— А что произошло потом?

Макмиллан снова рассмеялся.

— Появился Дон и навел порядок.

Старик немного помолчал.

— Нет, я не понимаю, что такое могло случиться с

Доном. Он вообще не боялся трудностей. Я полагаю, у него произошел внезапный приступ сумасшествия. Между прочим, я видел Дона, когда он вернулся из Калифорнии, и он показался мне совершенно нормальным.

Коннорс наклонился к нему.

— Где? Я хочу сказать, где вы его видели?

— На перроне вокзала. Его ждали не раньше следующей недели, но он приехал в два часа ночи на молочном поезде. Он не был особенно разговорчив, и я тогда подумал, что ему не терпится поскорее вернуться к себе домой. И только на следующий день, завтракая в закусочной, я узнал о случившемся.

— Но вы тем не менее говорили с ним той ночью?

— Несколько минут. Я спросил его, нашел ли он возможность получить деньги для цирка. Он ответил, что да, и казался очень довольным. Я помню, как он мне сказал: «С теми деньгами, Мак, которые зашиты у меня в поясе, мы отлично выйдем из положения».

— Он имел в виду деньги под закладную?

  — Думаю, да. Почти все дела цирка делаются таким образом. Во всяком случае, в те времена.

— А потом? — спросил Коннорс.

— Потом Дон пошел, насвистывая, по улице, и завернул за угол.

Макмиллан снова наполнил стакан.

— Верьте мне, мистер Коннорс, когда я узнал, что произошло, я еле удержался на ногах.

Коннорс отпил немного виски.

— Вы знали, вернее,  в цирке знали, что Хайс был неравнодушен к Тамаре?

Старик немного подумал.

— Про себя я отвечу: нет! Конечно, Дон немного шутил с Тамарой, и Тамара отвечала ему тем же.— Макмиллан пожал плечами,— Но когда один тип хочет уволочь кобылицу другого, он должен быть или совершенным идиотом, или заранее приготовить место, куда он собирается ее угнать. А Дон идиотом не был.

— А сколько времени прошло с тех пор, как вы видели Хайса, до момента, когда он убил мужа этой танцовщицы и удрал с ней?

— Скажем, как от настоящего часа до утра.

Макмиллан защищал Хайса.

— И я верю, что он не собирался этого делать. Я больше верю тому, что Дон хотел остаться со своей женой, время от времени позволяя себе немного развлечься. Но Пабло мог застать его со своей женой, и Дону пришлось убить его. Тогда, с убийством на шее, единственное, что он мог сделать, это навострить лыжи.

— Пабло был мужем Тамары?

— Это так.— Макмиллан затянулся и выпустил дым.— И если вы хотите знать еще некоторые подробности, то я вам скажу, что Тамара не была мексиканкой, она — цыганка.

Коннорс подпрыгнул в своем кресле.

— Что вы. говорите?

— Она была цыганкой. Тамара не только танцевала на канате, она еще и гадала на картах.

Коннорс стал обдумывать услышанное. Само имя Тамара его уже достаточно удивило.

— Вы говорите, она была красива?

Макмиллан поцеловал кончики своих пальцев.

— Чудо!

— И замужем?

— Вне всякого сомнения!

— А ее муж, каков он был?

— Это был высокий мексиканец ростом в один метр девяносто сантиметров в сто десять килограммов. Ему пришлось заказывать специальный гроб ,и то его с трудом поместили там. Он тоже был красивый парень.— Старик помолчал.— Знаете, это я говорю не для того, чтобы выгородить Дона. Но я всегда думал, что Дон мог дать Тамаре больше, чем она имела у себя дома, — и, вы уверены, что Тамара была цыганкой? .

— Уверен и знаю это. Она часто хвасталась своей кровью, которую считала романской. Почему?

В комнате снова стало жарко. Воротничок рубашки давил Коннорсу на шею. Он решил задать старику вопрос, который сильно интересовав его:;

— Послушайте, Мак! Вы довольно долго жили среди приезжих. Вы хорошо знаете цыган?

— О да! Сотни...

Коннорс нагнулся к нему.

— Тогда скажите мне вот что. Вспомните, вам часто приходилось спать с цыганками? Скольких вы знали цыганок, которые убежали бы с мужчиной или бросили бы своего мужа?,

Старик долго думал, потом покачал головой.

— Ни одной! Надо сказать, что для них измена — это табу! Лгать, попрошайничать, делать бог весть что — это на них похоже. Немного пошутить — тоже в их духе. Пригласить ее повеселиться и покутить — это можно. Но если вы позволите себе немного больше, она может схватить первый, попавшийся нож! — Он снова помолчал.— Гм, да... Я вижу, к чему вы клоните. Это странно, но я не подумал об этом!

Макмиллан посмотрел на бутылку, она была пуста.

— Я схожу за бутылкой в свой номер,— сказал Коннорс.

Он встал, и в этот момент зазвонил телефон.

Макмиллан взял трубку, послушал и затем протянул ее Коннорсу.

— Это вас.

Коннорс дал ему ключ от своей комнаты.

— Бутылка стоит на комоде.

Старик надел свой пиджак и вышел. Коннорс поднес трубку к уху.

— Элеана?

Она, казалось, была в страшной ярости и в то же время напугана..

— Да, это Элеана. Зачем ты приехал в Блу-Монд?

Телефон стоял на столе у двери. Коннорс бросил взгляд в коридор, чтобы убедиться, что Макмиллан не сможет его услышать. Старик находился перед номером двести пять и вставлял ключ в замочную скважину. Коннорс продолжал разговор:

— Произошли события, которых мы не ждали. Я должен видеть тебя. Теперь, в этот же вечер, и как можно скорее.

— Я не хочу тебя видеть,— зло проговорила Элейна,— Я уже тебе сказала, чтобы ты убирался из моей жизни.

Коннорс хотел ответить ей еще более энергично, но в этот момент в коридоре раздались подряд два выстрела. Когда Эд снова выглянул в коридор, Макмиллана уже не было перед дверью его. номера. Дверь была широко открыта, а выстрел прижал старика к противоположной стене. По его виду можно было понять, что с ним все кончено. Пиджак старого портье заливала кровь. Пока Коннорс смотрел на него, колени старика подогнулись, и он рухнул лицом вниз.

В коридоре открылись многие двери. Какой-то высокий мужчина закричал:

— Боже милосердный!

В конце коридора показался ошеломленный молодой дежурный. Откуда-то доносился женский крик.

И тут Коннорс понял, что. этот крик доносится из трубки, которую он держал в руке. Он прижал ее к уху.

— Эд! — кричала Элеана.— Что там происходит?

Он ответил:

-— Кто-то пытался убить меня...

Коннорс решил, что в смерти есть, что-то непристойное. Будучи живым, старик обладал чувством собственного достоинства и гордости. Его прошлое, его надежды на будущее, его тело и ум принадлежали только ему. А теперь он был лишь холодным трупом, предметом любопытства как частных, так и официальных лиц, и в конце концов был обречен на забвение.

Во всяком случае, не осталось никаких сомнений, что Макмиллан мертв. Его тщедушное тело было прострелено дважды. Коннорс сразу повесил трубку, хотя Элеана спрашивала у него подробности. И тогда без особого удивления заметил, что у него дрожат руки. Ему пришлось трижды зажигать спичку, прежде чем он смог прикурить.

В коридоре воцарилось молчание, прерываемое только жужжанием большой синей мухи. Потом послышался приглушенный голос какого-то служащего, который говорил кому-то:

— Это старый Макмиллан, шериф. Кто -то дважды выстрелил в него из ружья!

Человек в возрасте далеко за пятьдесят в сопровождении более молодого вошел в коридор и двинулся по нему. На обоих были кожаные брюки и пестрые рубашки. На головах у них красовались великолепные сомбреро, а на поясах висели револьверы, отделанные серебром.

— Я — шериф Томсон,—заявил, пожилой.— Есть свидетели?

Никто не ответил.

Шериф перевел взгляд с трупа на дверь номера двести пять. Потом, перешагнув через лужу крови, которая все увеличивалась, вошел в номер и включил свет. Тот, кто дважды выстрелил, не удосужился забрать с собой ружье. Оружие валялось на полу у окна, где он его бросил.

Более молодой спросил, не стоит ли осмотреть лестницу и двор отеля.

— Да-да, пойди посмотри, Меси,— сказал Томсон. Он подобрал ружье и положил его на. кровать. Потом вернулся к двери.— Кто из вас занимает этот номер?