— Мое имя Бенколин,— сказал детектив.— А это мой коллега, мсье Марль. Я пришел сюда, чтобы заверить вас, мадам, что мы найдем убийцу.

Его голос, глубокий и спокойный, разрядил обстановку в комнате. Я слышал, как шевельнулась Джина Прево. Она двинулась- к окну, гибкая, стройная. Потом нерешительно остановилась.

— Я слышала о вас,— кивнула мадам Дюшен.— И о вас, мсье,— Она посмотрела на меня.— Это наш друг, Мадемуазель Прево. Она будет сегодня со мной.

Джина Прево попробовала улыбнуться. Мадам Дюшен продолжала:

— Садитесь, пожалуйста. Я буду рада ответить на все вопросы, которые вы захотите задать. Поль, зажги свет.

— Нет. Пожалуйста, не надо света. Я чувствую...— закричала Джина Прево.

Голос ее звучал так хрипло и в то же время ласково как песня, что заставил мое сердце забиться сильнее. Мадам Дюшен, которая мгновение назад казалась хрупкой и напряженной, устало посмотрела на нее.

— О, конечно, нет, Джина.

— Нет, пожалуйста, не смотрите на меня так.

Мадам снова улыбнулась. Она присела в кресло.

 — Джина утомилась со мной, господа. А я безумная старуха,— Она поморщилась.— Это приходит ко мне как взрыв, как физическая боль. Сейчас я спокойна, но потом будет... Это так плохо.

Мадемуазель Прево нервно присела на диван, а мы с Бенколином устроились в креслах. Робико остался стоять.

— Мы все познали горечь смерти, мадам,— сказал детектив, как бы размышляя.— И мы всегда чувствуем ответственность. Я не буду больше говорить об этом.

Бой маленьких часов нарушил, тишину. Лоб мадам разгладился.

— Вы не понимаете,— спокойно говорила она.— Я была дурой. Я неправильно воспитывала Одетту. Я думала, что мне на всю жизнь удастся сохранить ее ребенком.— Она посмотрела на свои руки.— Я сама... Я видела все. Все были согласны со мной. Но Одетта... вы не поймете... вы не поймете!

Она казалась очень маленькой. Лицо ее еще больше побледнело.

— Мой муж,— с трудом продолжала она,— застрелился — вы знаете это — десять лет назад, когда Одетте было двенадцать лет. Это был прекрасный человек. Он был членом совета министров, и его шантажировали. Я целиком отдалась воспитанию Одетты. Я ни в чем ей не отказывала. Я научила ее играть на пианино...

— Я понимаю, мадам, что вы хотите мне помочь,— мягко произнес Бенколин,— и я уверен, этим вы помогаете Одетте, но будет лучше, если вы просто ответите на несколько вопросов.

— О, конечно. Простите. Продолжайте.

— Капитан Шамон сообщил мне, что с тех пор как он вернулся из Америки, Одетта сильно изменилась. Он не мог точно сказать, в чем именно заключалась «странность» ее поведения. Вы заметили что-либо подобное в поведении вашей дочери?

— Я думала об этом. Последние две недели, после возвращения Роберта Шамона из Парижа, она казалась другой. Более мрачной и нервной. Однажды я застала ее плачущей. Такое бывало и раньше: Одетта часто расстраивалась из-за пустяков. Но обычно она все рассказывала мне сама. Поэтому я не расспрашивала ее. Я ждала, пока она сама признается...

— Вы можете назвать причину?

— Нет... Особенно...— Мадам колебалась.

— Продолжайте, пожалуйста.

— Особенно мне показалось это связанным с капитаном Шамоном. Одетта изменилась вскоре после его прибытия. Она стала какой-то подозрительной, и я не знаю, чем это объяснить. Но она совсем перестала быть собой!

Я посмотрел на мадемуазель Прево, которая сидела у окна. Глаза ее были полузакрыты, а красивое лицо искажено.

— Простите меня, мадам Дюшен, за нескромность, но вы должны понять, что это необходимо выяснить. Мадемуазель Дюшен не интересовалась другими мужчинами, кроме капитана Шамона?

Мне показалось, что мадам Дюшен разозлилась. Но она сдержала себя.

— Нет. Может, было бы и лучше, если бы это было именно так.

— Понимаю. Вы полагаете, что ее смерть наступила в результате жестокого и бессмысленного нападения?

— Безусловно.— Слезы полились из глаз мадам Дюшен.— Она... ее соблазнили... и... я не знаю... Я не могу этого понять! Она собиралась встретиться со своей подругой Клодин Мартель и Робертом. Внезапно она позвонила им обоим по телефону, отменила встречу и вскоре вышла из дома. Я удивилась, потому что она всегда приходила ко мне попрощаться. Это... это был последний раз, когда я видела ее...

— Вы слышали эти телефонные разговоры?

— Нет. Я была наверху. Когда она уходила, я была уверена, что она идет к Роберту, но позже он рассказал мне, что встреча не состоялась.

Бенколин наклонил голову, как бы вслушиваясь в бой часов. За окном качались ветви кленов. Джина Прево сидела на диване, закрыв глаза. Было так тихо и спокойно, что неожиданный звонок у входной двери заставил нас вздрогнуть.

— На кухне. Люси, Поль,— сказала мадам Дюшен.— Не беспокойся, она откроет. Итак, господа?

Мы услышали шаги на лестнице. Бенколин спросил:

— У мадемуазель Дюшен не было дневника или каких-либо записей, которые могли бы нам помочь?

— Она каждый год начинала вести дневник, но больше двух недель не выдерживала. Бумаги у нее были, но в них ничего нет.

— Тогда...

Бенколин не договорил. В дверь постучали. Он чуть повернул голову. Неожиданно я почувствовал волнение. Я взглянул на Джину Прево, которая резко выпрямилась на диване.

Голос в холле произнес:

— Тысяча извинений. Могу ли я повидать мадам Дюшен? Мое имя Этьен Галан.

Никто из нас не двинулся с места. Все молчали. Голос звучал спокойно, и я представил себе Галана, стоящим в холле. Наверное, в руке он держит шляпу, плечи под пальто широко расправлены. В желтоватых глазах светится солидность. Я взглянул на присутствующих. Мадам явно была удивлена. Джина Прево широко раскрытыми глазами уставилась на дверь, как будто не верила своим ушам. 

— Нездорова? — повторил голос.— Это плохо. Мое имя ей неизвестно. Но я был большим другом ее покойного мужа и очень хочу выразить свои соболезнования. Позвольте мне войти. Кажется, здесь мадемуазель Прево? О, да. Я могу поговорить с ней вместо мадам. Благодарю, вас.

В дверях появилась горничная. Джина Прево торопливо встала. .

— Не беспокойтесь, матушка Дюшен,— с трудом произнесла она.— Я поговорю с этим человеком.

Мадам молчала. Девушка вышла и закрыла за собой дверь. Бенколин быстро вскочил.

— Мадам, здесь есть задняя лестница? Быстрее!

— О, да,— удивленно ответила та.— Между столовой и кухней.

— Вы знаете, где это, мсье Робико? Покажите мсье Марлю. Быстрее, Джефф. Ты знаешь, что делать?

Его взгляд подсказал мне, что я любой ценой должен подслушать их разговор. Удивленный и смущенный Робико быстро повел меня к нужному месту. Джина Прево стремительно скрылась в темном холле. Робико торопливо указал мне дорогу. Из столовой я попал в небольшую полутемную комнату, сплошь заваленную цветами. Потом я разглядел гроб. Здесь лежала Одетта. К счастью, дверь комнаты была открыта. Я стоял за портьерами, которые прикрывали дверь. Джина Прево и Галан стояли в центре холла, и я мог слышать их разговор. Они говорили громко, но тут же переходили на шепот. Одна фраза звучала для посторонних, другая — друг для друга.

— Насколько я понимаю, мсье; вы хотели поговорить со мной? (Ты с ума сошел! Этот детектив здесь!)

— Возможно, вы не помните меня, мадемуазель. Я имел счастье встретиться с вами у мадам де Лювак. Мое имя Галан. (Я хотел увидеть тебя. Где он?)

— Ах, да, мсье. Я вспоминаю вас. (Он наверху. Они все наверху. Горничная на кухне. Уходи, ради бога.)

Меня поразил ее хриплый, взволнованный голос. Я даже слышал ее прерывистое дыхание.

— Наш общий друг, которому я звонил по телефону, сообщил мне, что вы здесь, и я отважился обратиться к вам. Я не могу передать словами, как я глубоко потрясен известием о смерти мадемуазель Дюшен. (Он подозревает меня, но ничего не знает о тебе. Нам надо поговорить.)

— Мы... мы все потрясены, мсье. (Я не могу.)