Видно было, что вспоминать погибшего ученика суровому воину больно до сих пор. Кан справедливо решил не заострять на этом внимания, дабы не тревожить старой раны.
— От отца есть какие-нибудь вести? — поинтересовался он.
— Письма иногда приходят, — ответил ему брат. — Иногда там какие-то планы… все это бесполезно уже, конечно: Орден свое отжил… А иногда просто спрашивает про нас. И чаще всего — про тебя.
Дэлэмэр молча принял этот упрек. Кивнул.
— А что сестры? — продолжал расспрашивать он.
— Евжения вышла замуж в прошлом году. Марини и Веспери все силы отдают Сальватории и не любят говорить о личном.
— А как Аранта? И ты?
— Слушай, Дэлэмэр, — Джуэл скрестил на груди руки и посмотрел на брата сверху вниз. — Ты делаешь вид, что не знаешь, зачем я зазвал тебя на разговор?
— Знаю, Абадар, — печально закивал Кан. — Я спас жизнь Рафдару; оказался не в то время не в том месте и сорвал твои планы… — и добавил с нажимом, словно пытаясь пробиться сквозь незримую броню: — Но я скучал по вам всем, потому не мог не спросить, как вы жили все эти годы.
— Час назад я хотел стереть тебя в порошок… — усмехнулся Абадар и мотнул головой. — Мы с сестрой шли к контролю над Луром много лет. И вот появляешься ты — и я отзываю своих людей, чтобы тебя ненароком не прихлопнули вместе с Рафдаром и его братией…
— И что изменилось? — с виноватой улыбкой поинтересовался Кангасск Дэлэмэр.
— Не знаю… — пожал плечами Абадар. — Пока ты расспрашивал меня о нашей семье, я… я остыл… Умеешь же ты прийти и перевернуть все с ног на голову, прямо как отец… Оллард вот тоже не ожидал… эх… Ладно, теперь хотя бы поговорим спокойно.
…Они шли по кирпичным дорожкам парка, в тени древесных крон; оба седые — шестидесятилетний Абадар и тридцатитрехлетний Дэлэмэр; братья, старший и младший… и говорили на равных. Надо признать, за время разговора Абадар проникся к младшему брату искренним уважением и жалел только, что при всей своей находчивости, интуиции и бессовестной везучести, Кан совершенно не опытен в политических делах.
Но чем дольше они обсуждали случившееся, тем яснее становилось, что на самом деле все, что делается, делается к лучшему…
— …Что ж, передай своему новому другу, что он может спать спокойно, — сказал Абадар; а в завершение разговора он странным тоном произнес: — А тиран из тебя будет похлеще, чем из Максимилиана.
Объяснять сказанное он наотрез отказался. Что же до семейного совета, который держали в тренировочном зале, то он довольно странно прошел. За все время Кангасск не сказал почти ничего. Вслушиваясь в проблемы Ничейной Земли, которые выносил на общее обсуждение каждый из девяти главных Сальваторов, он пребывал в состоянии мрачной сосредоточенности… «Это твоя земля»… Да, он осознавал это все ярче. Как и то, что все то, о чем говорят сейчас его братья и сестры, решать в таком случае придется ему. И каждая проблема казалась горой, которую сил не хватит свернуть…
…Отдельной темой шел «покоренный» Лур… Скверно было слышать такую формулировку, но, пожалуй, это была суровая правда… Кажется, уже без всяких харуспексов можно проследить тонкие нити судьбы, из которых, подобно пауку, судьба плетет свои узоры… одна за другой эти нити должны стянуться к некоему центру — тогда сеть будет завершена. Но что есть центр?..
С совещания Кан вышел совершенно никакой. А ведь ему еще предстояло наведаться в Инквизицию. «Я приду туда страшным хмырем…» — посмеялся он над собой. Шагая по улице, он отчаянно жалел, что в Северной Столице нет фонтанов — просто хотелось опустить голову в холодную воду; казалось, от этого станет легче.
Слишком много мыслей. Нужных и ненужных…
Похоже, Кангасски не обсуждали общей темы с Серым Советом, но имели в виду почти то же самое. Разве что видели младшего не властителем всея Ничейной Земли, а одним из главных Сальваторов Омниса. Лур был зачтен ему в плюс…
После всего случившегося Кан хотел бы знать, с какого момента он стал для всех столь ценен…
Наверное, требуется что-то делать, с чего-то начинать… Но хотелось совершенно другого… а именно — забиться в какую-нибудь каморку, наподобие той, которую в свое время отвели в Резиденции Максимилиану, и посидеть там в гордом одиночестве пару недель. Но что-то подсказывало, что этого в ближайшие месяцы не предвидится.
Глава тридцать седьмая. Свидетель
Молодой инквизитор… раньше подобное звучало бы просто дико. Молодым до войны мог быть фрументар, ибо Алая Стража и Фрументария — отдельные структуры. Инквизитор же обязан для начала пройти все ступени Охотничьего мастерства, а это долгий путь.
Но война, где на долю боевого мага сражений за месяц выпадало больше, чем за год в мирное время, сместила все границы и заставила Охоту и Инквизицию сильно помолодеть. По ступеням Охотничьей иерархии молодежь уже не поднималась, а просто летела, порой перепрыгивая одну-две…
Суррон Тибальт никогда подобного не одобрял. Да, юнцы нахватались боевого опыта невероятно быстро. Да, боевые заслуги их велики… Да, почти весь старый состав Серой Охоты погиб в первые два года войны… Но: инквизитор — это не дикий файзул, гордо пересчитывающий свои бои, шрамы и трофеи. Инквизитор — это состояние души. И до него нужно дорасти.
Скрипнула дверь. Ронита Гарра, держа обеими руками целую гору пухлых папок и картонных футляров с кристаллами, вошла в кабинет и прикрыла дверь ногой, при этом изловчившись не потерять равновесия и ничего не уронить.
— Добрый день, Суррон, — прозвучал из-за кипы бумаг и коробок тонкий девичий голос, в котором, тем не менее, было достаточно уверенности и силы.
— День добрый, Ронита, — степенно ответил Суррон Тибальт.
Вот и живой пример «молодого инквизитора». Роните двадцать пять лет. Причем девушка явно чувствует себя на своем месте и даже общается с Сурроном на равных… И Ронита не одна в столичном отделении: молодежи в Инквизиции теперь очень много.
Суррон не раз и не два ловил себя на мысли, что все молодые инквизиторы напоминают ему фрументаров… иными словами, недавних детей, которым поручили слишком ответственную работу и дали многовато власти. Тем не менее, в сообразительности им не откажешь. Приходилось признавать, что эти люди, недалеко ушедшие от детства, обладают живым умом и порой спасают своими неожиданными догадками самые безнадежные дела. Да, и особенно поражает их неиссякаемая энергия: Суррон уже удостоверился, что порой двенадцать часов работы его молодые подчиненные — Ронита Гарра и Саарин Травель — выдерживают совершенно спокойно, тогда как самому Тибальту, инквизитору старой закалки, приходится поддерживать силы красной сальвией: возраст, все-таки…
— Что-нибудь произошло, пока меня не было? — спросила Ронита, попутно разбирая на столе дела и кристаллы. — Что-нибудь новое сообщили?
— Нет, — буркнул Суррон, с досадой вспомнив о том, сколько дней уже прошло впустую.
— Я тут решила поднять старые дела, — с оптимистической ноткой в голосе произнесла Ронита. — Рано или поздно всплывет что-нибудь, я думаю. Если хорошо искать, не бывает проблем без решения и вопросов без ответов!
— Бывают… — нахмурился Суррон. Ронита оставила в покое пыльные бумаги и вопросительно посмотрела на него. Саарин, собиравшийся войти в кабинет, остановился на пороге. — Бывают проблемы без решения и вопросы без ответов, — с горечью продолжил инквизитор. — Бывает и зло, которое всегда остается безнаказанным… что бы мы ни делали…
Я до сих пор иногда открываю дело с номером 1010, где среди погибших числится мой брат… За два года до войны целая боевая семерка и один студент погибли на границе Ничейной Земли при загадочных обстоятельствах; парня перед смертью пытали… и что бы я ни делал, как бы ни добивался правды, все было напрасно. И не потому, что искал плохо или улик было недостаточно. А потому, что те, кто стоит выше меня, были заинтересованы в том, чтобы убийца остался безнаказанным. Я просто уверен… Тогда каждое мое действие встречало со стороны Совета преграды или в лучшем случае равнодушие…