Через сорок минут Нечаева, возвращаясь на аэродром, вгорячах при посадке поломала костыль самолета.
Не успела испуганная летчица выпрыгнуть на землю, как самолет окружили техники.
— Отдохните, — успокоила их Маша Федотова, — через пятнадцать минут все будет готово.
Катя недоверчиво взглянула на самолет: он захромал, устал, что ли? Она-то приметила его характер: в воздухе он оживает, поет, а опустившись на землю, прикидывается мертвым. Эту его хитрость Катя распознала и остановила Дашу, когда та направилась в столовую:
— Сейчас полетим.
— Пойдем заправимся.
Они прошли мимо Маршанцевой, которая не остановила их: во время полетов она всегда становилась молчаливой, больше думала, чем говорила.
Катя тревожно покосилась на нее:
— Неужели не заметила?
— Заметила, — с неохотой ответила Даша, — но не может же она сердиться на каждый наш промах. А мне и так стыдно. Словно новички, приземлиться не сумели.
В столовой было шумно.
— Как ветер?
— Писем нет?
— Катя, почему не ешь? Да она спит!
Через четверть часа ремонт был закончен и самолет снова пошел на передний край. Он летит мимо звезд и луны, он послушен летчице, ему тоже хочется жить, а не валяться в бурьяне расплавленным комком.
Ветер ровный, небо чистое.
Но ближе к передовой небо озаряют вспышки, артиллерия ведет огонь по противнику. В гул канонады врывается уханье бомб.
— Кажется, опоздали. Надо было раньше ударить по аэродромам, не дать гадам подняться.
— Ничего, — успокаивает Даша, — сейчас они выпустят танки, и мы поработаем над ними.
Но подойти к цели оказалось невозможно.
Самолет выскочил из облаков, и вдруг штурман увидела железную дорогу — по ней-то и отступали вражеские эшелоны. Далеко не уйдете! Бомбы догонят!
Бесшумно планируя, Даша уводит самолет. Высота уже двести метров.
За ними потянулись огненные нити трассирующих пуль.
— Обнаружили!
Катя внутренне сжалась, отдав себя на волю и умение летчицы.
Щупальца прожекторов вот-вот схватят их, Даша бросает самолет из стороны в сторону. Но лучей уже не пара, а десятки; кажется, так и пронзят самолет острые мечи. Вот схватили в вилку. Катя ослепла, зажмурила глаза, нагнула голову к приборной доске. Ждет мгновение, но прожекторы погасли.
— Кто так метко ударил по ним? — обрадовалась Даша. И Катя поняла, что летевший следом экипаж выручил их.
— Спасибо!
Над головой появились звезды, это значит, что дым остался позади. Ах, хорошо!
Все выше, выше и выше
Стремим мы полет наших птиц.
— Катя, что ты там бормочешь?
— Подпевай!
И в каждом пропеллере дышит
Спокойствие наших границ!
Глава двадцать шестая
После обеда мотористы разбудили Катю. Она пошла к колодцу умыться и увидела, что Даша занимается своим любимым делом — помогает женщинам вскапывать грядки. Пласты чернозема ровно ложились под ее лопатой и блестели, как намасленные. Лицо Даши порозовело, пестрая косынка сбилась на макушку. Она копала землю и старалась перегнать всех. И, только оставив других далеко позади, остановилась отдохнуть. Потерла мозоли, сказала:
— Ох, бабоньки, после войны приеду к вам в колхоз работать.
— Мы вас в председатели выберем! — весело отозвалась одна из женщин.
Они с изумлением смотрели на летчицу, которая взяла лопату и обогнала их. Справилась. А они-то о ее работе и думать не смели. Днем, когда девушки ходили по селу, они казались совсем обыкновенными, но ночью, когда они поднимались в небо и улетали туда, где убивают, женщины только изумлялись. Это для них было непостижимо.
Катя сидела на траве и слушала веселый говорок женщин, как вдруг ей закричали, чтобы они с Нечаевой шли в штаб. Катя, еще выйдя из землянки, видела, что к штабу подъехал кто-то из командиров наземных войск, и сейчас подумала, что приехали из части, с которой взаимодействует их полк. Как всегда, будут благодарить за помощь. Но, войдя в штаб, застыла от изумления. Пожилой майор, сидевший против Маршанцевой, с укором говорил:
— Неужели вы не заметили, что танки только днем стоят под горой, а ночью их уводят в лощину? А вы прилетаете и лупите по пустому месту, просто спасу нет. Мы смотрим на вас и… простите, не то хотел сказать, смотрим на вас и кулаки сжимаем от обиды.
Маршанцева слушала, склонив голову, на переносице резко врезалась морщинка.
Летчицы поглядывали друг на друга, изумленные и растерянные.
Майор заметил наконец, какое тягостное впечатление произвели его слова на летчиц, и поторопился утешить их:
— Я для того и приехал, чтобы договориться.
Летчицы молчали.
— Давайте действовать согласованно. Ведь задача летчиков — помогать пехоте! Значит, летчики должны следить за сигналами и должны быть готовы поразить цель, какую мы укажем огнем или ракетой. Вот так и договоримся. Сегодня ночью мы будем давать вам зеленую ракету в направлении того пункта, где вам надо бомбить. Только уж бейте, пожалуйста, без промаха! — сердито заключил он. — По ракетчикам немцы ой как стреляют!
И, хотя говорил он сурово, летчицы повеселели.
Но Маршанцеву все терзала тревога. Как же так, она-то считала своих летчиц такими опытными, подготовленными, и вдруг такая ошибка — бомбить по пустому месту!
Она послала Нечаеву и лучшего штурмана Курганову на разведку погоды. Хотя небо над аэродромом было чисто, но у горизонта что-то клубилось — то ли нерастаявший дым ночного боя, то ли дым от пожара.
Маршанцева стояла под деревом и ждала самолет. Да, надо работать еще искуснее, не допускать ошибок. Ведь они прошли такую суровую школу. Весь февраль работали отлично, а условия-то были хуже. Оттепель, слякоть, непролазная грязь. Неизвестные дороги, горящие города. Самолеты буксовали в грязи. Приходилось вытаскивать их под «Дубинушку», а тут еще налетали немцы и бомбили дороги. В те дни была убита механик Антонова, ее похоронили около школы в саду. Много, много невзгод пришлось пережить.
— Летит! — вдруг сказала она вслух, уловив шум возвращающегося самолета.
Женя Курганова была надежным разведчиком. Уж если она получила задание, то так проутюжит небо, что все станет ясным.
Выпрыгнув на землю, Женя спешила к командиру, раздумывая, как получше доложить. Сегодня надо во что бы то ни стало летать, чтобы исправить вчерашний промах, но погода, увы, не совсем благоприятна. Низкая облачность и туман закрывают район цели. И Женя колеблется между долгом и желанием оправдаться перед суровым майором-пехотинцем.
— Над целью высота облачности сто метров, — наконец доложила она.
Лицо Маршанцевой нахмурилось.
— Сто метров? Значит, бомбить нельзя.
— Но восточнее от цели, — быстро вставила Женя, — километров на тридцать, небо ясно. Там ветер десять километров в секунду, возможно, что через час или два облака растают и небо прояснится.
Маршанцева слушала, становясь все более мрачной, и, совсем расстроенная, ушла в штаб.
Оставшиеся на аэродроме с нетерпением ждали ее решения, ходили по полю, но старались не показать своего волнения.
— Пусть буря! Пусть гроза, а мы полетим! — сказала Катя. — Должны лететь!
— Конечно, надо лететь! — подхватила Даша. — Мы покажем этим чертям, как нас обманывать!
Темнота медленно окутывала землю, сады, хаты, улицы. Но приказа о вылете не поступало. Уже начали поговаривать, что полетов не будет, но все сидели в готовности номер два.
Странная тишина была кругом. Не бегали механики, не шумели моторы, не галдели летчицы. Глаза всех были устремлены к хате, в которой помещался штаб. Вдруг там показался огонек ручного фонарика. Кто-то вышел. Мгновенно все были на ногах. Командиры эскадрилий разбежались по самолетам в ожидании приказа.
