…Город сиял далекими мерцающими огоньками белых Лихтов. Лунный лик глядел с чистого неба. И Рунный Парк объяла полная тишина: птицы закончили вечернюю песнь. Будто они сверяют время пения с появлением на небе вестников истинной ночи — Жисмондина и Иринарха.

Серый Совет в полном составе собрался у окна зала и провожал взглядом уходящего Ученика миродержцев. Тот шел через парк без Лихта; одежда из индижи сливалась с темнотой, лишь седые волосы Кана выглядели во тьме белым пятном.

— Зря… — коротко произнес Ваннах.

— Не скажи… — возразил Орестес, уловив мысль друга.

— Ты недолюбливаешь его за то, что он не похож на нашего Халена, Ван… — посмеиваясь, произнес Айгир.

— Хален в свои четырнадцать уже был куда более умен и решителен, это верно, — резко отозвался младший Советник.

— А ведь он до самого последнего своего дня считал Кангасска другом и учителем, — ехидно заметил Глава Совета. Ваннах ответил угрюмым молчанием. И тогда, оценив победу собственного утверждения, Айгир произнес: — Думаю, его время придет… Вы только вслушайтесь, какой у него теперь уверенный шаг…

— Доброе утро, Кан!

— Утро доброе, Орион!..

Из распахнутого окна тянуло сырой утренней прохладой; большими квадратными пятнами на каменный пол коридора падал яркий свет; и голосок невидимой глазу парковой славки доносился из кроны ближайшего дерева.

В резиденции Айгира, где вчера было решено разместить новоприбывших — Джовиба и Дэлэмэра, — удивительно светлые и уютные помещения, а широкие коридоры просто созданы для прогулок и размышлений. Окна их выходят на Рунный Парк, не другой стороне которого возвышается древнее Здание Совета. Вместе Здание Совета, парк и резиденция образуют некий особый, замкнутый мирок, остающийся тихим внутри большого города…

Кангасск, сидя на подоконнике в главном коридоре, смаковал эту тишину, точно изысканное вино. Видно было, что человек полностью отвлекся от каких-либо мыслей и наслаждается покоем, вслушиваясь в птичье пение, утренний ветер и подставляя лицо неяркому, ласковому солнцу.

Орион сел рядом.

— Сегодня у тебя совсем другой вид, — заметил он с улыбкой. — Это радует. А то вчера ты был какой-то потерянный, я уж не знал, чем тебе помочь…

— Бывает, — лениво протянул Кангасск и коротко рассмеялся. — Я решил, что гору проблем бесполезно пытаться сдвинуть сразу и лучше разбирать ее по камешку…

— Проблемы… — Орион хмыкнул. — И как, разобрался?

— Пока нет, — пожал плечами Кан и сладко зевнул. — Вчера я успел только поговорить с Советом. Сегодня побеседую со старшим братом. И наведаюсь к Инквизиторам.

— Угу, наведайся, — закивал Орион. — Дело ведет некто Суррон Тибальт. Упорный старикан… Меня он убеждал, что ты будешь заинтересован в деле лично и при этом ни в какую не соглашался сказать, что за дело.

— Хмм… — Кангасск нахмурился. — Посмотрим. Не хочу заглядывать вперед… Мне еще задушевный разговор с братом пережить надо, — пошутил он.

— Кан… я тебя спросить хочу… Ты мне как другу скажи: чего ради ты сорвался в это путешествие? — настойчиво произнес Орион и с нарочитой беспечностью предупредил: — Все равно не отстану теперь, или ты меня не знаешь…

— Да я и сам уже собирался рассказать, — Кангасск вздохнул и бросил краткий взгляд за окно: там по испещренным древними знаками парковым дорожкам, чирикая, прыгали шустрые воробьи.

— Слушаю… — сказал Орион, закинув ногу на ногу и усевшись поудобнее.

Кангасск рассказал. То, что раньше представлялось необъяснимым, чересчур личным, неожиданно легко и просто уложилось в обычные слова. И не было за эти слова ни стыдно, ни горько, словно речь шла о давнем, давнем прошлом…

— Эх, дружище Кан, — со вздохом произнес Орион. — Тайны, секреты… сказал бы сразу — все было б куда проще. Оно, конечно, впечатляет — искать кого-нибудь с одним харуспексом; идти туда не знаю куда… но в наше время так людей не ищут… Знаешь что… — Джовиб довольно усмехнулся, — я попытаюсь помочь в этом деле, мне не сложно. Наведу кое-какие справки, пока ты разбираешься с Абадаром и Инквизицией. Вечером встретимся и за ужином все обговорим. Идет?

— Идет, — с благодарностью отозвался Кан. — Ты настоящий друг, Орион… — и, словно отдавая дань собственному полузабытому прошлому, добавил: — Зига-Зига тобой гордился бы, это точно.

— Кхм… — Орион смущенно кашлянул. — Не понял, к чему это ты, но на добром слове спасибо…

Встретив недоумевающий взгляд друга и на миг представив, какой эффект произвело бы на него правдивое объяснение сказанного, Кангасск не выдержал — расхохотался. Орион охотно присоединился к веселью.

…За окном испуганно вспорхнула воробьиная стайка…

Центральная Сальватория — неуловимая вещь… Довольно странно, что Абадар, создав по представительству в каждом из городов Бывшей Ничейной Земли, так и не установил ни в одном из них Центра. Возможно, этого просто не требовалось: все девять главных Сальваторов мира — девять Кангассков — обычно рассредоточивались по своим городам и держали связь друг с другом через кристаллы звука и изображения. Все в месте, в одном городе братья и сестры собирались редко, по особым случаям… таким, как этот…

Самым большим залом в резиденции Айгира был тренировочный, и, с разрешения хозяина, встреча была назначена там. Причина проста: трансволо нежелательно открывать в тесном помещении. А девять трансволо — тем более…

Кангасски прибывали один за другим — у магов, сопровождавших их, было разное время подготовки заклинания. Те, кого Дэлэмэр помнил еще совсем молодыми, представали перед младшим братом в своем нынешнем облике.

И каждый раз у Кана возникало глухое, тоскливое чувство утраты… этого было не объяснить; от этого было не отмахнуться… Молодой бессмертный, еще не осознавая того, предчувствовал время, когда он один останется прежним, не изменившись нисколько, тогда как все, кого он знал и любил, покинут этот мир…

Он пока не осознавал… но грустно было уже сейчас.

Военное время сильно потрепало главных Сальваторов, многих из них заставив постареть раньше срока.

…Кангасск Лар даже в свои сорок пять остался эдаким неунывающим живчиком, хотя и в его глазах притаились давняя, неизбывная усталость и печаль. Он, прибывший первым, долго, с увлечением рассказывал Кангасску Дэлэмэру о своей семье… Молодая жена, трехмесячная дочка и подросток-ученик… Лар неплохо устроил жизнь, и остался человеком, умеющим радоваться от души даже малым вещам. Еще Лар много говорил об Орионе Джовибе — он им гордился по праву, хотя и упрекал много за что…

…Добродушный Мажеста, никогда не отличавшийся железной волей, теперь вовсе сник; он почти ничего не говорил, предпочитая отрешенно кивать или ограничиваясь короткими фразами. Словно сломанный назарин, хранящий отсвет былого сияния, при виде младшего Кангасска он на несколько мгновений стал прежним — заулыбался и крепко обнял своего «седого братишку». Но потом печаль вновь возобладала над ним; самый мягкий и бесхитростный из всех потомков Сайнара, Мажеста потерял волю к жизни еще четырнадцать лет назад, так и не оправившись от смерти ученика.

…Кангасск Аджар с годами стал невероятно похож на отца. И выглядел он по-настоящему счастливым. Взгляд его был спокоен, как и речь. И если счастье Лара напоминало кулдаганский фонтан, то счастье этого Кангасска — широкую ленту реки, в которой отражается чистое небо: проверенное испытаниями и временем, оно и должно выглядеть именно так… Взрослые дети, взрослые ученики — все это у Аджара уже было. Казалось, он достиг благодатного пика жизни, когда можно пожинать плоды своего труда.

Но если к Аджару судьба оказалась благосклонна, то к Оллардиану — напротив… Даже если умолчать о том, что погибший во имя Ордена ученик был его сыном… Дело в том, что легкой руки Гердона Лориана, вся семья этого Кангасска — жена и трое маленьких детей — была призвана в качестве первых Марнсов на службу Омнису. И, пока к армии миродержцев не присоединился Марнадраккар, Оллардианы были единственными людьми, способными распознавать присутствие детей тьмы… У них просто не было никаких шансов остаться в живых. Но о младшей дочери, пропавшей без вести, Оллардиан думал с надеждой… Надежда, вера в чудо… кажется, судьба сломила дух этого гордого и самоуверенного человека и оставила его, умчавшись, как буря… оставила в одиночестве — надеяться и верить…