— Братишки! Хватайте мешки!

Мешки упали. Мотор заработал, и самолет стал набирать высоту. Бойцы, размахивая шапками, что-то кричали. Вдруг Нечаева снова направила самолет вниз, прошла над кострами и крикнула во весь голос:

— Наступайте! Вырывайтесь!

«Правильно», — подумала Катя, услыхав этот вырвавшийся из сердца крик, и ей захотелось, чтобы его услышали солдаты.

На обратном пути они чуть не напоролись на Сунженский хребет. Три раза вырывались они из тяжелой облачности. А около Терека, где так удачно проскочили, когда шли к окруженным бойцам, их встретили зенитки. Значит, немцы еще продвинулись.

Катя решила уточнить их расположение и долго кружилась, вызывая на себя огонь других батарей. Немцы стреляли скупо, но все же две батареи удалось засечь. Тогда она вывела самолет из огня и полетела догонять другие экипажи.

Отрапортовав о выполнении задания, Катя пошла искать Женю. Ей хотелось узнать, не заметила ли та чего-нибудь нового при перелете фронта.

Евгения неохотно ответила:

— Все по-старому. У меня на маршруте было темно, как в аду. В одном только месте немцы все бросали ракеты… — Помолчав немного и словно что-то вспомнив, она вдруг добавила: — А минут через пять по тому месту ударили «катюши»…

— Вот это здорово! — воскликнула Катя и, обняв Евгению, спросила: — Может быть, уже началось?

Евгения поняла ее без слов, улыбнулась, но улыбка скоро погасла:

— Не знаю, не знаю… Пожары там вспыхнули большие, а насчет наступления ничего не могу сказать…

С земли были видны яркие звезды. Обыкновенная летная ночь. Но как только самолет лег на курс, навстречу ему надвинулось такое месиво, что не стало видно ни земли, ни неба.

Катя попросила летчицу набрать высоту. Однако и на высоте в тысячу метров перекатывались упругие тучи. Ноябрьский ветер хлестал с такой силой, что самолет швыряло, как лодку в шторм.

Катя вертела головой во все стороны, но не видела ни одной звездочки, ни одного ориентира на земле. Всего десять минут назад на душе у Кати было спокойно, и она обещала летчице привести самолет к цели, как по ниточке. А теперь, должно быть, Даша подсмеивается над ней, если только не пугается за будущее.

На коленях штурмана — карта с маршрутом, но она не может проверить курс ни по звездам, ни по земным ориентирам, не доверяет и приборам. По времени они должны были лететь над Тереком. Внизу сквозь плотную чернильную темноту блеснул просвет. Вглядевшись, Катя заметила, что там облака словно ударялись о какую-то преграду. Скоро Катя различила темную стену того самого хребта, который по маршруту должен был находиться далеко слева.

— Правее! Правее! — сказала она. — Вот так, курс двести восемьдесят.

Летчица набрала еще метров триста, самолет выскочил в просвет между тучами.

Катя вспомнила весь маршрут, по которому летала днем. За хребтом должна быть лощина, поросшая кустарником, налево — каменистое русло высохшей реки, а справа — ущелье, из которого выбегал Терек. Он петляет между отлогих гор, а на берегах его ютятся белые домики, похожие на отару баранов. Все это были хорошо изученные места. Несколько ночей подряд они летали бомбить переправу на Тереке. Эта переправа казалась узкой белой полоской, и попасть в нее было очень трудно. За Тереком, по данным наземной разведки, находятся склады с горючим.

Пролетев несколько минут в просвете, они снова встретили плотную стену облачности. Надо было опять пробивать ее и идти выше. Но едва самолет вошел в облака, горизонт пропал. Нисходящие и восходящие потоки бросали самолет то вверх, то вниз, летчица с трудом удерживала управление.

— Я не верю приборам! — с отчаянием сказала Даша. — Не могу дальше вести самолет!

Катя знала, что может произойти с самолетом, когда летчица теряет уверенность.

— Давай вернемся, — предложила она.

Как только самолет развернулся, попутный ветер подхватил его и понес к аэродрому. Уже миновали хребет, где клубились облака, стали искать аэродром.

В глубокой лощине было по-прежнему тихо, но звезды затянула дымка тумана. Глядя на это спокойное небо, нельзя было поверить, что рядом, за хребтом, бушует воздушный океан.

Самолет приземлился. Маршанцева вскочила на крыло:

— Почему вернулись? Мотор сдал?

— Мотор в порядке, — ответила летчица и обернулась к штурману.

Катя сделала вид, что сверяет приборы. Не так-то просто объяснить, почему они вернулись. Здесь, на тихой земле, трудно рассказать, почему они не могли лететь дальше. Надо сказать, что самолет не смог пробить облачность, но такого с ними еще не случалось.

Маршанцева подняла фонарик и осветила лицо штурмана. Кате невольно пришлось оторваться от приборов. Она кивнула на небо:

— Видите, что там творится?

Командир посмотрела на небо, перевела недоумевающий взгляд на штурмана:

— Почему же вы вернулись?

— Так было темно, что крыла не видать. — Катя пыталась голосом выразить всю безнадежность положения. — И не поймешь, летишь ли в горизонтальном положении или уже кувыркаешься. Абсолютно нелетная погода!

— Как «нелетная»? — возмутилась Маршанцева. — Видите, все улетели?

Катя видела. И уже думала об этом. Но не знала, что ответить. Она посмотрела на летчицу: может быть, Даша выручит? Но и летчица не находила слов для оправдания. Должно быть, они вернулись потому, что побоялись облачности. Струсили! Об этом узнает весь полк. Все будут осуждать их. Лучше бы они свалили вину на мотор. Подвел, мол, мотор, и все. А теперь нечего и сказать в оправдание. Но и на мотор жаловаться совесть не позволит. Нельзя подводить техников, которые ухаживают за машинами, словно за детьми.

— Погода как погода, — продолжала Маршанцева, — конечно, солнце не сияет. Но вы и называетесь ночными бомбардировщиками. Как же это случилось, что вы темноты испугались?

И на этот вопрос летчицы не могли ответить. Они соглашались с ней. Действительно, раз все улетели, значит, погода летная. Может быть, они просто выдохлись? Не хватило смелости? Но сегодня это их первый рейс, а вчера они сделали восемь рейсов, значит, и усталостью оправдаться нельзя. Оставалось только одно — исправить свою ошибку.

И они полетели снова.

Что случилось дальше, они не могли понять. То ли ветер разогнал тучи, но теперь они ясно различали контуры гор и лесных массивов, долину и тот опасный хребет, на который чуть не наскочили.

Но только они миновали этот хребет, как снова загулял ветер и погнал их на север. Опять заклубились тучи и закрыли землю.

— Видишь? — крикнула Катя в переговорную трубку. — Придется возвращаться.

— Нет! — воскликнула Даша. — Ни шагу назад!

Некоторое время Катя сидела, плотно зажмурив глаза, надеясь, что, привыкнув к абсолютной темноте, глаза различат что-нибудь на земле. Сколько раз она слышала рассказы летчиц, которым приходилось улавливать счастливые огоньки! Так, Наташа однажды бомбила пароход на Дону, обнаружив его лишь по огоньку спички. А Евгения не так давно обнаружила колонну немецких машин только по случайно вспыхнувшей фаре. Вот какие бывали случаи!

Но Кате казалось, что под ними и земли нет — просто черная бездна, из которой дует шальной ветер.

Часы показывали, что пора снижаться. Внизу должен быть Терек. Катя сказала это летчице, хотя еще не была уверена, что вывела самолет по курсу. Она внимательно смотрела вниз.

В разрыве облаков мелькнул стальной блеск реки.

— Вот он, Терек!

— Дальше веди! — сказала летчица.

Терек! Еще недавно они грелись на его каменистом берегу. У многих остались на лицах багровые ожоги злого солнца. Катя целую неделю мазала лицо вазелином. Они бросались в бурные волны и с трудом выбирались на берег. Река оглушала их ревом и грохотом, швыряла о камни и выбрасывала на поворотах. Не так давно они отступили от этих берегов. И вот вернулись…

Они подкрались к селению по извилистому руслу. Огромные бензобаки, опущенные немцами в воду, находились у самого берега. Надо было отыскать маленькую излучину, возле которой находился этот склад. Мгновение — бомбы скользнули вниз. Летчица сделала глубокий вираж над целью, чтобы посмотреть, куда упали бомбы. Внизу взметнулось огромное пламя и стало подниматься выше, словно гналось за самолетом.