Когда индианка ушла, Коннорс поднял шторы на окнах. Вывеска давала достаточно света их комнате.

В тот момент, когда Эд поворачивался от окна, вывеска погасла. В глубине маленькой комнаты зеленые глаза Элеаны загорелись как кошки. Потом реклама снова зажглась. Одежда Элеаны упала на пол бело-черной кучкой. На ней не было ничего, кроме губной помады.

Коннорс почувствовал, как в висках у него застучало. Он с трудом овладел своим дыханием.

Потом Элеана провела рукой по груди, и при каждой вспышке вывески Коннорс мог видеть, как дрожали соски ее грудей и как играли мускулы под кожей живота.

Им не было необходимости говорить.

Зазвонили колокола — большие и маленькие, со звонкими голосами, теплыми, низкими. Они звонили в течение часа, приглашая верующих в церковь.

Удовлетворив свои желания, Элеана отдыхала в объятиях Коннорса.

— Ты мне все так же нравишься, Эд!

— Ты мне тоже нравишься, Элеана!

Его уважение к Элеане возросло: не было ни слез, ни сожалений, ни ложного стыда. Что сделано, то сделано. Все было великолепно.

Но они не могли оставаться здесь. Им нужно двигаться дальше. Прямо сегодня. Человек по имени Сезар А. Санчес умер в Урапане. Каждый полицейский Мексики искал или должен был искать сбежавших. Коннорс решил, что безопаснее всего продолжать ехать в автобусе. Самолет или поезд имели преимущество в скорости, но там у них могли спросить документы. А еще нужно пересечь границу.

Эд спросил у Элеаны, есть ли у нее с собой путеводитель по стране. Она сказала, что есть, и встала, чтобы достать его из сумочки вместе с очками. Прежде чем вернуться в кровать, она остановилась и посмотрела в окно. Смотреть особенно было не на что: обычное зрелище раннего утра в большом городе около большой стоянки автобусов — старые дома, грязные улицы...

Эд взглянул на Элеану и рассмеялся. Сев на край кровати и надев очки, она спросила, что его так рассмешило.

— Ты! — ответил он.— Впервые в жизни нахожусь в одной комнате с учительницей, у которой вся одежда состоит лишь из очков.

Элеана взглянула на него поверх очков.

— Тебе не нравится такой ансамбль?

— Я нахожу его чертовски привлекательным!

Ее улыбающиеся глаза стали серьезными. Она бросила путеводитель на кровать, сняла очки и, положив руки на грудь Эду, наклонилась к нему.

— Давай-ка для разнообразия поговорим серьезно, Эд. Что мы теперь будем делать?

Почувствовав ее так близко от себя, Коннорс восхитился. Он хотел обнять Элеану, но она поймала его руку и прижала к кровати. Она беспокоилась, и основания для этого у нее были. Даже если им удастся перейти границу и их не задержат, ей трудно будет объяснить происшедшее.

— Ты все еще хочешь выйти замуж за Лаутенбаха? — спросил Коннорс.

Он сразу пожалел, что задал этот вопрос —он оставлял горький привкус.

— Да, безусловно.— Ее акцент усилился. Она поцеловала Коннорса в губы, но глаза ее теперь стали совсем серыми.— Видишь ли, дорогой, это произошло в последний раз. Я совсем не жалею о том, что было, но больше со мной такого не произойдет никогда.

— Ни с кем?

— До моей свадьбы с Алланом.

Коннорс взял путеводитель и изучил основные дороги. Они находились сейчас ближе к Ларедо или к Броунсвиллу, чем к Эль-Пасо. Но по этой же причине полиция, вероятно, более жестко контролирует движение на первых двух направлениях..

По возможности Коннорс хотел остаться в стороне от Первой Национальной дороги Мексики. Даже если полиция нашла м_ашину Элеаны и догадалась, что они пользуются общественным транспортом, она, без сомнения, станет их ждать на дороге в Ларедо. Но путеводитель не давал нужных сведений о дорогах .между Гвадалахарой и Торреоном, который должен стать узловым пунктом их путешествия.

Элеана взяла путеводитель.

— Я спросила тебя, что мы будем делать.

— Доберемся до Хуареса, если это будет возможно,— ответил Эд.

В глазах Элеаны появилось сомнение, и она принялась пощипывать кожу на груди у Коннорса.

— Ты должен найти для этого способ. Моя задача — оплачивать расходы. Ты помнишь наш уговор?

Коннорс молча размышлял. Потом он спросил:

— Сколько у тебя денег, Элеана?

— Я не знаю. Вернее, точно не знаю. Но когда я уезжала, у меня было пятьсот долларов, и, наверное, сейчас осталось триста.

— В банкнотах?

— Нет, в дорожных чеках. Кроме того, у меня есть еще несколько песо. Я прилично потратила в Урапане.

Коннорс взялся за подсчеты. Перед отъездом у него было сто тридцать два песо, двести сорок пять он получил от Эстебана. Номер и завтрак в «Моралесе» стоили двадцать четыре песо. Шесть он истратил на цветы, одиннадцать — на ром и кока-колу, сорок пять — на шаль. Его костюм и шляпа обошлись ему в тридцать шесть песо, юбка и блузка для Элеаны — около восьмидесяти. Потом еще билеты на автобус... Еда по прибытии сюда — шесть песо. Восемь он отдал за комнату... После всех подсчетов получалось, что остаться должно немногим более ста песо, то есть восемнадцать долларов, чтобы оплатить еду, номер и билеты на автобус до границы со Штатами.

Коннорс проверил содержимое своего бумажника. Он не ошибся в расчетах — плюс то немногое, что оставалось у Элеаны в сумочке.

Он положил деньги на кровать.

— Вот все, что мы имеем.

Элеана вскрикнула. Она поняла, что он хотел этим сказать. Нельзя было и думать о том, чтобы поменять дорожные чеки. Никакой клочок бумаги не был для них столь компрометирующим во всей Мексике, как эти чеки!

На них стояло имя Элеаны.

Коннорс снова откинулся на кровать.

— Нечего прятаться от правды. Мы в грязной ситуации. Наши приметы разосланы по всем городам Мексики, и теперь вся полиция поднята на ноги, вплоть до самой границы. Ты никому не можешь телеграфировать, чтобы попросить денег?

Он предложил Элеане затянуться его сигаретой. Она сделала затяжку и ответила:

— У меня есть мама и дядя Джон. Но они не вышлют денег на имя Гомес. Кроме того, я не хочу впутывать их в эту историю..

Коннорс забрал свою сигарету. Они прописались в Урапане как сеньор Смит и сеньорита Браун. Но Эстебан знал настоящее имя Элеаны: в ее старом чемодане, оставленном там, было полно всяких писем. Тогда он подумал о Шаде. Может быть, Шад сможет устроить ему аванс и выслать телеграфом деньги, если Эд согласится с ним сотрудничать? Он может вызвать Шада по телефону утром, и тогда ему не придется указывать свое имя. Но вот вопрос — захочет ли Шад бросить ему эту подачку, и подачку достаточно большую, в которой он так нуждался?

— Мне кажется, я придумал,— проговорил Коннорс.— Я позвоню своему агенту и попрошу его занять для меня денег.

— И он сделает это?

Не стоило посвящать девушку в свои сомнения.

— Конечно, сделает,—- ответил Коннорс.

Он оделся и спустился в кафе, в котором они закусывали накануне, купил там холодного цыпленка, горячего вареного мяса и две полные бутылки с кофе. Возвращаясь к себе, Коннорс встретил индианку и дал ей еще восемь песо, предупредив, что они с сеньорой сохранят за собой комнату по крайней мере еще на одну ночь. Лицо индианки выразило восторг.

Завтрак оказался вкусным —они уничтожили все и остались очень довольны. Потом легли поспать. Уже наступил вечер, и колокола по-прежнему звонили, когда Элеана проснулась и, прижавшись к Коннорсу, поцеловала в мочку уха.

— Хочешь, я скажу тебе что-то?

Коннорс крепко прижал ее к себе.

— Что же?

  — Ты мне очень нравишься!

Элеана перестала целовать Эда в ухо и начала его кусать. Потом их тела прижались друг к другу, и, разговоров уже не было.

Когда совсем стемнело, они встали, оделись и пошли обедать. Коннорс рассчитывал, что никто не обратит на них внимания, пока они будут в стороне от посещаемых туристами мест и пока Элеана не попытается заговорить по-испански. Он посоветовал ей заплести две косы и перекинуть их на грудь. Это делало ее еще более молодой и похожей на мексиканку, но стоило ей открыть рот, как легкий акцент выдавал в ней жительницу Миссури.