Бывалов подошел к дому председателя колхоза и постучал в ставень. Окно открылось, и выглянул мужчина, одетый в полувоенный костюм. Взглянув на Катю, кивнул и пошел отпирать дверь.

Все вошли во двор. У стены загремел цепью поднявшийся на дыбы бурый медведь. Катя попятилась, но Бывалов протянул ей руку и повел за собой:

— Тут и погрейся, а я хозяйку позову, пусть похлопочет насчет чайку.

Катя оглядела комнату. Это была обыкновенная комната правления колхоза, с обычной обстановкой, даже диаграммы урожая, лозунги, расклеенные по стенам, были те же самые, что видела она повсюду — от Волги до Кубани.

Вошел председатель колхоза, тревожно взглянул на Катю, словно ждал от нее каких-то особо важных сообщении, и, когда Катя рассказала, что привело ее сюда, он вдруг рассмеялся.

— А я-то думал, — говорил он сквозь смех, — я-то думал, что связная из райкома пришла с приказом — отступать. А ты в пшеницу села! Вот так штука! Помогу! Помогу! — уже другим тоном сказал он. — Вывезу на дорогу и путь укажу. Бей их, не подпускай сюда.

— Только поскорее, меня летчица ждет, — сказала Катя вдогонку председателю.

В комнату вошла девушка. Взглянув на нее, Катя изумилась: бывают же такие красавицы!

Никогда еще Катя не видела таких больших сияющих глаз, изогнутых бровей, цветущих губ, такой высокой, тонкой шеи, таких темных кос. Катя одернула гимнастерку и по-военному представилась:

— Штурман Румянцева.

— Нина, — улыбнувшись, сказала девушка. — А я думала, вы летчик… то есть мужчина. — Она поставила поднос с бутылкой и закуской на стол, с любопытством посмотрела на Катю: — Пожалуйста.

— Я не пью вина, — сказала Катя, — но от чаю не откажусь. И вот пирожок возьму для своей летчицы, она стережет самолет, и у нее, наверное, тоже сосет под ложечкой. — Тут она увидала улыбку Нины, поняла, что проговорилась, и взяла два пирожка.

— Берите все, я еще принесу, — сказала Нина и вышла.

Она вернулась с большой корзиной яблок и со свертком. Катя начала было протестовать, но, увидев яблоки, умолкла: приятно было привезти девушкам такой подарок.

За окном уже гудела машина, в ней стояли бойцы и приветливо махали Кате. Иван Бывалов протянул ей руку и помог влезть на машину. В руках у солдат были косы.

— Идем хлебушек убирать, — пояснил солдат. — Это настоящее человеческое дело! Ох, поскорее бы с врагом рассчитаться и взяться бы за землю, распахать ее всю, чтоб ни дотов, ни траншей, никаких следов от войны не осталось.

Катя заметила, что солдаты слушали его, тихо улыбаясь, видимо, он высказывал затаенные мысли этих хлеборобов.

Машина подошла к самолету. Летчица уже отдохнула, лицо оживилось, порозовело.

— Скорее, Катя! Я поняла, где мы находимся. Два шага до аэродрома. Летим, летим!

— Сначала подкрепись. — Катя подала ей сверток с пирожками.

Летчица откусила пирожок, подмигнула: «Вот это да!» — и, забыв о всех огорчениях, принялась есть.

Увидев подходивших солдат, она пробурчала с набитым ртом:

— Почему солдаты с косами?

— А мы вам дорожку в пшенице прокосим, — ответил Бывалов. — По этой дорожке вы и взлетите.

Летчица взглянула на Катю: правда ли это — и запротестовала:

— Нет, нет! Я с поля подниматься не буду. Выкатите самолет на шоссе.

— Хорошо, — сказала Катя и пошла показывать солдатам, как выкатить самолет.

Прощаясь с председателем, Катя сказала:

— Увезите вы отсюда Нину…

— Увезти? — удивленно сказал председатель. — Как же вы без нее летать будете? Она же синоптик метеорологической станции. Она дает вам прогноз погоды по этому району Кавказа…

Синоптик!.. Катя выпрямилась: «Так вот какие есть девушки!» А ей-то казалось, что Нина из другого, тихого мира, где совсем другие заботы! И вот, оказывается, она с ними, помогает им делать одно большое дело.

Самолет поднялся. Блеснула река, вот и поворот железной дороги, а вот и ясно обрисовался аэродром.

Катя представила, как ждут их, как волнуются. Командир сейчас сделает им выговор, а потом на комсомольском собрании напустится на них Женя и напомнит, что они давали обещание работать без аварий. Многие будут недовольны Катей; ей, опытному штурману, ничего не простят… У Кати щемило сердце, когда самолет опускался на аэродром.

Рассвет наступил мгновенно, хлынул с гор, открыл желтеющую долину и на ней — плохо замаскированные самолеты. Зеленый кустарник будто сорвался с места — это бежали техники, волоча огромные ветки, чтобы замаскировать машины.

Летчицы толпились на аэродроме, никто из них даже не расстегнул шлема, словно боевая ночь еще не кончилась.

Небо посветлело — и стало ясно: два самолета не вернулись.

Летчицы наблюдали за командиром, ждали, когда она пошлет на поиски пропавших.

Особенно тревожились за Климову и Руденко. Их самолет пошел в третий рейс в ноль сорок. Экипаж Зиминой вылетел позднее, хотя и у него давно истекло полетное время.

Заложив руки за спину и опустив голову, Даша ходила по аэродрому, еле сдерживая слезы. Она видела Ивана Коробкова, который прошел по краю аэродрома к условленному месту, но не подошла к нему, не сказала, что у них случилась беда. Ей было не до него.

«Что я наделала! — огорчалась Даша. — Зачем поторопилась? Это Зимина, наверно, и погубила Катю. Нельзя было ее выпускать в самостоятельный полет, надо было еще учить да учить».

Даше повезло с Наташей Мельниковой: из штурмана она сделала отличную летчицу. Но у Наташи твердый характер, да и теоретическая подготовка сказалась. Наташа два года училась в авиационном институте, а Зимина только окончила десятилетку. И характер у нее еще не сложился.

Даша уже забыла о том, как радовалась, когда Маршанцева разрешила Зиминой самостоятельно вылететь на боевое задание. И вот надежда ее не оправдалась: Зимина не справилась.

Мысленно она уже видела разбитый самолет и свою дорогую Катю… Даша старалась отогнать эти страшные мысли и ничем не выдать волнения. Она даже отошла в сторону от подруг, чтобы не встретиться взглядом с Женей Кургановой, которая, может быть, уже винит ее одну в этом несчастье.

Да, Женя была встревожена. Приподняв шлем, она прислушивалась: не летят ли? Взгляд ее был устремлен за горизонт, где прятались немецкие окопы. Там, может быть, торжествуют немцы, сбившие самолеты с русскими девушками.

«Галина и Катя, — думала Евгения, — хорошие штурманы, они никогда не собьются с курса, значит, только немцы могли их сбить».

По аэродрому прошла Речкина. Лицо ее было серым, угрюмым. Остаток ночи и утро она звонила по всем аэродромам и в штаб дивизии, но нигде не находила пропавшие самолеты.

Евгения подозвала Надю Полевую и шепнула ей, что пора держаться поближе к Маршанцевой: сейчас она будет посылать на розыски, и пошлет тех, кто первый попадется на глаза.

Маршанцева тоже все утро не уходила с аэродрома, поглядывала то на часы, то на небо. Мысленно она просматривала весь маршрут, старалась представить, где могли потеряться самолеты. Она думала о вынужденной посадке, допускала даже аварию, но была уверена, что это произошло где-то здесь, в районе аэродрома. Она верила в своих летчиц: они, если даже мотор откажет, могут выбраться на свою территорию искусным планированием. Вероятнее всего, они сели где-нибудь недалеко, надо выручить их.

Она только подняла глаза, как летчица Полевая и штурман Курганова оказались перед ней.

Через три минуты их самолет был уже в воздухе. Они шли по тому же курсу, по которому летали вчера на бомбежку. Вот внизу равнина, на ней змеится железная дорога, мелькают поселки, мосты. Летчицы спускаются ниже, разглядывают долины: нигде не видно самолетов.

Вот взорванный мост, похожий на рыбий плавник, торчком вставший из воды. Это уже линия фронта. Пора уходить, чтоб не напороться на снаряд зенитки, но штурман просит спуститься еще ниже, чтоб внимательнее просмотреть землю.