Тогда, молодому иерею, он дал мне совет: «Жертвуй всем ради Христа. Но Христом не жертвуй никогда. Впереди у тебя много работы. Делай то, что можешь, а остальное устроит благодать Божия. Теперь я буду молиться за Православную Церковь в Австралии. — Помолчал и продолжил: — Австралийский архиерей Стилианос просит, чтобы я поехал туда. Чтобы построить монастырь. Однако помысел говорит мне, что он будет всегда держать меня рядом с собой, куда бы ни поехал, чтобы представлять меня христианам. Я помолюсь нашей Матушке, Пресвятой Богородице, и да будет воля Божия». И воля Божия была, чтобы он остался в уделе Богородицы, что и сделал. Австралия была лишена его присутствия, однако он распростер над ней свой молитвенный покров.
Он расспросил меня о разных людях и вещах, с которыми встретился во время своего пребывания в Австралии. Обо всех он сказал доброе слово.
Спустя какое‑то время он стал творить молитву «Господи Иисусе Христе, помилуй православных из диаспоры». Тогда я сказал: «Геронда, я вас оставлю. У вас есть и обязанности». — «Обязанности всегда со мною, а ты нет». И потихоньку, поскольку начался дождь, смастерил мне замечательный плащ из нейлона. Взяв благословение, я вернулся вечером в монастырь Ставроникита.
Уходя от старца, я ощущал тайную радость. Действительно, старец Паисий был боговдохновенный, благодатный, преподобный, он был земной ангел и небесный человек.
В тот вечер какая‑то часть меня осталась там, в уединенной келлии Честного Креста. И я говорил сам себе: «Стоит умереть перед смертью, чтобы не умереть, когда умру».
Да пребудет с нами его молитва!
Иерей Панайотис Куръянтакис, храм Святого Георгия в районе Панорама, Салоники
Это было 10 апреля 1987 года, канун Лазаревой субботы. Мы подошли к келлии около полудня. Калитка была заперта. Мы увидели стеклянную баночку с бумагой и карандашами, и там была записка с надписью: «Я пришел сюда не для того, чтобы учительствовать. Пишите на бумаге, в чем имеете нужду, а я за вас помолюсь».
Мы дернули за веревку с колокольчиком, но никто к нам не вышел. Мы сели под кипарисами напротив калитки и стали ждать. Там стояло несколько пеньков для ожидания. Прошло немало времени, и мы, спустившись к соседней келлии, встретили иеромонаха Григория. Он сказал, что отец Паисий вышел из задней двери своей келлии и беседует с посетителями.
Исполненные радости, мы побежали к задней двери, где у отца Паисия висела табличка с надписью: «Благословение. Ешьте». Как только мы открыли дверь, старец с радостью поприветствовал нас и предложил сесть рядом с ним: «Подходите, ребята, подходите». Добродушно улыбаясь, он благословил нас. Мы хотели поцеловать его руку, но он, как только мы наклонились, убрал ее и нежно положил нам на голову. «Садитесь, дорогие мои, — пригласил он, — и возьмите немного воды из источника, а то я, убогий, не могу встать…» Страдая от грыжи, он печалился сейчас еще больше из‑за того, что не мог сам обслужить нас. Он угостил нас кусочками лукума и стал с нами говорить.
Он сидел на скамейке у стены своей келлии, а вокруг, как в амфитеатре, сидели на пенечках жаждущие слова Божия, «духовные пеньки», как я осознавал себя в тот момент. Я сел рядом со старцем, чтобы не упустить ничего из его слов, и все время смотрел ему в глаза. Его слова были простыми, незатейливыми, может быть, неумелыми для нас, «образованных», однако духовно наполненными, звучавшими для нас как мелодия.
Он рассказал нам о Макрияннисе[20] и о его видениях: «Вот нашлись тут некоторые и осуждают его. А кто они такие? Те, что не верят? Сказали, что он сумасшедший, что пуля повредила ему мозги. Однако Макрияннис был верующий, он знал нашу традицию, делал три тысячи поклонов в день и орошал доски пола своими слезами. Сказали, что он находился в прелести. Вероятно, эти видения, которые кажутся прелестью, родились из его переживаний. Макрияннис думал, как ему отразить опасность, которой подвергались от баварцев Родина, Церковь, монастыри, и в этих своих переживаниях, как иногда у всех нас случается, он представлял некоторые вещи во сне и наяву. Но в прелести он не находился. Указывают на то, что он видел свет красного цвета, и, значит, это от беса. Но ведь и пророк Илия на огненно–красной колеснице и лошадях поднялся на небо и был осенен багряным сиянием. Разве это было от беса?
Они спорят с Макрияннисом, потому что он говорит, будто видел Святую Троицу черной, в то время как нетварный свет — белый. Макрияннис хотел сказать, что он видел Святую Троицу, Бога, опечаленного из‑за того, что происходит в мире. Те, кто не верят во Христа, в Богородицу, не понимают Макриянниса. Это был редкий человек, трудно найти подобного ему.
В скором времени подошли другие посетители. Одному из них, наклонившись, чтобы его поприветствовать, старец сказал: «Все еще не образумился?» Этот человек был потрясен, поскольку виделся со старцем всего несколько минут давным-давно, в одном женском монастыре, и, естественно, старец не должен был бы его помнить. Когда они взяли угощение, то мы все отошли в тень, под дерево. Старец пошел в свою скромную келлию, сказав, что тех, кому нужно, он примет лично.
Он оставался недолго в келлии и вышел, согнувшись и опираясь на палку. «Пять минут на каждого, дорогие, потому что батарейка заканчивается», — сказал он и сел на туже скамейку, на которой сидел до этого. Мы по одному стали подходить к нему, а он заботливо слушал и советовал.
Когда наконец подошла моя очередь, я вскочил и побежал к нему, чтобы насладиться его духовным словом. На мой вопрос, могу ли я быть монахом или же мне нужно жениться, он с помощью подходящих вопросов показал, что во мне есть «семя для семейной жизни». Однако он никоим образом не склонял меня ни к какому решению, оставляя открытыми все возможности. Он не связывал моей свободы, несмотря на то что я, размышляя незрело, предпочел бы пророческое предсказание о моем будущем. Многое из того, что он мне сказал, стало неопровержимым свидетельством его дара прозорливости, как, например, его слова о моей армейской службе: что, может быть, мне придется пойти в армию, что должно пройти время, прежде чем я приму священный сан.
На мой вопрос, нужно ли ликвидировать так называемые «христианские организации» (многие считали их за парацерковные), старец ответил ясно и совершенно беспристрастно: «Давайте вначале ликвидируем еретические группы, в первую очередь “Свидетелей Иеговы”, а потом закроем и организации».
Мы обсудили еще некоторые вопросы. Он не делал из себя всезнающего, но, ясный в своей мысли, с простотой и человеколюбием согрел мое сердце теплотой надежды во Христе. Я наклонился неожиданно для старца и поцеловал ему руку из благодарности. Мне стало грустно, когда пришло время уходить. Когда находишься рядом с такими благодатными людьми, не хочется вообще уходить, ими невозможно насытиться, с ними никогда не скучно.
Мы взяли у него благословение и вышли из задней двери келлии. Солнце грело наше тело, а мысленное солнце согревало наше сердце. Вне всякого сомнения, мы встретились с поистине духовным человеком, не с плотским, а с настоящим святым.
Орфанос Николаос, боевой соратник старца Паисия, Кардия под Салониками
—инвалид партизанской войны 1946–1949годов, полностью потерял зрение. Я был призывником 1946 года и служил в егерском полу батальоне, который дислоцировался в 86–м районе Агринио в Этолии и Акарнании. В этом полубатальоне я и познакомился с отцом Паисием, которого тогда звали Арсением. Арсений был радистом-связистом в полубатальоне. Я его очень хорошо помню, он часами пытался поймать сигналы, чтобы расшифровать их и передать командиру. Арсений был человеком кротким, тихим, трудолюбивым и любящим Родину.
Мы участвовали во множестве сражений. В день, когда нас окружили на высоте Дендрули, 30 июня 1948 года, радист Арсений был в первой роте. Помню, мы рассредоточились и пошли наверх, а он был настолько смелый, что сам вынес из окружения рацию, хотя она была тяжелая, и не оставил ее партизанам. Во всех крупных сражениях — 30 июля 1948 года, 24 февраля 1949 года и 8 апреля 1949 года, когда я был ранен, — участвовал и Арсений, в первую очередь в качестве радиста, но, кроме того, он еще и сражался.