Агзам слушал, молча кивал, давая знать, что он все понял без лишних слов, понимает и самое сокровенное, что таится в сердце у нее, только бы она верила ему, Агзаму Они не договаривались заранее, что отправятся на Каму, но после того, как вышли на улицу, Гаухар вскоре повернула влево, и Агзам, ни о чем ни спрашивая, последовал за ней, зная, что идут к реке. Они одновременно посмотрели друг на друга и обменялись улыбка-г ми. За последнее время, оставаясь вдвоем, они часто переговаривались взглядами, короткими жестами, улыбками, междометиями. Это получалось у них довольно выразительно, ж тому же забавляла. Гаухар как-то заметила шутливо:

— Пожалуй, мы и говорить разучимся.

— Ну, это не угрожает нам, — возразил Агзам. — Ты ведь учительница, а я как-то подсчитал на досуге — в среднем два раза в неделю выступаю с докладами и всякими сообщениями.

Впрочем, почему бы не рассказать вслух о каком-нибудь занятном пустячке только для того, чтобы голос твой был услышан, или не поделиться чем-то глубоким, сокровенным, где уж никак не обойтись без слов, да еще требуются особо звучащие интонации.

…Узкая тропинка вьется по кромке берега, среди еще не скошенной травы. С одной стороны сверкает и переливается полноводная Кама, с другой — густо зеленеет, поджимаясь на отлогую тору, смешанный лес. Воздух тих, ни одна ветка не шелохнется. Старые сосны и могучие дубы точно погружены в думы; березы и тополя будто прислушиваются к чему-то и готовы ответить шелестом листвы на малейшее дуновение ветерка. Иногда тропинка пробивается между кустами, и тогда клейкие листья чуть щекочут лицо. Вот на середине Камы появился белоснежный теплоход, с палубы доносится музыка, песня.

На лицо Гаухар временами набегает легкая задумчивость. Агзам внешне спокоен, настоит приглядеться внимательнее, убедишься: он весь во власти колдовского чувства, которое мешает ему видеть реку; небо, лес. Все заслонено единственным существом на земле по имени Гаухар. Ощущать тепло ее ладони, прислушиваться к легкому ее дыханию — все это так захватывает, что начинает кружиться голова.

Они долго стоят на краю крутого берега, не отводя глаз от залитой солнцем Камы. Буксир тянет грузную баржу, а за ней медленно проплывает длинный плот с ажурной резной башней посредине.

Вот на реке стало свободно, № ничего нет на зеркальной поверхности, кроме сверкающих солнечных блоков. В воздухе роятся золотистые искры… Гаухар смежает веки. Проходят какие-то секунды, она сразу широко открывает глаза и даже чуть пошатывается ослепленная светом.

Совсем не заметно летит время. Солнце уж нависло над самыми вершинами деревьев, тени на земле становятся все длиннее. Пора домой. Они медленно отмеривают шаг за шагом.

— Устала, — признается Гаухар.

— Вон видишь скамейку? Хватит сил дойти?

Она, улыбаясь, молча кивает.

Чудесная скамейка со свинкой! Широкая доска накрепко прибита к двум вкопанным столбикам, можно даже с ногами устроиться на этой доске. Гаухар положила голову на плечо Агзаму — так лучше отдыхается.

— Агзам, о чем ты думаешь? — тиха спросила она.

— Думаю: эгоист я ужасный, не сообразил, что ты наверно, устала.

Она крепче прижалась щекой к его плечу.

— Ты сняла бы туфли, они, должно быть, жмут.

— Откуда ты знаешь?

— Тут не нужны знания, и без того легко догадаться.

Солнце почти касается воды. На него невозможно взглянуть. Вон уже половина огненного шара погрузилась в воду. Вскоре на небе остался лишь красный отблеск. Сперва этот отблеск ярко освещал противоположный берег, потом все стало тускнеть, вот уже и небо померкло. Но трудно было отвести глаза от небосклона, который только что розовел. Казалось, вот-вот он снова багряно запылает.

— Когда смотришь на заходящее солнце, о чем только не думаешь, — тихо говорила Гаухар, перемежая слова короткими паузами. — Не удивляйся, сейчас я подумала о моем классе… Пройдут недели, месяцы — и дети, как восходящее солнце, опять появятся в школе. Они придут уже не такими, какими были вчера. Право, почему-то грустно представить их повзрослевшими…

Агзам не сразу ответил, словно к чему-то прислушивался, в чем-то проверял себя.

— В свое время я тоже вел первые классы, — коротко ответил Агзам.

— А ты мечтал тогда о серебряном ключике?

— О серебряном ключике?.. Ты говоришь о волшебном серебряном ключике, которым каждый учитель мог бы открывать детскую душу?

— Да, да!

— Какой же учитель не мечтал об этом… Самое любопытное, что ключик этот мы все же находим. В трудную минуту, когда в классе или даже с одним только учеником что-либо случится, находим. А потом опять словно теряем. Потому что для другого случая требуется другой ключик. Не правда ли?

— Пожалуй, верно, — согласилась она, И сейчас же с озорством добавила; — Ишь какой у меня мудрый начальник! Простой учительнице не сразу придет в голову такая мысль.

— Ладно уж, подкалывай. Я не особо чувствителен к уколам.

— Нет, без шуток, Агзам… Должно быть, высший дар учителя — это умение находить в каждом случае особый ключик. Быстро находить!

Он кивнул одобрительно:

— Для «простой учительницы» неплохо сказано. Последние алые краски на небе погасли. Поднялся серп молодого месяца, кое-где зажгли» звезды. Их высыпало все больше. Река при вечернем бледном свете притихла, берега словно сжали ее. Красные и зеленые бакены перемигивались, подавая друг другу какие-то таинственные знаки. От реки все ощутимее тянуло вечерней прохладой.

Словно по молчаливому уговору, они одновременно поднялись со скамьи.

Шли по тропинке, взявшись за руки. При тусклом свете молодого месяца тропинка то пропадала в густом кустарнике, то снова появлялась. Но оба они были достаточно зоркими, шагали уверенно.

Показались приземистые домики городской окраины. А вот и довольно широкая, хорошо освещенная главная улица. На тротуарах много гуляющих. На скамейках под деревьями вечеряют горожане солидного Возраста. Гаухар осторожно освободила свою руку из широкой ладони Агзама. Теперь они шли просто рядом, плечо о плечо. Мимо, освещая их фарами, проезжали машины.

Перед тем, как нажать кнопку звонка в квартиру старых друзей, Гаухар, почувствовав страшную слабость, постояла перед дверью. Даже закрыла ладонями лицо. Нет, она не собиралась плакать, хотя чувства переполняли ее. Еще бы! Ведь было время — она боялась и мечтать об этом счастье. Учительница с высшим образованием!.. После многих очень трудных дней она все же добилась своего. По правде говоря, она хоть и старательно училась, все же об окончании учёбы серьезно как-то не думала. Это очень хорошая, увлекательная перспектива, но желанный день был так далеко, что казалось, когда ни настанет, он все время будет теряться где-то в голубом тумане, за дальними горами. Даже сдав зимние экзамены, она все еще сомневалась в конечном своем успехе, И вот завтра или послезавтра она вернется в свой Зеленый Берег… вернется с дипломом!

Откуда-то узнав, что приехала Гаухар, в институт в самое неподходящее время несколько раз наведывался Джагфар. Гаухар не хотела ни видеть его, не разговаривать с ним. И когда Джагфар остановил ее в коридоре и начал что-то объяснять, Гаухар неприязненно отстранилась:

— Послушайте, Маулиханов, что вам нужно? Оставьте при себе эти слова, я не желаю вас слушать.

И Гаухар, резко повернувшись, открыла дверь в читальный зал институтской библиотеки. Конечно, у Гаухар нашлись бы для бывшего мужа горькие, обличительные слова. Джагфар, возможно, выслушал бы их, опустив голову. Нет, она не хочет, унижать себя, высказывать чужому человеку давно перегоревшие в сердце и обуглившиеся слова.

Возвращаясь, с последнего экзамена домой Гаухар вдруг встретила на улице Фанузу, жену Исрафила Дидарова. Эта, в сущности, малознакомая женщина приветливо поздоровалась с Гаухар и заговорила так торопливо, будто у нее было, очень, мало времени. Оказывается, она развелась с мужем, уже четыре месяца.