Галан вздохнул.

— Тогда передайте мадам мои глубочайшие соболезнования и скажите, что я буду счастлив сделать для нее все что смогу. Благодарю вас. Я могу взглянуть на бедную мадемуазель? (Там нас никто не услышит.)

Я почувствовал слабость. Надо было немедленно прятаться. Я слышал, как она растерянно отказывалась, но он подталкивал ее. Я метался по комнате, не зная, куда спрятаться. И тогда я совершил кощунство. Я забрался под гроб Одетты, заваленный цветами. Шаги приближались.

— Вот и отлично,—-сказал Галан.— В чем дело, дорогая? Не смотри на нее. Она оказалась слабой, как и ее отец... Выслушай меня. Вчера вечером ты вела себя как истеричка.

— Давай уйдем... ну, пожалуйста... Я не могу смотреть на нее. Я не хочу видеть тебя. Я обещала остаться здесь на весь день, а если я уйду после твоего визита, детектив подумает...

— Сколько раз тебе надо говорить, что ты вне подозрений? Посмотри на меня. Ты меня любишь?

— Как ты можешь говорить об этом здесь?

— Ну, хорошо. Кто убил Клодин Мартель?

— Я же сказала тебе, что не знаю,— истерически воскликнула она.

— Если это не ты...

— Нет!

— Ты должна была оказаться рядом с убийцей, когда ее закололи. Это был мужчина или женщина?

— Я же сказала, что было так темно...

Он вздохнул.

— Я вижу, что обстоятельства складываются сегодня неблагоприятно. Прошу тебя быть сегодня вечером в обычном месте и в обычный час.

После паузы она сказала, не то смеясь, не то плача:

— Надеюсь, ты не ждешь, что я вернусь в клуб?

— Вечером ты будешь петь в Мулен-Руж. Потом ты вернешься в свой восемнадцатый номер и вспомнишь, кто убил твою лучшую подругу. Вот и все. Теперь я должен идти.

Я так долго еще лежал под гробом, что боялся опоздать в комнату к приходу Джины Прево. К счастью, она задержалась у двери, и мне удалось пробраться незамеченным. Этот разговор определенно отводил подозрения от Галана как от вероятного убийцы. Но всевозможные подозрения переполняли меня.

Мадам Дюшен и Бенколин находились в том же положении. Робико сгорал от любопытства. Не знаю, что сказал Бенколин мадам относительно моей миссии, но мадам Дюшен осталась равнодушна к моему возвращению. Спустя мгновение в комнату вошла мадемуазель Прево, холодная и спокойная. Она успела попудриться и подкрасить губы. Войдя в комнату, она с подозрением оглядела нас.

— Ах, мадемуазель,— сказал Бенколин, приветствуя ее.— Мы собрались уходить, но, может быть, вы поможете нам. Как я понял, вы очень дружили с мадемуазель Дюшен. Вы можете сказать нам что-либо насчет изменений в ее поведении?

— Нет, мсье, боюсь, что нет. Я несколько месяцев не видела Одетту.

— Но насколько я знаю...

— Джина,— вмешалась . мадам Дюшен,— ушла из семьи. Дед оставил ей наследство, и она ушла. Я... я забыла об этом. Что ты делала, Джина? Ой, вспомнила,— смутилась она.— Как Роберт нашел твой телефон?

Мадемуазель Прево оказалась в плохом положении. Все внимание сосредоточилось на ней. Как бы она удивилась, узнав, что нам все известно! Галан сделал все, чтобы успокоить ее, ничего не объяснив. Связывает ли Бенколин второе убийство с первым и. вообще с ней? О смерти Клодин Мартель он ведь не упоминал. Подозревал ли он раньше, что она — Эстелла, американская певица? Все эти мысли, возможно, крутились у нее в голове как в ужасном калейдоскопе. Но держалась она спокойно.

— Вы не должны задавать много вопросов, матушка Дюшен,— сказала она.— Тогда я наслаждалась жизнью и изучала сценическое искусство. А квартиру сохраняла в секрете.

Бенколин кивнул.

— Конечно. Ну, хорошо, не стану вас больше беспокоить. Ты готов, Джефф?

Мы оставили их в унылой комнате. Я увидел, что Бенколин сразу почувствовал себя по-другому, а мадам Дюшен, несмотря на свою вежливость, явно хотела побыть одна. Но за последние минуты я заметил некоторые изменения и в поведении Робико. Он крутил галстук, кашлял, нервно поглядывал на мадам Дюшен, как бы желая что-то сказать. Когда мы шли к двери, он схватил Бенколина за рукав.

— Мсье, вы не могли бы зайти в библиотеку? Я только подумал кое о чем...

Он повел нас в библиотеку.

— Вы спрашивали об изменениях в поведении Одетты?

— Да.

— Видите ли,— продолжал он,— я прибыл поздно ночью, и никто мне не говорил об этом, но я регулярно переписывался с подругой Одетты, мадемуазель Мартель. Да... И...

Несмотря на принятый важный вид, этот молодой человек не был дураком. Его бледные глаза уловили движение чуть дрогнувших губ Бенколина.

— В чем дело? — резко спросил Робико.

— Ни в чем. Вы хорошо знакомы с мадемуазель Мартель?

  — Я буду откровенным. Однажды я просил ее стать моей женой. Но она не понимала долг дипломата. Нет! Она даже не понимала, что ей придется изменить свое поведение, если она станет моей женой... Мужчины — другое дело.— Он махнул рукой.— Но женщины... Жена Цезаря... Впрочем, вы сами знаете эту цитату. Да. Я указал ей на определенные трудности. Она так не похожа на Одетту! Одетта всегда слушала, когда ей говорили...— Он достал платок и вытер покрасневшее лицо.

— Что вы хотите сказать, мсье? — спросил Бенколин. Впервые за этот день он улыбнулся.

— Мы все,— снова начал Робико,— удивлялись поведению Одетты... э.., ее внутренним качествам. Ее нежеланием быть с кем-либо, кроме Роберта Шамона, и так далее. Я-то лично восхищался этим. Вот это была бы жена! Я сам...— Он махнул рукой,— Помню, мы как-то собрались играть в теннис и позвали с собой Одетту, но она отказалась, а Клодин Мартель сказала: «Оставьте, ее капитан в Африке».

— Да?

— Вы спрашивали наверху, интересовалась ли она еще кем-нибудь. Ответ — определенно нет. Но,— тут Робико понизил голос,— из недавно полученного от Клодин письма я понял, что Шамон... ну, ведет двойную игру, что ли. Вот! Поймите меня, я ничего не имею против Шамона. Это естественно для молодого человека, если только он...

Я взглянул на Бенколина. В подобную информацию трудно было поверить. Что-то не похоже это на Шамона. «Это естественно для молодого человека...» Но, очевидно, Робико верил тому, что говорил. Бенколин, к моему удивлению, проявил к его словам большой интерес.

— Двойную игру? — повторил он.— С кем?

— Этого Клодин не говорила. Она упомянула о страсти и написала довольно таинственно, что не удивится, если Одетта бросит его.

— Никакого намека на человека?

— Нет.

— Вы считаете, что именно это повлияло на ее поведение?

— Видите ли, я давно не видел Одетту и не знал ни о каком изменении в ее поведении, пока вы не упомянули. Это и заставило меня вспомнить.

— У вас случайно не сохранилось это письмо?

— Ну... ну...— его рука машинально полезла в карман,— наверное, есть. Я получил его незадолго до отъезда из Лондона. Один момент!

Робико начал перебирать письма и бумаги, которые находились у него в кармане. Потом он нахмурился и сунул их обратно, снова достал, а затем стал вытаскивать бумаги из других карманов. Бенколин спокойно наблюдал за ним. Тот покраснел. Из заднего кармана он достал бумажник и раскрыл его. На паркетный пол упало что-то блестящее...

Это был маленький серебряный ключ.

Я почувствовал волнение. Робико не заметил падения ключа. Бенколин поднял его и протянул Робико.

— Вы уронили, мсье,—сказал он.

Я подошел поближе и уставился на ладонь Бенколина. Ключ был небольшим и казался вполне обычным. Но на нем были выгравированы имя молодого человека — Поль Демулен Робико и номер — 19.

— Спасибо,— сказал Робико.— Нет, у меня нет письма. Если хотите, я попробую его разыскать...

Он собрался сунуть ключ в карман, но Бенколин ухватил его за руку.

— Прошу прощения, мсье, что я вмешиваюсь в ваши личные дела, но, уверяю вас, у меня есть для этого веская причина. Меня больше интересует этот ключ, чем письмо... Где вы его взяли?

Робико изумленно и встревоженно уставился на детектива.

— О, это не должно интересовать вас, мсье! Это... сугубо личное. От клуба, членом которого я являюсь. Я долгое время не был там, но ключ ношу с собой...