Князь Владимир, взойдя на башню Зенона, долго смотрел на корабли ромеев, которые, не доплыв на какое-нибудь поприще до залива Символов, бросили якоря. Нет, эти величавые дромоны пришли не на помощь херсонитам — иная цель привела их сюда. Князь велел нескольким воеводам выехать к дромонам и узнать, зачем они приплыли, а сам, спустившись с башни, пошел в город.

Для него уже был приготовлен дворец стратига — чудесный дом в два этажа, смотревший окнами на море. У дверей висела мраморная доска с надписью:

Когда князю Владимиру прочитали и перевели надпись, он засмеялся. Калокир, сын протевона Херсонеса, — ведь так звали того ромея, который когда-то приезжал в Киев уговаривать князя Святослава идти войной на болгар… Странный мир — нет уже князя Святослава, нет ромея Калокира, дом же стоит у моря в побежденном Херсонесе, а тень Иоанна Калокира приглашает:

Заходи, путник, на ложе в доме отдохни…

Узкий двор, в углу цистерна для воды, посредине — чудесные южные цветы, два высоких дерева, направо — дверь на галерею с мраморными колоннами, за ней — сени, службы, лестница наверх, узкие открытые переходы, покои.

Тут и в самом деле можно отдохнуть, утомленное за много дней тело требовало отдыха, но было не до того — в покои уже входили воеводы, они спрашивали, что делать в побежденном городе, докладывали, где поставят стражу на стенах и в поле.

Потом явились воеводы, ходившие на лодиях к дромонам ромеев. В Константинополе, сказали они, узнали, что князь Владимир с большим войском вступил в Климаты, потому император Василий и прислал сюда дромоны со своими василиками.

— Василики императора Василия немного опоздали, — промолвил, смеясь, князь Владимир, — впрочем, пожалуй, в самую пору с ними толковать. Что ж, поговорим с ними завтра поутру. А сейчас, сейчас, воеводы, я хочу только одного — спать.

Василики императоров Василия и Константина шли к князю Владимиру.

Это было невеселое зрелище — всем этим патрикиям, протоспафариям,[258] спафарокандидатам[259] не раз, видимо, приходилось бывать в Херсонесе раньше; спускались они с кораблей, окруженные нижними чинами, в великолепных, расшитых золотом и серебром одеждах, их встречали здесь и раболепствовали перед ними стратиги, протевоны, местная знать, по дороге от залива до самого дворца стратига стояли люди, славившие божественных императоров, гостей из Константинополя, Византию…

Теперь василики императоров — патрикии-военачальники Фригии и Сисиний, магистр Лев, митрополит Халкидонский Роман и пресвитор[260] Влахернский Феофил — сошли с кораблей в заливе Символов, как и надлежало, в серебристых скарамангиях,[261] красных, с золотыми фибулами[262] хламидах — знаками их высокого звания, — однако на берегу их никто не встречал, сотня молчаливых русских воинов во главе с двумя воеводами окружила василиков и повела в город.

Так они и шли среди развалин и пожарищ, мимо обгорелых домов, поваленных статуй и колонн; во многих местах василики видели, как русские воины и городская беднота подбирают трупы, чтобы похоронить их на кладбище.

Дом протевона Иоанна Калокира, перешедший после его смерти к стратигу Льву, василики знали: не раз кто-нибудь из них проводил здесь вечер за чарой вина в дружеской беседе с его хозяевами.

Но протевона Иоанна давно уже нет, а вчера, как поведали василикам, был убит голодным населением города стратиг Лев; вот в сенях уже стоят толмачи и ждут василиков, сейчас с ними будет говорить русский князь Владимир.

Он принял их в большом покое, с выходившими на море окнами. За распахнутой дверью тянулась широкая и длинная терраса с колоннами, на ней в больших кадках зеленели пальмы, цвели олеандры, а недалеко за ступенями билась о берег прозрачная волна.

Впрочем, василики не смотрели на террасу и на море — в углу покоя стояло несколько усатых русских воевод — в синих, зеленых, червленых[263] кафтанах с мечами на боку, и какие-то бородатые мужи в длинных черных платнах с золотыми гривнами на шее и цепями на груди.

Раньше этого никогда не бывало — после брани говорила свое слово старшая дружина, вместе с князем она укладывала мир; ныне же возле Владимира стояли не только воеводы — бородатые мужи с гривнами и цепями, были и бояре, мужи нарочитые земель Руси, купцы — они поддерживали теперь князя, он опирался на них.

Князь Владимир стоял впереди и, казалось, ничем не выделялся; напротив, он был даже проще, чем они, одет: в белом платне, подпоясанный широким кожаным поясом, без всяких украшений — ни гривен, ни цепей.

Единственно, что его отличало и указывало на высокое положение, — был позолоченный меч да еще красное корзно на плечах, перехваченное серебряной застежкой у шеи. Впрочем, не это поразило василиков, поражало лицо князя — суровое, задумчивое, его темные глаза, длинный седой чуб на бритой голове, усы, спускавшиеся волнами до груди.

Василики низко поклонились князю и мужам, но с их уст не сорвалось ни единого из тех заученных слов, которыми обычно они раньше сыпали, — тут было не до того.

— Садитесь! — коротко сказал князь Владимир. Он опустился в кресло за стол, заваленный какими-то свитками древних харатий с печатями, по бокам расположились русские воеводы и мужи, а напротив стали усаживаться и василики.

Между тем еще одна мелочь привлекла внимание василиков — перед тем как сесть за стол, князь Владимир отцепил от пояса меч и положил его на стоявшую у стены скамью.

— Так что скажете, мужи константинопольские, — начал князь Владимир, — с чем пожаловали?

Один из василиков, патрикий Сисиний, прежде чем сесть, промолвил:

— Мы, василики императоров Василия и Константина, прибыли сюда по их наказу — патрикий Фригии, магистр Лев, митрополит Роман, пресвитор Феофил и я — патрикий Сисиний… — Называя имена, он указывал поочередно на каждого из василиков.

— Вот и отлично, — сказал Владимир, — будем знать… А это, — он указал на воевод, — моя старшая дружина… Так с чем же вы, василики, прибыли сюда?

Патрикий Сисиний запнулся.

— Мы прибыли сюда, — промолвил он наконец, — чтобы спросить, почему ты, князь Руси, прибыл в Херсонес?

Сисиний снова умолк и закончил:

— Почему ты, князь Руси, пошел войной на Херсонес и взял его?

Князь Владимир засмеялся, засмеялись и воеводы и мужи.

— Дивно мне, — загремел он, обрывая смех, и опустил на стол ладонь с такой силой, что запрыгали свитки, а рука точно вросла в стол, — почему вы, василики, спрашиваете меня об этом? Ведь императоры ваши, посылая вас, доподлинно знали, почему я сюда пришел и так учинил. — Он указал на окна, сквозь которые чернели обгорелые стены и видно было, как легкий ветер разгонял тучи дыма, а в море на укотах покачивались на волнах русские лодии.

— Добро, — продолжал он, — коли императоры ваши забыли, напомню… Скажите василевсам так: отцы мои и деды много браней провели и множество крови пролили, ратоборствуя с Византией. Почему? Не наша в том вина и не на наших руках запеклась та кровь, ибо мы никогда чужих земель не искали, племен инаких не порабощали, токмо обороняли Русь, ее людей. Земель у императоров ромеев видимо-невидимо на западе и на юге, у них богатства и наука, а они все лезли и лезли к нам, ставили свои города тут, на берегу нашего Русского моря, вечно лезли на Дон, на Итиль — русские реки, насылали на нас печенегов и другие орды.