Я родом их Хильомоди Коринфской области, отставной военный, по званию майор авиации. По разным стечениям обстоятельств мне пришлось работать и таксистом в Афинах. За свою жизнь я много раз общался со старцем Паисием.

В 1975 году мы встретились со старцем Паисием всей семьей в монастыре в Суроти.

Мы были в архондарике — всего собралось человек пятнадцать — и говорили о том, сколько времени уделяем нашим духовным обязанностям. Среди нас были две студентки, которые спросили старца: «Где нам взять время, Геронда, на духовную жизнь, когда мы должны заниматься? Как мы сможем успешно учиться, если не будем заниматься?»

Старец спросил одну из них: «Сколько часов в день ты занимаешься?» — «Иногда и двадцать четыре часа в сутки». — «Ты когда‑нибудь читала Священное Писание?» — «Нет». — «Ты когда-нибудь молилась?» — «Нет». — «Ну так как же ты хочешь быть успевающей? Если ты будешь читать полчаса Священное Писание и полчаса в день будешь молиться, ты будешь лучше воспринимать и выучивать свои предметы. Ты будешь успешно учиться».

Старец придавал большое значение чтению Священного Писания, молитве и вообще изучению святоотеческой литературы.

Как‑то я в военной форме пришел к нему в келлию Честного Креста. Мы просидели вместе всю вторую половину дня и проговорили на разные темы. Проявив неделикатность, я хотел остаться у него в келлии. Однако, когда наступил закат, он сказал: «Брат Христос, ты останешься здесь?» — $1Если на это будет благословение». — «На это благословения нет, но что поделаешь?» Услышав эти слова, я расстроился и хотел уйти. «Нет, ты не уйдешь, — сказал он мне. — Все монастыри уже закрыты в этот час». Он принес еды на цинковой тарелке, и мы съели помидор, несколько маслин и кусок черствого хлеба. Он налил немного оливкового масла плохого качества, но для меня оно было слаще меда — я был рядом со старцем. Вся эта трапеза стала великим благословением. Я думал, что мы будем вместе молиться, но старец, прочтя мои помыслы, сказал: «Иди отдыхай и будь осторожен, чтобы тебя не съели шакалы». — «Геронда, как меня могут съесть шакалы? Да они испугаются меня». Но я не понял, как выяснилось позднее, что он говорил не о лесных шакалах. Я взял у него благословение, поклонился, мы попрощались, и я пошел спать. Встав рано утром, я вышел и сел в архондарике под открытым небом, ожидая старца. Когда он показался, я увидел, что он растрепан, подрясник порван, усы торчат вверх, борода помята. Глаза у него были красные. Я подумал, что старец утомился от бдения. Он встал в дверях и начал рассказывать о борьбе, которая у него была всю ночь, о войне с каким-то тангалашкой. Я не понял слова «тангалашка», и он мне объяснил: «Это маленький бесенок, ничего серьезного. Я его схватил, наподдал ему, и он понял. Но ты не бойся. С нами Христос». Я слушал его, и у меня мурашки бегали по коже. И сейчас, когда об этом рассказываю, снова содрогаюсь, потому что это было что‑то страшное.

Отец Поликарп Мандзароглу рассказал мне следующее.

«Старец Паисий около 1972 года в Неделю о слепорожденном почувствовал сильное утомление, когда молился. На секунду ему пришла мысль, что если бы он мог съесть немного рыбы, то стало бы лучше. Поскольку у него были постоянные боли в кишечнике, ему пришлось ненадолго выйти на улицу. Возвращаясь, он увидел, как большая птица, похожая на орла, стремительно летит на него. Он нагнулся, чтобы она не задела его, и быстро зашел в келлию. Однако вскоре из-за своих болей ему снова пришлось выйти наружу. Он заметил, что в том месте, куда перед этим села птица, трепыхалась рыба! В умилении он перекрестился, поблагодарил Бога за дивный Его Промысл и, насыщенный Его Божественной любовью, говорил сам с собой: «Разве мне может хотеться теперь есть!»

Старец находился в абсолютном послушании у своего духовникаа. Он выполнял всё, что ему говорил отец Тихон. Однажды я хотел сделать ему небольшой подарок, но он ни в какую его не принимал. Когда я спросил, почему он отказывается, старец сказал: «У меня благословение от моего старца не принимать никаких подарков, не принимать ничего. Чтобы у меня ничего не было в кармане. Чтобы никогда не было денег. О нас здесь печется Пресвятая Богородица. У нас нет нужды. У вас там, в миру, больше нужд. Есть вдовы, бедные, старики, которым вы должны помогать. А я, поскольку мне деньги не нужны, должен их буду кому‑то отдавать. Если мне приносят вещи и я их принимаю, то мне приходится быть носильщиком. Но и другим отцам здесь эти вещи не нужны. Выбрасывать их, что ли? Это грех». У него тоже было повеление от старца как можно реже принимать у себя в келлии кого‑либо, кроме двух–трех иеромонахов, чтобы они служили Божественную литургию в прилегающей к его келлии церквушке.

Как‑то раз, когда мы жили в Триади, к нам в гости приехала пара из Лариссы вместе с дочкой. Девочка проговорила мне что‑то, и я понял, что с ней не все в порядке. Ее отец сказал мне: «Господин Христос, мне нужно, чтобы ты мне помог. Поехали на Афон, если это возможно, прямо сейчас». Я ответил: «Сейчас мы не можем. Нужно дождаться утра». Но он настаивал: «Поехали сейчас, я оплачу расходы». Девочка была бесноватой, и родители хотели, чтобы она исцелилась, но, к скольким врачам они ни ходили и ни водили ее, те ничего не могли сделать. Они решили, что, может быть, старец поможет ей. Я спросил их: «Может быть, вы сами виноваты в состоянии ребенка?» Ее мать призналась: «Да, у нас есть связь с одной языческой группой, по вечерам мы выходим в одиннадцать часов на улицу и совершаем обряды с черепами…» — «Другими словами, сатанизм. Ну вот вам и результат». В конце концов, как я узнал об этом позднее, отец девочки поехал к старцу, и тот сказал ему (хотя никогда его прежде не видел): «Георгий, иди сюда. Не бойся. У твоей девочки ничего нет. Она выздоровеет, но только в том случае, если вы уйдете оттуда, где вы есть. Отойдите от этого. Подавайте милостыню, кайтесь, исповедуйтесь». Действительно, как я узнал, девочка исцелилась, когда ее родители сделали все, что им велел старец. Это произошло, как мне кажется, в 1986 году.

Как‑то у меня была очень серьезная личная проблема, и я много раз ездил к старцу. Однажды почти в слезах я ему сказал: «Геронда, что будет?» — «Мойхороший, всебудетхорошо». Я подумал, что он говорит мне это просто так, чтобы меня подбодрить. Мы побеседовали, и он сказал мне слова утешения, а также объяснил, как себя вести. Мне пришло время уходить. «Пресвятая Богородица и Христос с тобою», — сказал старец. «Ты мне ничего не дашь?» — спросил я. «Что ты еще хочешь, мой хороший? Богородица и Христос с тобою. Что ты еще хочешь?» Он зашел в келлию и вынес мне икону святой Мавры: «Возьми ее. Святая Мавра все тебе исправит». Прошло совсем немного времени, и все исправилось, как и сказал старец.

Старец всегда спрашивал меня о моих детях — Нектарии и Панайотисе, которые в то время жили в Афинах. Особенно о Нектарии, у которой была личная проблема. Старец говорил: «Я молюсь». И действительно ситуация исправилась.

Для меня старец Паисий был святым. Все, что он говорил, было правильным, потому что исходило от Духа Святого. И даже в его шутках была благодать Божия.

Я хотел бы сказать с великой радостью несколько слов о покойном святом Паисии, который во многом помог и мне через разные чудесные события. Этот рассказ о моих отношениях в 1979-1991 годах с отцом Паисием я бы назвал «Призвание к монашеству — благословение Божией благодати».

В марте 1979 года, учась в аспирантуре за границей, под воздействием Божией благодати я понял, что должен совершить паломничество на Святую Гору Афон (у меня никогда не было такого опыта). Я тотчас же отправился на Афон, где честнейшие отцы послали меня к старцу Паисию «посоветоваться, — как они сказали, — с ректором Афона», который жил тогда в келлии Честного Креста, относившейся к монастырю Ставроникита. Я так и поступил.