— В «Айнзерае» осталась. К тебе я без оружия пришел… — хмуро ответил Кангасск. — А это катана Наиля…

— Что с ним? — мгновенно посуровел Рафдар.

— Все с ним в порядке, — Кан пожал плечами. — Мальчишка биться рвался недуром… так я отобрал у него меч, а самого запер в кладовке. И наложил заклинание сна, чтобы не шумел.

Рафдар тихо рассмеялся — хохотал бы в голос, да опасался растревожить рану. Невеселый был это смех, нервный… скорее, даже не смех, а просто отголосок пережитого.

Хардин Ганнир, боевой маг, начальник охраны Рафдара Дайна, едва вбежав в зал, замер у порога… Вокруг столпились его люди: вид у них был не менее растерянный, чем у самого Хардина. И в самом деле, есть чего испугаться, взглянув на запятнанное кровью кресло и израненного Рафдара, неподвижно сидящего в нем. За креслом, стройная и неподвижная, словно бронзовая статуэтка, стояла рабыня. Ученик миродержцев сидел на полу, скрестив ноги и положив перед собой маленький меч Наиля.

И — четыре мертвых наемника в зале…

— Рафдар… — выдохнул Хардин.

— Он жив, — сообщил ему Кангасск, не поднимая головы. — Просто спит. Я решил, что так лучше: он потерял много крови, и ему надо беречь силы…

— Хвала Единому! — Хардин покачал головой. Искреннее высказывание, прозвучавшее сейчас, выдало в нем приверженца Северной веры… Кан отметил это, хотя… какое это могло иметь значение?.. — Продолжайте зачистку этажей, — велел Хардин своим людям. — Пятеро останьтесь здесь со мной…

Ночью Кангасск не спал — какой тут сон… а под утро, когда все успокоилось, уснул прямо на полу, сидя спиной к креслу Рафдара. Сам же раненый король магического сна так и не покидал. И в течение всей ночи природное колдовство Галу медленно заживляло его раны… Оно распространялось вокруг девушки, словно сияние, порождаемое горящим фитильком свечи, и, несмотря на то, что зажглось это чудесное пламя для одного Рафдара, тепло его коснулось всех, кто остался в зале… Кто-то из воинов Хардина отнял ладонь от раны на плече и с удивлением обнаружил, что та больше не кровоточит… у Кангасска, находившегося к Рафдару ближе всех, перестала ныть правая рука; даже потеплела немного, хотя, казалось, никак уже не согреть эти ледяные пальцы, никак не заставить кровь нормально течь по изуродованным панацеей сосудам… Вот уж, воистину, облегчение. Но для того, чтобы рука перестала висеть на перевязи, неподвижная и бесчувственная, словно чужая, нужен Орион, сын звезд и, как ни крути, — строгая магия Хор.

…Кан плохо помнил, что произошло непосредственно перед тем, как он провалился в сон. Помнил, как Хардин отдавал кому-то распоряжения и выслушивал новости — какие, вникнуть Кангасск не успел… Помнил, как спящего Рафдара, словно ребенка, поднял на руки могучий, рослый воин… и что когда раненого уносили, его сопровождало человек пятнадцать охраны… Еще Ученик помнил сонного, болезненно моргающего Наиля, которому вернул меч. Остальное все — как в тумане…

Сны, сны… Не настолько Кангасск устал физически, чтобы засыпать вот так. Ведь держался же Хардин… и его воины… и хрупкая островитянка Галу. Маленькому храброму Наилю и вовсе приходилось бороться не с простым сном, а по милости Дэлэмэра, — с магическим. И при всем этом спать сморило одного только Кангасска. Просто есть сны, которые не желают долго ждать…

Свет Ффара… как он схож теперь с белым мраком, в котором прячутся сильфы! Белый мрак; Белая Область… как давно это было…

Глупости! Ффар просто высвечивает то, что есть, и никто не виноват, что у тебя такие дыры в памяти; что за неисчислимые годы, которые лежат между прошлым и настоящим, тебе случилось забыть детали и сохранить в душе лишь самое главное…

— …Я тебя ненавижу!!! — крикнул Кангасск, замахнувшись… взлетевшая сабля отбросила яркий блик и рассекла воздух, не достигнув цели. — Ненавижу… — повторил он, в который раз соврав самому себе: не было ее, ненависти. Не было! Была боль, был гнев, была горечь. Ненависти не было.

Звон — на этот раз клинки встретились.

— Остынь… — сказал знакомый голос.

Орион… Орион, сын звезд… а лицом так вылитый пират, и в глазах его нет еще той непоколебимой правоты и мудрости, что так восхищают сейчас. Это тот, о ком молчат мореходы, отправляясь в плаванье; молчат — чтобы не накликать беду…

— Ненавижу!!! — Кан бросился в атаку снова. Безнадежно, глупо; прекрасно зная, что бессмертный в который раз отшвырнет его, как котенка, и лишь настойчиво повторит: «Остынь»…

Звон — и сабля выбита из руки, а клинок противника… друга-врага… направлен в лицо.

— Остынь… — мрачно произнес Орион.

— Неееет!!! — взревел Кангасск и ринулся вперед; сын звезд едва успел убрать острие клинка, иначе подобное безумство закончилось бы плачевно. Так этот безумец сбил его с ног и рухнул сам.

— Идиот… — гневно бросил Орион, с размаху заехав Кану по лицу.

Наплевать! Не хочешь сражаться? А придется, друг мой! Потому что, пока я жив, я не сдамся. И тебе придется принять этот бой!..

— Прекратите!!! — тишину разорвал отчаянный женский крик.

…И Кангасск замер, услышав его.

Что Она здесь делает? Зачем, ну зачем Она пришла…

Она бежала сюда, ожившее сияние Ффара. Любимая. И — отдавшая свое сердце другому.

Кангасск посмотрел на Ориона… нет, ненависти не было… А теперь, когда Она здесь, злобы и отчаянья — тоже… а вот боль стала стократно сильнее.

— Зачем? Ну зачем?.. — жалобно произнесла Она, и по щекам Ее покатились крупные, сияющие слезы.

— Я все равно не сдамся, — упорно повторил Кангасск, поднимаясь на ноги. — Он победит, — кивнул он на Ориона и захохотал. — Всесильный! Бессмертный! Судьба благоволит ему! Для начала — она подарила ему тебя!

— Замолчи… — с болью вздохнула Та, что пришла в этот мир из синевы неба и легкой морской пены. — Я… я люблю тебя… тебя одного…

Ффар изменил свое свечение — и настоящее вторглось в воспоминания о прошлом… Тогда Кангасск — в другой жизни, с другим именем — поверил этим словам. Тогда это был момент истины для него. И жизнь та прошла под знаком счастья…

Но теперь Кангасскнемершгхан Дэлэмэр, носитель трех харуспексов, совершенно ясно понял: «Соврала. Она соврала мне. И я этого не почувствовал»…

Перед взором его всколыхнулась тьма — и свет Ффара угас…

Какое недоверчивое существо — человек… Даже прекрасно зная, о ком эти сны; даже видя себя их участником и чувствуя боль и радость этих снов, как свои, Кангасск с трудом по пробуждении соотносил увиденное с настоящим собой. Проще поверить, что ты никогда таким не был, чем признать, что был — и изменился до неузнаваемости…

Так сколько же нужно снов, чтобы по-настоящему поверить? Так, чтобы не осталось сомнений; так, чтобы можно было сказать: это я; это мое прошлое, и я имею на него право…

— Эй, Дэлэмэр… — серьезный мальчишеский голос окликнул его. — Вставай. Рафдар зовет.

Кангасск поднял голову (это было непросто: пока спал сидя, затекла шея) и увидел хмурого Наиля. Мальчишка подал ему руку, очевидно, предлагая помочь подняться… Забавно. Так уже привык в свои годы быть взрослым? Даже мысли не возникло о том, что ему просто не хватит силенок, чтобы поднять с пола взрослого воина?