С тех пор как мы вошли сюда, он передвигался на цыпочках. Я последовал его примеру. Он часто наклонялся к полу и что-то собирал в конверт. Я следил за его действиями, но не заметил ничего такого, что могло бы привлечь мое внимание. Потом я занялся сумочкой и ее содержимым. Маленькая золотая пудреница, губная помада, носовой платок, несколько карточек, письмо, ключи от автомобиля, записная книжка, несколько банкнотов и мелочь. Затем Бенколин велел мне следовать за ним, и мы вернулись в музей к Сатиру.

Детектив застыл у окна, поглядывая на зеленый свет, идущий от поворота лестницы. Он нахмурился и повернулся к двери.

— Да,— пробормотал он как бы про себя,— если это,— он постучал по секции стены,— было закрыто, а дверь в коридор открыта, можно увидеть зеленый свет...— Он резко повернулся к Огюстену и спросил: — Скажите-ка, мой друг, вы говорили, что, когда вы уходили из музея в половине двенадцатого, вы выключили весь свет?

— Конечно, мсье!

— Весь? Вы уверены в этом?

— Клянусь!

Бенколин постучал костяшками пальцев по лбу.

— В этом есть что-то странное... Очень странное. Этот свет... Капитан Шамон, который час?

Вопрос прозвучал неожиданно резко, и Шамон, сидевший на ступеньке лестницы, удивленно уставился на Бенколина.

— Прошу прощения?

— Я спрашиваю, который час? — повторил детектив.

Изумленный Шамон достал большие золотые часы.

— Почти час,— ответил он.— А почему это вас интересует?

— Не знаю,— ответил Бенколин. По его виду я понял, что он близок к какому-то решению.— А теперь,— продолжил. он,— мы на некоторое время оставим тело мадемуазель Мартель здесь. Только один взгляд...

Он опустился на колени возле девушки. Теперь тело ее казалось более реальным, чем восковые фигуры. Бенколин снял с шеи девушки золотую цепочку и начал осматривать ее.

— Резкий рывок,— сказал он, демонстрируя цепочку.— Звенья маленькие, но крепкие, и они разорваны.

Когда он встал и направился наверх, Шамой остановил его.

— Вы оставляете ее здесь одну?

— А почему бы и нет?

Молодой человек неопределенно развел руками.

— Не знаю,— ответил он,—Я полагаю, это не повредит ей. Но вокруг нее всегда было так много людей... когда она была жива. Это так мрачно... Вы не возражаете, если я останусь возле нее?

Он нерешительно взглянул на Бенколина. Тот с любопытством посмотрел на капитана.

— Видите ли,— объяснил Шамон,— глядя на нее, я всегда вспоминал Одетту. О, боже! Я ничего не могу с собой поделать...

— Пойдемте с нами,— сказал Бенколин.— Вам надо выпить.

Мы вернулись в грот, затем прошли в вестибюль и оказались в квартире Огюстена. Мадемуазель Огюстен, взглянув на нас, должно, быть, по нашим лицам поняла, что что-то случилось. Кроме того, подозрительным казалось и появление сумочки. Бенколин молча направился к телефону, а дрожащий Огюстен принес бутылку бренди. Его дочь смотрела, как он и Шамон выпили по большой порции, и губы ее дрогнули.

Я чувствовал себя беспокойно. Тикали часы, скрипело кресло. Мадемуазель Огюстен не задавала вопросов. Она механически продолжала работать. Выпив вместе с Шамоном бренди, я заметил, что он тоже не сводит с нее глаз. Несколько раз ее отец пытался что-то сказать, но мы сохраняли молчание.

Вернулся Бенколин.

— Мадемуазель,— начал он,— я хочу спросить...

— Мари! — голос ее отца дрогнул.— Я не могу сообщить тебе... Это убийство... Это...

— Успокойтесь, пожалуйста,— сказал Бенколин.— Я хочу спросить вас, мадемуазель, когда сегодня ночью вы включили в музее свет?

Казалось, до нее не дошел смысл его вопроса. Она тяжело отложила вязание, потом заговорила.

— Вскоре после ухода папы.

— Какой свет вы включили?

— Я включила свет в центре главного грота и на лестнице в подвале.

— Почему вы это сделали?

Девушка безмятежно взглянула на Бенколина.

— Это вполне естественное действие: мне показалось, что в музее кто-то ходит.

— Я вижу, у вас крепкие нервы.

— Нет.— Ни улыбки, ни даже попытки улыбнуться.

— Вы ходили узнать, в чем дело?

— Да...— Поскольку детектив не сводил с нее глаз, она подняла голову и продолжала: — Я заглянула в главный грот, где, как мне показалось, был шум, но там никого не было. Я ошиблась.

— По лестнице вы не спускались?

— Нет.

— Как долго вы держали свет включенным?

— Я не уверена, минут пять, может быть, больше. Но объясните мне,—-теперь она говорила очень резко,— что означают все эти разговоры об убийстве?

— Убита некая мадемуазель Клодин Мартель,— медленно произнес Бенколин.— Ее тело обнаружено в руках Сатира, который стоит у поворота лестницы...

Старый Огюстен схватил Бенколина за рукав. Его лысая голова с двумя прядями за ушами напоминала го-, лову собаки.

— Пожалуйста, мсье! Пожалуйста! Она ничего не знает об этом...

— Старый дурак!— рявкнула девушка.— Я сама могу постоять за себя.

Старик с гордостью посмотрел на дочь и повернулся к Бенколину,

— Ну, мадемуазель? Вам знакомо имя Клодин Мартель?

— Мсье, неужели вы думаете, что я так же хорошо знаю фамилии, как и лица всех, кто посещает наш музей?,

Бенколин склонился вперед.

— Что заставляет вас думать, мадемуазель, что Кло-дин Мартель могла быть вашей посетительницей?

— Вы же сами сказали, что она здесь!

— Она была убита в задней части дома, в коридоре, который ведет на улицу,— сказал Бенколин.— Возможно, она ни разу в жизни не была в музее.

— Ага! Ну что ж,— девушка пожала плечами и взялась за вязание,— музей можно покинуть и таким путем,

Бенколин достал сигарету. Он явно пропустил мимо ушей это замечание, только нахмурился. Мари Огюстен продолжала вязать. Теперь на ее лице появилась легкая улыбка, как будто она выиграла бой.

— Мадемуазель,— задумчиво произнес детектив,— я хочу попросить вас спуститься вниз и посмотреть на труп... Но прежде мне хотелось бы вернуться к разговору, который мы вели немного раньше.

— Да?

— К разговору о мадемуазель Одетте Дюшен, тело которой мы выловили из Сены.

Снова отложено вязание.

— О, боже! —воскликнула девушка.— Неужели это никогда не кончится? Я рассказала вам все, что знала.

— Капитан Шамон, если я все точно запомнил, просил вас описать внешность мадемуазель Дюшен. Я не знаю, память ли вас подвела, или по какой-то иной причине, но ваше описание не соответствует действительности.

— Я уже говорила! Должно быть, я ошиблась. Видимо, я думала о другой...

Бенколин раскурил сигару.

— Верно, верно, мадемуазель! Вы думали о другой. Я уверен, что вы видели не мадемуазель Дюшен. Просто для вас этот вопрос явился неожиданным. Поэтому вы рискнули и быстро описали другую женщину, которая вам тоже чем-то запомнилась... Меня удивляет...

— Ну?

— ...меня удивляет,—задумчиво продолжал Бенколин,— почему вы сразу вспомнили о ней. Странно, что вы тотчас дали нам точное описание мадемуазель Клодин Мартель.

Бенколин выиграл. Вы могли бы это заметить по слабому движению его губ, по сдержанному дыханию, по выражению глаз.

Потом мадемуазель Огюстен засмеялась.

— Ну, мсье, я не понимаю вас! Описание, которое я дала, вы можете применить к любой...

— Вы допускаете, в таком случае, что никогда не видели мадемуазель Дюшен?

— Я ничего не допускаю. Как я уже сказала, мое описание подходит к тысяче женщин...

— И только одна из них умерла здесь...

— ...и тот факт, что мадемуазель Мартель случайно оказалась похожей, не что иное, как совпадение.

— Вот как! — усмехнулся Бенколин.— А откуда вы знаете, как выглядит мадемуазель Мартель? Ведь вы ее еще не видели!

Девушка покраснела, на ее лице появилось раздраженное выражение. Не потому, что Бенколин обвинял ее, а потому что загнал ее в угол. Любой, кто соображал чуть больше ее,- приводил Мари в бешенство. Она откинула назад волосы.