33. «Этот архиерей — подлинный грек, хоть и маленького роста».

34. Он радовался простоте старых монахов. Рассказывал, что один из них говорил ему: «Отец Паисий, не переживай, папа побежден Давидом». — «Как же так, мой дорогой? Между ними столько веков разницы!» Старый монах настаивал: «Об этом говорится и в Псалтири: “Давид обратил в бегство Амалика”. Амалик — это папа, ведь он без волос и без бороды». Другой такой монах поднимался на крышу своей келлии и читал Евангелие. «Что ты там делаешь наверху, раб Божий?» — спросил старец. «Разве где‑то не сказано: “что услышали в темноте, проповедуйте на кровлях”?» — ответил тот.

35. Один знаменитый музыкант пожелал посетить отца Паисия. Однако перед тем как пойти в каливу, он зашел в главный храм монастыря. Там диавол шепнул ему: «Какой бы у тебя здесь получился хороший концерт!» То есть в помысле он подменил поклонение Богу поклонением себе. Когда он затем подошел к каливе, старец не открывал.

Подождав какое‑то время, музыкант собрался уходить. В это время резко открылась дверь и старец крикнул: «Иди, беги скорее, твой сын горит».

Когда тот в страшном волнении почти бегом достиг Карей и позвонил домой, то факт пожара подтвердился. Но в конце концов по милости Божией сын его спасся.

36. Он восхвалял смирение и покаяние. Говорил: «Один монах, когда подошло время помазывания во время полиелейного ночного богослужения, подумал так: “Ты недостоин идти вместе с другими монахами прикладываться к иконе. Стой здесь, как будто тебя нет, и кайся во всех своих мерзостях”. Когда закончилась ночная служба и братия разошлись, он со смирением подошел приложиться к иконе Богородицы, и тотчас же лампада, которая висела перед ней, наклонилась и капнула маслом на его голову. Его помазала Сама Богородица! Это показывает то, как Богородица любит смирение и покаяние».

37. «Я прошу Бога, чтобы мои останки почернели, дабы потерять человеческую славу и получить вечную. Сколько отвергнутых людьми наследуют вечную славу Божию».

38. «Я видел в аду иерархов, опечаленных, неподвижных, как бы окаменевших, державших в руках епископский жезл. Из деликатности я прошел мимо них ничего не говоря и устрашился степени ответственности этого сана».

39. «Греческой армии, если пресекать в ней богохульство и безнравственность, нечего бояться. Помню, в 1948 году было такое ощущение, что богохульников и безнравственных людей пули просто преследовали».

40. «Бог терпит нас как нацию не по причине нашей добродетели, а потому, что мы сохраняем Православие. Так что, несмотря на то что все на нас косо смотрят, Бог не попускает нам страшных бед».

41. «Мы живем в самые трудные времена, но у меня есть большая надежда и доверие к Богу».

Старец Паисий сказал: «Мы очень богатые, потому что мы — христиане».

Я побывал у старца Паисия в октябре 1993 года У меня проблема с глазами, я плохо вижу, потому что, как мне сказали, на меня навели порчу. Встретившись со старцем, я рассказал ему об этой проблеме. Он положил мне на голову свою ладонь, и я почувствовал, что мой мозг немного двигается.

Затем он спросил меня: «Откуда ты знаешь, что на тебя навели порчу?» — «Мне сказал об этом один знающий человек». — «Если будешь укореняться в духовной жизни, эта проблема будет постепенно исчезать. Часто ходи в церковь, исповедуйся».

Старец Паисий рассказал нам такой случай: «Как‑то у меня поднялась температура до сорока одного, и я не мог встать с кровати. А в это время кто‑то стучал в мою калитку. Я не открыл, но стук продолжался еще в течение часа. Тогда я встал и увидел в окно, что человек перелез через ограду и оказался в саду. Я вышел и говорю ему: “Ну, мой хороший, зачем же ты стучишь целый час? У меня температура сорок один. Не могу с тобой говорить, падаю”. Однако он, весь красный, возбужденный, не контролируя себя, говорит мне: “Я хочу поговорить с тобой обязательно. Если я с тобой не поговорю, я тебя убью”. В тот момент он был в своем праве; даже если бы убил меня, он был бы в своем праве, а я нет», — заключил старец.« Отец Паисий, я вас не понимаю. Как это он был в своем праве?» — «Вот послушай. Этот человек был сумасшедший, в тот момент у него не было ни доли рассудка. Так что у него были все права (как у духовно больного человека) даже убить меня, как он мне сказал. Так что, поскольку все права были на его стороне, я сел, выслушал его и дал ему совет в том, о чем он меня спросил». Я был поражен позицией старца, позицией праведника по отношению к ближнему.

В другой раз старец сказал: «Люди, страдающие диабетом, не ходят по кондитерским…» Возможно, он сказал это обо мне. Еще как‑то раз он сказал: «Многих молодых людей Господь забирает преждевременно, потому что видит, что они не покаются. Забирает их, чтобы они по крайней мере были наказаны не так сильно, то есть чтобы попали в гостиную, а не в темницу ада».

Я познакомился со старцем Паисием, когда он переехал из келлии Честного Креста в Панагуду. В первый же день нашего знакомства он произвел на меня колоссальное впечатление, и я сказал себе: «Этот монах особенный».

Как‑то раз я взял благословение у отца Паисия и построил в Халкиде церковку во имя Василия Великого. Старец говорил, что это его церковь, и не только потому, что дал мне благословение на ее постройку, но и потому, что, как и Василий Великий, был родом из Каппадокии.

Однажды я пришел к старцу и увидел рядом с его келлией юношу, который кричал: «Отче, отче, открой!» Я тоже подошел к калитке, но старец, несмотря на крики, не открывал, давая нам немного подождать. Когда мы успокоились и набрались терпения, он вышел и открыл нам. «Добро пожаловать, уроженец Кесарии, — сказал он мне. — «А тебе, дорогой, не идет носить имя Ангела и быть атеистом !» — сказал он юноше. После этого мы зашли в келлию, и я сказал старцу то, что хотел, поклонился и ушел. На следующий день я встретил этого юношу в Карее и спрашиваю: «Что произошло? Что тебе сказал старец?» — «Лучше и не спрашивай, — говорит он. — Я и в самом деле ни во что не верил, но теперь я озадачен. Теперь буду все время ходить к старцу». Кажется, его звали Серафим.

Я рассказал старцу о своих внуках и спросил его: «Нужно ли мне их драть за уши?» Он ответил: «Не надо, не надо. Видишь, там у меня помидоры, привязанные к колышкам? Я привязал их не проволокой, а тряпочкой». Он имел в виду, что с детьми нужно обращаться нежно. Там был еще куст. Я увидел, что под ним что‑то краснеется. Мне стало любопытно, и я спросил, что это такое. Он ответил улыбаясь: «Там мой холодильник!» Было лето, и он положил туда несколько помидоров.

Как‑то старец Паисий сказал: «Уклонение от самоотдачи и жертвенности приводит современного человека к запутанности, мучениям и безысходности. Источником самой большой радости для человека является жертвенность, которая есть проявление любви.

«Свобода необходима для человека, но нельзя ею злоупотреблять. Экологи ратовали за то, чтобы выпустить львов на свободу из зоопарка, — шутя говорил старец некоторым сторонниками полной свободы. — Однако я узнал, что, когда львов выпустили, первыми, кого они съели, были эти экологи…»

«Замысел Божий заключается в том, говорил отец Паисий — чтобы использовать зло, порождаемое сатаной, так, чтобы оно в конечном итоге оборачивалось добром».

Однажды в зимний день, находясь на Афоне, я решил спуститься от Карей к старцу Паисию. Перед тем я стал спрашивать находящихся вокруг, не хочет ли кто‑нибудь пойти вместе со мной. Вызвался один человек лет тридцати. По дороге, разговаривая, я узнал, что он — выпускник Университета Пандио, абсолютно равнодушен к духовным вопросам и не принадлежит никакой религии. Он даже издевался над верующими. «Ну, пойдем посмотрим, что это за старец», — рассуждал он в таком духе. Он был из Яницы. Когда мы подошли к калитке с нижней стороны сада, старец открыл нам и ввел нас к себе в келлию. Была зима, и шел снег. Он угостил нас инжиром и не успел еще ничего сказать, как к нему обратился молодой человек, говоря, что слышал от многих, будто старец обладает знанием о людях, которые к нему приходят. Старец с большой любовью, чуть улыбнувшись, ответил ему: «Ты боишься, что я сдам тебя в полицию или опозорю? Я этого не сделаю, потому что ты исправишься». Молодой человек побледнел и замолчал. Я остался ненадолго со старцем и, закончив беседу, спросил молодого человека, не хочет ли и он с ним поговорить. Но тот отказался. На обратном пути он казался абсолютно изменившимся. Он сказал мне: «Господин Василиос, я не стал сегодня говорить со старцем, но обязательно пойду к нему завтра. Слова, которые он сказал мне, потрясли меня, я понял, что это не простой монах». С тех пор я его не видел, но надеюсь, что он встал на путь покаяния.