Она сняла шинель, сдвинула шлем на затылок, внимательно оглядываясь, стала изучать местность.
— Трудно нам здесь будет… Ну не гулять прилетели, надо браться за дело… Что это там, у подножия горы, синеет?
Катя взглянула вдаль, где клубился туман:
— Должно быть, река.
— Река? Отлично! Можно умыться! — И, бросив шинель в кабину, Даша пошла по полю, изрытому колесами.
— И я с тобой! — Евгения побежала за ней.
— И я, и я! — подхватило несколько голосов.
Яркое солнце опрокидывало на землю потоки горячих лучей. Еще и семи не было, но от жары уже трудно дышалось.
Катя сидела под крылом самолета, с тревогой думала: «Вот и Кавказ».
Мысленно она оглянулась назад. Там были поля, где легко размахнуться, а здесь…
Высокие горы пугали ее. Перед ней на маленькой площадке, со всех сторон замкнутой горами, стояло множество самолетов. Здесь были «илы», «яки», СБ и Р-5, а в стороне, по краю железнодорожной насыпи, цепочкой стояли их маленькие машины. Катя глядела на узкий котлован и думала, что ни один самолет не сможет подняться отсюда. Она пошла в штаб узнать, что же будет дальше.
Около тяжелых бомбардировщиков громко бранились техники и механики.
«Хороший знак, — решила Катя, — если опробуют моторы, значит, куда-нибудь собираются. Но как они тут развернутся?»
Впереди убегала в темное ущелье выгоревшая добела дорога. По сторонам ее стояли синие виноградники. Ровные межи тянулись по склону горы и такими же ровными рядами пересекали поле.
Катя никогда не видела, как растет виноград. Сейчас на нее смотрели прозрачные гроздья, затуманенные росой; смотрели, словно глаза тех, кто сажал эти лозы, кто рыхлил под ними землю, кто выращивал их, кого война прогнала с родных мест и кого летчицы теперь должны защищать.
Штаб помещался в ауле у подножия горы.
Комиссар Речкина сидела за столом и рассматривала большую карту из склеенных листов. Вся карта была исчерчена красными и синими стрелами, показывавшими передвижение линии фронта. Около стола стояла Нечаева и свертывала в трубочку старые листы штабной карты.
Уж много раз Кате приходилось наблюдать, как одна карта заменяется другой, и всегда ее охватывала горькая обида. Словно земля уходила из-под ног. Еще один кусок карты свернут в трубку, и неизвестно, скоро ли эти трубки развернутся.
— Товарищ комиссар, можно войти?
Речкина подняла голову, сухо ответила:
— Входи. Вот карта, изучай Кавказ.
— Я хотела бы знать, что мы здесь будем делать.
— Воевать, — сухо ответила Речкина. — Сейчас командир вернется из штаба дивизии и скажет, как будем воевать и где.
Катя подошла к окну. Вот он какой, Кавказ! «Тебе, Кавказ, суровый царь земли…» — вспомнила она стихи Лермонтова. Она много читала о Кавказе, видела его на открытках «Привет с Кавказа!». Представляла его себе так: по горам вьется тропинка, черкешенка с кувшином на плече спускается к хрустальному ручью; сакли, чинары да еще, кажется, лезгинка, которую плясали студенты-горцы в университетском клубе. И вот он перед ней.
Из-за этих высоких гор они будут налетать на врага, бомбить и уходить в неприступное ущелье.
От реки возвращались девушки. Кате тоже захотелось освежиться. Она спустилась к ущелью, по которому стремительно бежала река.
Умывшись, сразу подумала о завтраке. На той стороне аэродрома, в лесочке, видела кухню.
Она вышла на белую дорогу. Впереди в облаках пыли двигался обоз переселенцев. Седые, запыленные лошади тянули телеги со скарбом. На возах сидели дети, а старики и женщины шли пешком.
С Катей поравнялся мальчик лет двенадцати. Придерживая карманы, набитые гроздьями винограда, он обернулся назад и крикнул:
— Мамка, догоняй!
Женщина с мешком за плечами попыталась догнать обоз, но задохнулась и махнула рукой:
— Иди. Догоню…
Катя взглянула на нее. Серое, словно каменное, лицо. Только черные глаза вдруг знакомо сверкнули, и она узнала шахтерку из поселка «Труд горняка».
— Голубушка солдатик! — воскликнула шахтерка, узнав Катю. — Вот так встреча! Вы-то как сюда попали? Вы же оставались позади. Как же очутились впереди нас?
Обняв Катю, она смотрела на нее так радостно, будто встретила родную сестру.
— Ну чего же молчишь? — сурово вопрошала она. — Неужели немцы и сюда добрались?
— Нет, нет! — поторопилась ответить Катя. — Сюда мы не допустим.
— Пора бы их остановить, — сказала шахтерка. — Мы идем и думаем: когда же домой заворачивать? И здесь солнышко греет, а все-таки мы бездомные. Смотри, винограду-то сколько! Я думаю захватить лозу и посадить возле дома, выращу для ребятишек. Как ты думаешь, вызреет?
Катя не знала, что ответить. Шахтерка внимательно посмотрела на нее, вздохнула:
— Понимаю, почему ты молчишь… А я вот думаю, что мы вернемся и виноград созреет.
Взглянув на обоз, она оживилась и потянула Катю за собой:
— Погляди на ребят — сидят на возу да посмеиваются. Им-то что? Солнышко светит, и ладно. А старший пешком идет, вон он, в бумажном колпаке.
Катя шла за обозом и с удовольствием слушала шахтерку. Ее радовало, что женщина так уверенно смотрит на свое будущее.
Впереди был виден аэродром. На нем началось какое-то движение. Вот тяжелый бомбардировщик медленно развернулся, и сразу образовался просвет. Потом послышался гул моторов, — должно быть, ястребки готовились к вылету.
Вдруг она услышала знакомый звук приближающегося самолета и невольно остановилась. Вскинув голову, она увидела немецкий разведчик.
Земля закачалась у нее под ногами. Немецкие разведчики здесь!
Но в небо уже поднялись истребители, и разведчик мгновенно скрылся.
Надо было торопиться. Прощаясь с шахтеркой, Катя снова услышала гул моторов и подумала, что это возвращаются наши ястребки. Но гул приближался и становился надрывным. И в то мгновение, когда она подумала: «Это немцы», бомбардировщик повис над дорогой и начал расстреливать обоз из пулеметов.
Вокруг аэродрома застучали зенитки. Послышался свист падающей бомбы.
«Это у нас!» — подумала Катя и представила, что сделает бомба на поле, где крыло к крылу стоят самолеты.
Она побежала вперед. Навстречу ей шли машины с боеприпасами, с горючим, рулили самолеты, разбегаясь от пожара.
Слева по узкой взлетной полосе поднимались легкие бомбардировщики. Кате представилось самое страшное: вдруг Нечаева улетела, не дождавшись ее? Улетел и весь полк в неизвестном направлении.
Самолеты пролетали над ее головой так низко, что она инстинктивно наклонялась, чуть не падая, бежала через поле.
Наконец она увидела свой самолет: он стоял подрагивая от нетерпения. Летчица уже надевала очки.
Около нее стоял какой-то летчик, который, взглянув на Катю, хотел что-то сказать, но Даша закричала:
— Скорее! — и кивнула на летчика: — У меня уже есть пассажир, могу с ним улететь.
Катя поспешно полезла в кабину, стала надевать шлем. Даша сказала:
— Нам приказано взять вот этого товарища. У него только что разбомбили машину, и командир приказала перебросить его на новый аэродром, куда перелетела его часть.
Катя взглянула на летчика и узнала его. Этот лейтенант шутил с ней на аэродроме в Энгельсе. И вот он попал в беду, и они должны выручить его. Она и фамилию вспомнила:
— Лейтенант Рудаков? Встречались на Волге!
Летчик изумленно оглядел ее:
— Неужели вы та самая маленькая девушка из Энгельса? Но как вы выросли! Я бы ни за что не узнал вас. И не только выросли, но и возмужали.
— Еще бы, — ответила Катя, — работа нелегкая, пришлось набирать силу.
Даша смотрела то на одного, то на другого:
— Так вы знакомы?
Лейтенант Рудаков поспешно ответил:
— Встречались… Старшина Румянцева! Не ожидал встретить вас на фронте.
— Нам подают сигнал! — перебила его Даша.
Лейтенант нерешительно смотрел на Катю, словно ждал ее приглашения.
Но летчица скомандовала:
— Скорее в кабину!
Катя изумилась: в кабине двоим не поместиться, разве что один сядет другому на колени… Но ведь лейтенант не сядет к ней?