В России происходили громкие дела. Менялись Генсеки, Президенты, советские телевизоры уступали место японским и корейским. Машины уже всё чаще проносились по городу диковинные.
Акмолу Президент Казахстана пожелал именовать Астаной, в которой пошло бурное строительство. А престарелая чета и телевизора не имела, и богатства не нажила. Хотелось, чтобы их общий сын сын, Пётр Фёдорович, жил успешнее их, но мужику уже стукнуло тридцать шесть, а особых успехов не наблюдалось. Родители были, как-никак, запачканы своими солидныцми сроками отсидки за колючей проволокой. Так что оставалось мужику клясть судьбу свою неудачника или виноватить родителей особенно неприятной записью в паспорте, что родился в тюрьме.
Неожиданные изменения в их жизни произошли осенью девяносто второго года. В столовой к Наде подошла заведующая, загадочно улыбаясь, спросила, не имеет ли она кого-нибудь из родственников, которых когда-то потеряла. Надю как будто какой силой подбросило.
-Люба? - хриплым голосом воскликнула она.
-Да нет, - вскинула удивлённо брови заведующая, - Людмила Рощина ищет мать Надежду.
Отчество не знает, фамилию не помнит. Помнит только, что жила в занятом немцами городе, в котором приходил немец Курт и играл с нею, пока мать надолго отлучалась. Я, конечно, не уверена, что она ищет тебя, но ты как-то рассказывала нам, что работала у немцев. Конечно, это плохо, что немец - её отец, да ведь у нас тут в Казахстане немцы-то лучшие работники. Так что не ты первая, не ты и последняя. У неё есть дочь - Лена. Будешь писать, дам адрес.
-Конечно, буду! Курта я помню! Генерал посылал.
-Генерал? - изумилась заведующая. - Ну, не ожидала от тебя!
-Да нет! Отец-то её, если это она - Фёдор Иванович и есть, ну, с которым живу. А у генерала я уборщицей была. Жить-то надо было на что-нибудь.
Заведующая столовой всё с таким же изумлением на лице сунула ей бумажку с адресом, покачала выразительно головой, добавила:
-Сидела в тюрьме-то всё же за дело! Другие-то партизанили!
Надя проглотила обидные слова привычно. Никогда её воспоминания не выплёскивались в России. Здесь, в Казахстане, был чуточку другой мир. Народ смотрел на войну, как на что-то далёкое. Рассказ о днях под немецким игом казался чем-то необыкновенно страшным, а после её, Надиных слов, смягчённых из-за отсутствия эпизодов, не увиденных ею, война выглядела какой-то неубедительной.
Фёдор Иванович новость встретил спокойно, даже скептически. Имя, которое не совпадало, для него было главным аргументом, что дочь - не Надина и, значит - не его.
Ему вообще не верилось, что можно по таким скупым данным обнаружить родственника. Хотя они ничем не рисковали по причине своей бедности, но всё-равно было бы неприятно разочароваться и разочаровать женщину.
Как ни странно, недели через три после отправления письма к ним в дверь постучали. Дома находился только Фёдор Иванович. Он без тени удивления на лице открыл дверь и стал ждать, когда две женщины вынут обувь для ремонта из пакета.
-Здесь живёт Надежда Аркадьевна Горилова? - спросила женщина со светлыми локонами, красиво обрамляющими её продолговатое лицо с весело поблёскивающими голубыми глазами.
-Здесь, - с пробуждающимся волнением ответил Фёдор Иванович.
-Мы из Москвы, - сказала женщина постарше, почти с чёрными, гладко зачёсанными волосами к затылку, на котором они и были свёрнуты в аккуратный овал. - Нам бы с нею поговорить по поводу её дочери, - добавила она, окидывая взглядом комнату, в которой её карие глаза не находили ни фотографий, ни вообще чего-нибудь интересного.
-Но мы должны сразу предупредить, что твёрдой уверенности нет в том, что это именно её дочь, - поспешила добавить голубоглазая блондинка.
-Честно говоря, и нам бы не хотелось ошибиться, - задумчиво проговорил Фёдор Иванович, - Надя сейчас в столовой, но к обеду прибежит. Минут десять осталось. Подождите.
Женщины оглянулись по сторонам, вновь пытаясь, как видно, увидеть какие-нибудь фотографии на стенах. Не найдя ничего, они присели на два табурета, сколоченных хозяином специально для посетителей с несложным ремонтом их обуви.
-А вы, наверно, муж Надежды Аркадьевны? - осторожно начала женщина с карими глазами. При этом её брови проползли по лбу немного вверх, обозначив морщины, которые состарили её сразу на несколько лет.
-Мы живём без брака, так получилось. Неудобно уже было в Загс-то идти. Возраст не тот.
-И давно вы вместе? - поинтересовалась голубоглазая блондинка.
-Иногда мне уже кажется - всю жизнь.
-Как это - всю жизнь? - чуть не враз воскликнули обе женщины.
-Да как Гитлер напал. Расставались, конечно, на годы, а потом опять вместе. Война ведь была.
Обе женщины смотрели на хозяина комнаты уже с другим интересом.
-Так это ж, наверно, и ваша дочь? - решилась спросить брюнетка с карими глазами.
-Наверно, и моя. Только если не моя, а только Надина, я всё-равно - не против. Родни же всё-равно у меня никакой. Все померли.
Женщины помолчали некоторое время. Но видно было, что терпение у блондинки кончилось.
-Может нам в столовую сходить? - спросила она, не надеясь, что седовласый старик сможет их проводить.
-Сходить-то можно, конечно, - согласился Фёдор Иванович, - только к дому две дорожки ведут. Боюсь, не разошлись бы вы.
Но в этот момент кто-то зачастил по коридору, шаги остановились у двери в комнату, и появилась на пороге хозяйка.
-А мне уже сообщили, что у нас гости! Так я запыхалась! Всё бегом да бегом.
Две женщины засмеялись в ответ, представив этот бег старой женщины. Но тут же изобразили на лице серьёзное выражение.
-Здравствуйте, Надежда Аркадьевна! - поздоровалась брюнетка, эхом повторила приветствие и блондинка.
-Мы вам привезли фото женщины, - сказала блондинка, смутилась от пристального взгляда старухи, потупилась и продолжала, - возраст в Детдоме, конечно, уже - четырнадцать лет. А вот на этом фото она уже в годах, взгляните, пожалуйста.
-Это она! - воскликнула Надя. - Да ты, Федя, взгляни, она ведь точь-в-точь вылитый ты в молодости! Но почему - Люда? Я её Любой назвала!
-Вы, Надежда Аркадьевна, не удивляйтесь, - успокоила её брюнетка, - в Сталинские времена детям осуждённых родителей меняли имена и фамилии. Но мы нашли ещё одно подтвержение вашего родства! Мы нашли сына Курта в Германии. И вот что хранилось в их фотоальбоме!
Брюнетка торжественно вынула ещё одну фотографию, пожелтевшую от времени.
На ней Надя увидела себя с трёхлетней Любой в той комнате, в которой жила некоторое время в городе N. Слёзы радости катились по щекам старухи. Фёдор Иванович стал часто моргать, вытирая тыльной стороной ладони набежавшие сопли из носа. Две женщины стали радоваться тоже, правда, пока осторожно. Обычно родственники, узнав о материальном положении друг друга, могли и на попятную пойти, просто отказаться от родства. А в таких случаях, без их общего согласия на встречу по телевидению, все поиски заканчивались тихо. Поисковикам оставалось только в тактичной форме убеждать ту или иную сторону, что это была ошибка.
-Но вы ещё не знаете, что живёте не так далеко друг от друга! - не выдержала блондинка. -
Ваша дочь живёт в Астане! Она проработала много лет комбайнёром! Сейчас, конечно, её работа полегче, в бухгалтерии. Нам бы хотелось вас собрать в Москве на нашей встрече - "Жди меня".
-Ой, что вы! У нас денег нет таких! - испугалась Надя.
-Я только что путешествовал, это не для меня тоже! - отмахнулся и Фёдор Иванович. - Нам бы вот сюда, чтобы повидаться, и ладно!
-Так мы вам и билеты на поезд купим, и гостиницей обеспечим. Такси тоже вас привезёт на передачу и увезёт. Ваш случай очень уникален! Пожалуйста, не отказывайтесь! -
стала убеждать стариков брюнетка.
-Ой, и не знаю, что сказать! - уже меньше сомневаясь, закокетничала Надя. Это выглядело неожиданно смешно, отчего московские гостьи рассмеялись.