— Да, у меня были отец и дед, — с грустью произнесла Влада. — До двадцати лет я росла как Странница и не помнила, кто я есть. Пока меня не нашел Серег и не вернул мне память. Но это длинная история, на другой раз.

— Хорошо, — Кан согласился, но неохотно. — Но ты как-нибудь расскажи мне…

— Постараюсь.

— Ладно… А вторая проблема?

— Вторая проблема — стиги. Совершив Обмен островами, Локи забрал их к себе. Над моими предупреждениями он просто посмеялся и сказал, что не боится зверушек своего зоопарка. Возможно, он рассчитывал на то, что они не смогут выйти за пределы горного кольца. Что ж… насколько я знаю, с миром Ле'Рок до сих пор все в порядке. Значит, Локи оказался прав, как всегда.

А третья проблема куда сложнее. Это источник магии. Хора Тенебрис.

Строго говоря, это не Хора. А еще строже — не источник.

Кангасск тяжело вздохнул: опять таинственные фразы, не подлежащие пониманию силами простого смертного. Вздох был замечен.

— Представь каждый мир как бусину, Кан, — улыбнулась Влада. Все время своего недолгого Ученичества Кангасск не переставал удивляться, как запросто она объясняет фундаментальные законы мироздания на пальцах. — Да, обычную бусину, с дыркой для нити. Так вот, в нашем случае нить — это магическая энергия, дикая, не стабилизированная. Она пронизывает и связывает воедино все миры. Как бусины. И место выхода этой энергии на материальный план называется источником. То есть, источник — это не камень, не Хора и не что-либо еще, вопреки устоявшемуся представлению. Это место. Но если там не расположить чего-либо, «распыляющего» магию в стороны, то она идет через мир транзитом, не задевая его. «Транзитные» миры мертвы. Но их мало во Вселенной. В основном в каждом мире присутствует «распыляющий» компонент. Искусственный — как наша Хора Тенебрис, или же натуральный.

Насколько я знаю стигов, они разумны, хоть и мыслят непостижимой для нас логикой, и нужна им была именно наша Сумеречная Хора. Не знаю, зачем. Быть может, они думали восстановить свой мир с ее помощью. Или применить для каких-то неизвестных нам целей. Неважно. Важно то, что, если бы они забрали ее и ушли туда, откуда заявились, наш мир превратился бы в «транзитный», а это, дорогой Ученик, уже называется «конец света»…

Локи забрал стигов себе. Вместе с островом. Вместе с Хорой. А взамен искусственного «распылителя» мы получили естественный. Природный… Человеческую душу.

Молчание. Владислава сознательно дала Ученику передышку, чтобы он мог осмыслить услышанное. Потом продолжила:

— Каждый островок, который Локи забирает в коллекцию, сохраняет свойства родного мира. То же справедливо и в пустынных островах, которые он отдает взамен. Это единственно потому, что каждый остров стоит на особом фундаменте…

Если ты уберешь весь арен, Кан, или снимешь верхние десять метров горной породы Кольца, то обнаружишь нечто, похожее на серое полупрозрачное стекло. Это особый камень — дымчатый обсидиан, который отвечает за сохранение свойств исходного мира на малом его островке.

Локи как истинный гений, нашел дымчатому обсидиану совершенно новое применение — в качестве ловушки для душ. Согласно его расчетам, душа, заключенная в обсидиан, должна была оказаться способной сохранять все свойства «распылителя» магии.

Терять было нечего; мы попробовали — и план сработал!

— Значит… душа… — вновь посерьезнел Кангасск. — Чья?

— Вначале была моя, — призналась Влада. — Это не сахар, скажу я тебе… Но потом Серег нашел замену. Малконемершгхана.

— Жестоко, — осудил Кангасск и покачал головой. — Никто не заслуживает такого наказания…

— Малкон согласился сам, — возразила Влада. — Он хотел исправить то, что натворил… Твой предок был святой человек…

Кан поднял на Учителя удивленный взгляд.

— Ты знаешь…

— Знаю. Я говорила с Орионом и Астэр. Сайнарнемершгхан — твой отец — далекий потомок Малконемершгхана… То, что Малкон предложил себя, позволило мне тогда освободиться от власти дымчатого обсидиана и родиться в Кулдагане, как планировал Локи…

Но сейчас речь не об этом, Кан… Позволь теперь мысленно вернуться на пятнадцать тысяч и один год назад… и постарайся понять меня правильно…

В мире-первоисточнике у нас был сын, Максимилиан. Когда ему исполнилось шесть лет, для нашего мира настали трудные времена — извини, не буду вдаваться в подробности… Но мы потеряли нашего мальчика. Мы думали, он мертв. Наш рассудок… помутился от пережитого горя. Я и Серег… мы отгородились от остальных людей и стали искать утешения в фантазиях, а однажды зашли слишком далеко, перешагнули незримую грань, за которой становятся возможными безграничные путешествия и сны обретают иное качество. Мы долго скитались меж звезд, пока не наткнулись на планету, искалеченную войной, мертвый, «транзитный» мир. Так мы начали отстраивать Омнис… Он создан с мыслью о потерянном сыне. Он весь проникнут любовью, которую нам некому было подарить. И болью. И одиночеством. И надеждами.

…Мы думали, Макс умер. До последнего дня мы не сомневались в этом…

Вчера мы узнали, что наш мальчик жив… и что он здесь, в Омнисе…

Это он украл стабилизаторы, Кан. Он миродержец — любого другого, кто посмел бы коснуться Хор, защитное заклятие испепелило бы на месте. Омнис признал его.

— …Все это с трудом укладывается у меня в голове, — вздохнул Кангасск. — Ваш сын… Но как он пришел сюда? И зачем ему все это?..

— Он просто маленький мальчик… — Владислава грустно опустила глаза. — Орден Горящего Обсидиана использовал его в своих интересах. Они не поступились ничем, чтобы призвать Макса сюда… Дрёмурский и Вигдиссинский витряники — оба города уничтожены ими — были лишь прелюдией ко всему; Гердон Лориан просто оттачивал мастерство и делал первые попытки. Потом — девять детей, принесенные в жертву на Черном Алтаре… и Сильвия — обрекая ее на смерть, Гердон просто хотел отвлечь нас от поисков, ты был прав…

Мы говорили вчера с Гердоном Лорианом, сводным братом твоего отца. Я вкратце перескажу тебе, что он нам поведал…

— Кангасск, мальчик мой… — позвал кто-то сквозь липкую, сонную тьму, заботливо спеленавшую сознание.

В единый миг окружающая пустота вздрогнула и наполнилась энергией, потоки которой чем-то напоминали беспощадный ливень, когда разверзается само небо и дождь начинает идти стеной. И Кангасск вспомнил: он уже проходил через это. В Ивене. Когда готовился к битве с витряником.

И, словно ухватившись за случайную мысль, пробудившийся разум выстроил уже знакомые очертания: Кангасск обнаружил себя посреди собственной магической чаши. Она немного пополнилась с того памятного дня; слой «воды», покрывавшей ее дно, местами доходил Кану до пояса. Но, поднимая взор ввысь, туда, где, словно неприступные отвесные скалы, высились края чаши, он понимал, что всей человеческой жизни не хватит, чтобы наполнить ее заново…

Найдя небольшую возвышенность, Кангасск выбрался на сухое место. Поглядывая по сторонам, он прилагал нешуточные усилия к тому, чтобы вспомнить, как он здесь оказался и зачем. Недавнее прошлое, которое могло бы дать ответ на этот вопрос, маячило в каком-то вязком тумане; разглядеть его не представлялось возможным. Одно было ясно: кто-то звал Кангасска, и голос этот был ему смутно знаком.

— Кангасск… — тихо сказал кто-то у него за спиной.

Медленно, словно против воли, Кан обернулся…

— Малкон…

Зыбкий, расплывчатый образ старика печально кивнул в ответ.