Помню, был сентябрь, за три–четыре года до смерти старца. Мы собрались у ограды его келлии — нас было примерно двенадцать человек. Мы ждали около полутора часов. Первый раз старец нам так долго не открывал. Когда в конце концов он открыл и мы зашли внутрь, один брат попросил, чтобы он поговорил с нами наедине, пять минут с каждым, чтобы рассказать ему о личных проблемах. Но старец не согласился. Он пригласил всех нас сесть у него в архондарике под открытым небом и начал с нами говорить. Иногда говорил что‑то, и я не понимал, почему он это говорит. Говоря на какую‑то тему, он вдруг прерывался и уводил разговор в сторону: «У некого благочестивого юриста в Салониках проблема с женой. У его жены слабость к чистоте. Однако их ребенок еще очень мал и этого не понимает; естественно, он сорит, перемещает предметы, и дома беспорядок. Этот юрист должен уговорить свою жену потерпеть до тех пор, пока ребенок начнет понимать, и тогда все уладится». Когда он закончил говорить, вопросы всех присутствующих были разрешены. Он ответил на мысли и проблемы каждого из нас, ибо благодаря своему дару прозорливости прочел все наши мысли. Немного погодя он говорит нам: «Ну что еще сказать, что еще сказать?» — «Все, что мы хотели услышать, Геронда, вы сказали», — ответили мы. Несмотря на то что он обращался ко всем, одновременно он говорил с каждым в отдельности. Следовательно, необходимости говорить с нами наедине не было. Мы поклонились старцу и ушли. Поднимаясь к монастырю Кутлумуш, я шел вместе с господином, который попросил его вначале, чтобы он поговорил с нами наедине с каждым по пять минут. Мы разговорились, и он меня спрашивает: «Ты заметил что‑то необычное в беседе старца?» — «Ачто надо было заметить? Особенным было то, что он упомянул случай с благочестивым юристом». — «Ну вот, этот юрист — я», — открылся мне он. — Я мысленно задал ему вопрос, и он тут же прервал беседу и ответил мне». Этот человек был юристом и продолжил свою учебу, чтобы изучить правовые вопросы в области здравоохранения.

Перед моей поездкой на Афон на руке у меня образовалось пятно, и оно меня беспокоило. Я поехал на Святую Гору не один, мы зашли к старцу, спустились вниз и переночевали в Иверском монастыре. Утром я причастился и, возвращаясь по тропинке в Карею, мы снова зашли к старцу. Между тем рана у меня на руке сильно нагноилась, пожелтела кожа. Но поскольку я только что причастился, то не хотел прокалывать кожу, чтобы вышел гной[14]. Во время нашего разговора со старцем я сказал ему: «Геронда, рана меня очень беспокоит, но я причастился. Что мне делать, проколоть ее?» — «Ничего не делай». И перекрестил это место. Когда я пришел в Карею и мы сели на автобус, чтобы уезжать, то есть примерно через полчаса, я заметил, что гной исчез полностью! Через два–три дня рука моя прошла.

Как‑то раз я услышал, что хотят провести дорогу, которая будет идти от Нэа Рода на Святую Гору, якобы для обслуживания монастырей. Я говорю старцу: «Геронда, я слышал, что хотят провести дорогу на Святую Гору. Но вы видели, что Божий Промысл поместил здесь, на северной части Афона, русский, болгарский и сербский монастыри. Так что правительство должно будет получить разрешение от этих монастырей и от Священной Эпистасии[15]». Старец посмотрел на меня внимательно и говорит: «И я сказал то же самое. Они хотели сделать это и во время хунты, но я сказал представителям Священной Эпистасии, чтобы они были осторожны и не допустили этого. И они действительно этого не допустили. Дороги не сделали и не сделают».

В другой раз я был в скиту Святой Анны и хотел оттуда пойти к старцу, благословиться и затем успеть на автобус, чтобы спуститься в русский монастырь. Я просил Богородицу, чтобы Она помогла мне попасть на оба праздника и между ними повидаться со старцем в Карее. Когда я пришел к старцу, он говорит мне: «Сегодня я хотел пойти на гору помолиться, но мне пришла в голову мысль не идти.

Так что я остался здесь и очищал сад от сорняков». Тогда я понял, что старец ждал меня.

Я уже был взрослым, и мать не раз говорила мне: «Я уйду, и ты останешься один…» и прочее, но я не решался жениться. И все же думал: «Пора решиться, создать семью, порадовать мать». Жить одному в миру сегодня — тяжело. Когда я первый раз пошел к старцу и рассказал ему немного о своей жизни, ничего о браке не упоминая, он говорит мне: «Женись». Старец читал в сердцах людей. Он мне очень помог и много потрудился ради меня. Я женился в апреле, а через два–три месяца моя жена забеременела. Ребеночек здоровый. На нем благословение старца.

Как‑то в келлии у старца я встретил группу паломников из Пирея. Среди них был один священник и шесть–семь врачей и юристов. Вначале задавал вопросы священник, а старец отвечал. Все вопросы были с подковыркой. Что‑то я понимал, чего‑то нет. Двое из них, должно быть адвокаты, тоже задавали ему вопросы. Старец им отвечал, а они ему возражали, спорили. Старец говорит им: «Ну так зачем же вы пришли сюда? Чтобы научиться или меня научить? Я вас не звал, вы сами пришли сюда». Несмотря на это, один из них вскоре снова начал возражать, и тогда старец сказал ему: «Ты будешь очень страдать в своей жизни (имея в виду его большой эгоизм). — И продолжил: — Господь каждую секунду совершает множество чудес, но мы этого не понимаем, не видим. Неверие настолько увеличилось, что я прошу Господа, чтобы чудеса, которые Он совершает, были явными, дабы их видели неверующие. Может быть, так мы опомнимся». В тот день старец огорчился.

Один мой друг, Янис П., был знакомым старца. Однажды, перед тем как поехать на Святую Гору, я спросил его, не хочет ли он, чтобы я что‑нибудь передал от него старцу. Он попросил меня сказать ему, что жена его шурина родила и ребеночек абсолютно здоровый. Эта женщина была медсестрой, и ей пришлось ухаживать за больным, у которого была заразная болезнь. Забеременев, она испугалась, что будущий ребенок мог заразиться этой болезнью, и решила сделать аборт. Янис попросил обождать, пообещав спросить совета старца Паисия. Он поехал на Афон и рассказал старцу о решении женщины, на что старец сказал, что ребенок будет абсолютно здоровым. Так и случилось. Когда я сказал старцу, что Янис шлет ему поклон и что жена его шурина родила абсолютно здорового ребенка, он перекрестился и сказал: «Слава Тебе, Боже, слава Тебе, Боже, слава Тебе, Боже! Это единственная приятная новость за долгое время. А то все слышу неприятные новости».

В другой раз среди паломников было двое учеников, которые попросили его молитв, чтобы хорошо сдать экзамены. Старец, сказав им, конечно, что они должны заниматься, посоветовал им перед экзаменами читать молитву «Царю Небесный». Он даже пошутил, говоря, что в таком случае можно особо и не заниматься.

Да пребудут с нами молитвы старца Паисия, и пусть он, пребывая в Церкви торжествующей, молится обо всем мире, о нашем Отечестве, о моей семье (которую я создал по его молитвам) и обо мне, грешном и недостойном его духовном чаде.

В 1988 году мы с супругой посетили старца Паисия в монастыре в Суроти, рядом с Салониками. Мы попросили, чтобы он сказал нам, почему у нас не было детей. Старец ответил, что у нас будут дети и что мы должны иметь терпение, чтобы суметь их вырастить. Слова старца сбылись. У нас родилось двое детей.

Еще раньше, когда я был у него в келлии, на Святой Горе, он спросил меня, с какими людьми я общаюсь. Я сказал, что не делаю различия. Тогда он дал мне следующий совет: «Если ты посадишь рядом с дыней кабачок, то дыня потеряет свой аромат и кабачку тоже не будет пользы. Так же и мы должны выбирать, с кем общаться и кому позволять приближаться к себе, чтобы не потерять то драгоценное, что имеем, к тому же без пользы для других

Я познакомился со старцем Паисием в 1975 год) мне было тогда всего восемь лет. С тех пор каждый год я ездил на Афон и виделся с ним. С течением времени наше общение становилось все боле» частым. В подростковом возрасте у меня возникали разные проблемы, но старец оставался для  меня источником утешения и надежды, проводником ко спасению: он находил решения для всех мои: проблем. Мы с ним обсуждали абсолютно всё.