Эта неожиданная встреча изменила течение мыслей Гаухар. Она ведь не собиралась вспоминать в Казани ни о Джагфаре, ни об Исрафиле, а вот поди ж ты, как бывает.

Гаухар рассказала об этой встрече Галимджану и Рахиме. В свою очередь Галимджан сообщил, что с полгода назад поговаривали, будто Дидарова снимают с работы, да он и сам признавался Галимджану: «Я решил оставить обязанности главного инженера, перейти на работу полегче. Потом дело как-то уладилось. Во всяком случае, за, последнее время на заводе уже не говорят об уходе главного инженера. Сам Галимджан по-прежнему работает начальником цеха, но у него нет охоты вмешиваться в дела начальства.

— Я все-таки не совсем понимаю ваш коллектив, Галимджан-абы, — заговорила Гаухар. — Как вы столько времени терпите этого пройдоху Дидарова? Я возмущаюсь не только потому, что Исрафил напакостил лично мне, он вообще бесчестный человек, наверняка не чист на руку. От такого работяги можно ожидать всего…

Галимджан слушал молча, должно быть нервничая, подергивал усы, собирался было что-то ответить, но тут по какому-то делу явился к нему человек с завода, пришлось прервать разговор.

В первое же свободное время Гаухар навестила Джамилю, сестру Агзама, — девушка приехала сдавать экзамены. Разыскать ее было нетрудно. Агзам записал для Гаухар адрес казанских знакомых, у которых остановилась Джамиля.

Девушка рассказала, что она уже сдала два экзамена, самые трудные, осталось еще два — эти будут полегче. Она надеется, что все обойдется хорошо; впрочем, как знать… У себя в городе Юности Джамиля была боевой девушкой, а здесь выглядела и озабоченной, и отчасти растерянной. Что поделаешь, Казань большой город, не сразу освоишься…

— Передайте брату привет. Как только кончу с экзаменами, дам телеграмму.

— Вы уже освоились в Казани? В кино, в театр ходите?

— Что вы, Гаухар-апа! Вздохнуть некогда. Кроме экзаменов, ничего не идет в голову. Видите, как похудела!

— Ничего, поправитесь, — улыбнулась Гаухар — Здешние парии заглядываться будут.

— Полно вам, Гаухар-апа, мне не до шуток.

На прощанье они расцеловались. Гаухар пожелала девушке побольше набрать пятерок.

Ну что тут особенного — навестила Джамилю. Кто до других знакомых не сделал бы этого? Однако Гаухар придавала встрече особое значение. Вряд ли она пошла бы к девушке, не будь у нее своих соображений… Она рассталась с Джамилей успокоенная, с сознанием исполненного, чуть ли не родственного долга.

Гаухар возвратилась к своим старым друзьям в надежде, что будет продолжен интересный, задушевный разговор. Но едва успели они пообедать, в прихожей раздался звонок. Гость оказался совершенно неожиданным.

— Здравствуйте! Как поживаете? Здоровы ли, Галимджан-абы, и вы, Рахима-ханум? Еще раз здравствуйте, Гаухар-ханум… Увидел вас давеча в троллейбусе — и едва узнал. Ну, думаю, хорошему человеку пища всюду на пользу — посвежела, похорошела. А вот нам, давним казанцам, и курорт не помогает. Доктора нашли какую-то болячку в животе у меня. Уж не знаю, что там….

Дидарову не обрадовались ни хозяева, ни гостья. Только из приличия он был приглашен в комнату. Порядка ради Рахима-апа справилась о здоровье Фанузы и сейчас же пошла на кухню готовить чай.

— Ты, друг Галимджан, небось удивляешься — давно не заглядывал человек и вдруг зашел… — Дидаров говорил одышливо, но это не мешало ему быть по-прежнему достаточно навязчивым. — Ну, зашел — и все тут. У меня еще два отгула осталось. Пока что обойдутся на заводе и без меня. Квартальный план вы здесь перевыполнили, настроение у коллектива, говорят, неплохое, куда мне раньше времени совать шею в петлю… — Дидаров вытер платком вспотевшее лицо, ему жарко, снять пиджак он все же не решился. — Э, думаю, дай-ка загляну без приглашения, небось в честь старой дружбы не выгонит Галимджан. На работе толкуем только о работе, а у человека бывают и другие интересы. Крутится колесо жизни, не остановишь… Приезжаю с курорта, а жена в слезах, у свояченицы Фаягуль лицо почернело, как земля. Спрашиваю, что случилось. Вот, говорит жена, Фаягуль все на мужа не перестает жаловаться. Дома у них постоянные скандалы. Причины к этому всегда найдутся. Пословица не зря гласит: «Жена и развеселит, жена и разорит…» Лично я не склонен обвинять Джагфара. Мужчина есть мужчина. Я ведь заранее предупреждал свояченицу: «Обдумай хорошенько, из чего пироги печь будешь, потом тесто ставь». Вон Гаухар-ханум — и умница, и с характером, но не смогла удержать взбалмошного Джагфара. Тебе ли, вертихвостке, связываться с таким необузданным человеком!» Да разве она послушает…

«Вон как обернулось, — невольно подумала Гаухар. — Но зачем он рассказывает все это?..»

Она вышла на балкон, засмотрелась на вечернюю Казани — давно не видела города, с которым так много связано. Дом Галимджана окружен зеленью, обычный для большого города уличный шум долетает сюда глухо. Наверно, здесь когда-то был сквер, а то и парк — и теперь еще местами высятся старые сосны. На скамейках под соснами беседуют старухи и старики, вокруг них бегает ребятня. Уже основательно завечерело, а они не торопятся домой.

Хотя здесь совсем другой район, но Гаухар чудится, будто сквозь деревья виден угол дома, в котором она жила с Джагфаром. Любопытно, что поделывает сейчас Джагфар? Ссорится с Фаягуль?.. Раньше, Джагфар не устраивал шумных скандалов, она, Гаухар, вообще терпит повышенного голоса. У них с мужем тоже были очень неприятные объяснения, но обходилось без хряка. Гаухар покинула дом молча, без шуму, даже соседи не сразу узнали об этом. А теперь там скандалы! Каково Джагфару? Наверное, не как прежде, гордо, никого не замечая, проходит мимо людей? Что это за жизнь, если домашние твои дрязги известны всей улице!

За спиной Гаухар скрипнула дверь. Это Галимджан вышел на балкон. Молча поставил свой стул, сел рядом с Гаухар. Он, по-видимому, сам не собирался начинать разговор, был чем-то расстроен.

— Что, ушел гость? — спросила Гаухар.

— Ушел, — со вздохом облегчения сказал Галимджан.

Набравшись смелости, Гаухар продолжала:

— Извините, Галимджан-абы, что вмешиваюсь в вашу жизнь… Часто бывает у вас Дидаров?

Галимджан ответил не сразу.

— Как тебе сказать, Гаухар… Раньше, когда не был главным инженером, захаживал. Ну, а как стал начальником, впервые заглянул.

— Значит, явился потому, что я здесь? Увидел меня в троллейбусе, спросил, где остановилась…

— Возможно, что и ради тебя.

— Что ему надо от меня? Я ничем не обязана ему, он мне тоже.

— Не знаю, Гаухар, что понадобилось Дидарову, он умеет держать свои мысли при себе.

— И все-таки вы, Галимджан-абы, кажется, догадываетесь, что привело сюда этого человека, но из каких-то соображений не хотите сказать мне… Помните, в Зеленом Береге я спрашивала вас, не собирается ли Джагфар жениться на Фаягуль. Вы ответили: «Не знаю». А ведь знали. Но утаили от меня.

— Ты, Гаухар, сердишься на меня за это?

— Нет, Галимджан-абы, просто к слову пришлось. Вероятно, тогда так и надо было ответить, чтобы излишне не расстраивать меня. Ну, теперь-то ясно: я все равно не удержала бы Джагфара ни от разрыва, ни от дальнейшего его падения.

— Ты считаешь, что он безнадежно запутался в жизни?

— Думаю, что так. Если спасать его, так надо было раньше…

В темноте плохо видно лицо Гаухар, но заметно, что глаза порой поблескивают. Значит, волнуется. «Неужели все еще думает о Джагфаре? — недоумевает Галимджан. — Это после всех оскорблений с его стороны, спустя год после развода, после того, как муж женился на другой… Вот и пойми женскую душу! Это глубина или отмель?..»

— Гаухар, я не собираюсь навязывать тебе свое мнение, — задумчиво начал Галимджан-абы. — Лично я считаю, что Джагфар еще не совсем потерянный человек, хотя исправление для него — это длительный, трудный процесс… Все же мне кажется, он осознал свое падение. Но беда в том, что он не пришел к тебе с повинной. Если же ты предложишь ему примириться, он всю вину за развод свалит на тебя, а сам в своих глазах останется чистеньким, белее молока. Вот ведь какое сложное положение. Тут только ты сама сможешь по-настоящему разобраться, что за человек Джагфар…