся гости и ей не удастся достать телескоп и понаблюдать за ними.
