— Нет, — вздохнув, признался Кан. — Расскажи…
Глава сорок девятая. Что есть звезда?
— …Стиги настолько чужие Омнису, что даже умирают не так, как те живые существа, что нам привычны. Поверженный стиг просто растворяется в воздухе, как туман. Все, что остается от него, это небольшой круглый камешек размером с кармасанский орех. Он похож на стеклянный, сердцевина — молочно белая, через некоторое время чернеет. Это и есть стигийский камень.
Флавус прервал рассказ и налил себе еще чаю.
— Честно говоря, не знаю, кто был первым Спектором, — с сомнением произнес он, зачерпнув ложечку диадемового сахара, красного, точно рубиновая крошка. — Какой-то сумасшедший охотник на стигов, наверное.
— Сумасшедший? — переспросил Кангасск.
— Да, видимо… — кивнул в ответ Флавус. — Стигийский камень позволяет человеку «видеть» стигов так же, как они — друг друга. Он что-то там творит с восприятием, как бы добавляет дополнительное чувство. Если верить выкладкам Гердона Лориана, то стигийские камни устанавливают прямую связь с человеческим мозгом. Прямую, понимаешь?.. Для этого камень вживляют в пустую глазницу и поливают аноком меллеосом сверху. Он просто врастает в рану, как любой другой предмет, забытый в месте действия панацеи. Потому я и говорю, что тот, кто ПЕРВЫЙ придумал этот способ, явно был не в своем уме… — подняв взгляд от чашки, Флавус увидел целую гамму чувств на лице друга. О да, Кангасск Дэлэмэр всегда был впечатлительным…
— Ты тоже Спектор… — упавшим голосом произнес он.
— Да, — ответил Флавус.
— А повязка?.. зачем?..
Бриан не ответил; он просто сдвинул повязку на лоб…
Кангасск с трудом удержался, чтобы не отшатнуться. Зрелище было жуткое: этот проклятый камень, тускло светившийся среди застарелых рубцов панацеи, походил на спрута хиджитога, запустившего свои щупальца в тело жертвы…
— Чтобы «видеть», свет ему не нужен, — продолжил Флавус, вернув повязку на место. — И теперь ты понимаешь, почему любой Спектор предпочитает закрыть такой глаз… — он развел руками и криво улыбнулся. — Скажем так, из этических соображений…
— …А ведь большинство Спекторов, что я видел… дети… — вслух подумал Кан.
— Дети… — печально покачал головой Флавус. — В войну ребенком считали только человека до десяти лет. Если Марнс, то и вовсе до шести — у них так тысячи лет заведено… А чем человек моложе, тем легче приживается у него стигийский камень. Для взрослого это всего большой риск: безумие, смерть — все возможно. Ребенок такому риску не подвержен. И, знаешь, — он угрюмо нахмурился, — когда Гердон вывел эту зависимость от возраста, тогдашние десятилетние взрослые просились в Спекторы сами.
— А ты?
— А что я? Я стал Спектором потому, что было некому больше. После смерти стига камень активен лишь несколько часов, потом он чернеет и вживлять его бесполезно… Наш Спектор в том бою погиб… а я был в отряде самый молодой.
Кангасск молча сжал зубы. Нет, он не хотел думать об этом… В период, когда даже простого обезболивающего заклинания нельзя было применить… Вдали от поселений, там, где единственным «наркозом» может стать только львиная доля высокоградусной красной сальвии, а единственным лекарством — анок меллеос…
Старательно отгоняя неприятные мысли, Кангасск все-таки невольно потер левый глаз. Что до Флавуса, то он, похоже, ненадолго предался давним воспоминаниям, с задумчивым видом помешивая чай, изрядно покрасневший от трех ложек диадемового сахара. Однако справедливости ради следует заметить, что Охотник, даже задумчивый, всегда начеку…
— Сильвия! — беззаботным тоном позвал Флавус, едва заслышав легкие шаги в коридоре. — Не проходи мимо! У меня тут для тебя сюрприз!..
Минуло несколько долгих мгновений. Кангасск мог только догадываться, как выглядит теперь та, кого он помнил совсем еще крохой, и что думает она теперь о своем спасителе, лишившем ее пути амбасиата.
Едва Сильвия перешагнула порог кухни, Ученик встал ей навстречу…
— Кангасск! Ты… — удивленная, Сильвия смотрела на гостя во все глаза.
О, она была прекрасна, Кангасск не сказал бы иначе… «Милая» или просто «красивая» — это все не о ней. Именно — прекрасна.
Светлые вьющиеся волосы, черные брови и ресницы; взгляд смелый, но теплый, ласковый. Кровь аристократов Юга… Яркая, цепляющая за душу красота, которая не выцветет и с возрастом.
Восхищенный, Кангасск, тем не менее, не удержался от печального вздоха: очень уж Сильвия Бриан напоминала Рейне, свою покойную мать — и фигурой, и безупречной точностью движений…
…Не было никаких лишних слов и церемоний; Сильвия просто подошла к Дэлэмэру и крепко обняла его, а потом еще и расцеловала в обе щеки.
И всё — словно рухнула незримая стена, возведенная годами разлуки. Больше никто не уходил в молчание, тщательно подбирая слова; разговор пошел легко и искренне. Словно Кангасск и не покидал никогда Ивен; словно не было всех этих лет…
А говорили о многом. Равно как о веселом, так и о грустном.
Кангасск узнал, как погибли Смарагд и Рейне: в бою на Последней Высоте, на том самом холме, мимо которого он прошел столь легкомысленно. Узнал и о том, как тяжело было нести свой опасный дар Сильвии. Еще Керто Харадин говорил Кану, что люди, подобные ей, люди, умеющие понимать тех, кто мыслит иначе, во время войны «разделили участь чарг». Стиги охотились на таких людей с небывалой яростью и уничтожили почти всех…
— Кстати, Кан, — Сильвия дружески потрепала его за плечо, дабы отвлечь от печальной темы, — вы тут наелись вдвоем, вояки, а чаргу не покормили. Бедный котенок! Когда я ее нашла, она уже начала помышлять о том, не сгрызть ли с голоду парочку кожаных сапог в прихожей…
— Оййй, прости… — виновато протянул Кан, хлопнув себя ладонью по лбу. — Я и вправду забыл про Эанну…
— Ничего, — успокоила его Сильвия. — Я ее покормила. Знаешь, я была очень рада видеть здесь чаргу. Их осталось так мало… Кстати, откуда она у тебя? Это ведь файзульская чарга. Я голову сломала гадать, как ты ее приручил.
— Долгая история…
— Расскажи, ну пожалуйста…
Сильвия… ну как ей откажешь… И Кан поведал часть своих послевоенных похождений. Только о последнем походе: на все ему не хватило бы вечера.
— …Простите уж, — зевнул Флавус, — но я носом клюю. Не пора ли на отдых? Кстати, ты надолго к нам, Кан?
— Не знаю, — развел руками Ученик миродержцев. — У меня есть дело, которое надо закончить, тогда я буду полностью свободен, а сейчас, боюсь, от моего желания мало что зависит.
— Дело? — Бриан сладко потянулся и спросил: — Могу помочь чем?
— Ты не знаешь, где мне найти Немаана Ренна? — спросил Кан. Честно говоря, он немного сожалел, что дружеский разговор собирается перейти в деловой. — Я слышал, он где-то здесь.
— Да-а, он слоняется из города в город, — лениво отозвался Флавус. — В Ивен не заглядывает, правда. Но всегда дает знать, где его найти.
— В смысле? — не понял Кангасск.
— Он актер, — ответила за брата Сильвия. — Подожди пару дней, наверняка услышишь об очередной его постановке. Как раз узнаешь, в каком городе будет спектакль.
— Актер… — Ученик рассеянно засмеялся, вспомнив Немаана-иллюзиониста: даже если это и разные люди, то наклонности у них схожи. — Подумать только… А это правда, что он до сих пор в браслетах?
— Правда, — посуровев, подтвердил Флавус. — Я давно обратил на это внимание. Сдается мне, этот Ренн не всегда был столь безобиден…
— Оставайся, Кан, — ласково попросила Сильвия. — Погости хотя бы пару дней. А там и твой знакомый отыщется.
