Эд сделал маленький глоток текилы и подождал удара грома. Наступил вечер, было душно, начиналась гроза, и в комнате стало невыносимо жарко.

Элеана сняла кофточку, чтобы не измять ее, и растянулась на кровати в бюстгальтере и юбке.

— А что, в твоей истории будет женщина?

— Гм!

— Я?

Коннорс покачал головой.

— Нет. Как-то уже были неприятности. Издатели и литературное бюро разорились и теперь боятся скабрезных историй. Можно, даже нужно ввести женщину в историю. И это должна быть самая замечательная женщина, какая только появлялась на страницах книг. Заставьте ее жевать табак или сломайте ей ноги — никто ничего не скажет. Зарежьте ее, отравите — пойдет! Пусть ее разорвут на части — тоже пойдет. Заприте ее на тридцать дней и ночей вместе со сбежавшим преступником, который в течение двадцати двух лет не видел женщины,— это тоже сойдет. Но не может быть и речи, чтобы эта горилла забылась и тронула ее. Позволить ему подумать о плохих вещах — совершенно запрещено.— Коннорс перевел дух.— Может быть, в качестве вознаграждения ему будет позволено на расстоянии разглядывать молодую девушку, но она не должна и подозревать этого, она не может даже знать, о чем он думает. Она должна продолжать думать, что родилась в розе, и недоумевать, почему все смеялись, когда маленький мальчик, глядя на то, как новобрачный целует новобрачную, спросил: «Мама, он что, опыляет ее?»

Элеана смеялась до слез. Ей пришлось встать и выпить стакан воды.

Коннорс вынул из машинки отпечатанный титульный лист, вложил чистую бумагу и написал:

«Билл Браун. Крепко сложен, ссыльный, работает на нефтяных месторождениях, бывший директор цирка, убил мужа мексиканки, с которой удрал в Мексику двадцать лет назад. Бросил жену и маленькую дочку. Посылает на содержание дочери пятьдесят долларов в месяц.

Кончита. Бывшая танцовщица на канате, немного отяжелевшая в тридцать девять лет, но все еще красивая женщина.

Сабинес. Адвокат из Мехико, через которого Билл Браун посылает деньги на содержание своей дочери в течение двадцати лет».

Коннорс остановился. Убивая адвоката Санчеса, отец Элеаны должен был знать, что ставит ее в опасное положение. Ему необходимо было заткнуть рот Санчесу.

Но тем не менее, считал Коннорс, человек такого склада мог бы как-нибудь иначе исполнять свои родительские обязанности. С другой стороны, человек, уже совершивший преступление, не позволит себе поддаваться каким-то нежностям.

— Что за человек был твой отец? — спросил он у Элеаны.

— Я его совсем не помню. Мама говорит, что он был добрым.

— Она догадывалась, что он любит эту девицу?

— Не знаю.

— А у него были еще другие женщины?

— Этого я тоже не знаю.— Голос Элеаны стал резким.— Мама никогда много не говорит об отце. Каждый раз, когда дядя Джон или кто-нибудь другой вспоминает о нем, она плачет. ..

— Она все еще любит его, да?

— Думаю, да. Во всяком случае, она больше не вышла замуж.

— Как она выглядит?

— Хорошо. Высокая, с серыми глазами и маленькими морщинками вокруг них, когда она смеется или улыбается. Высокие скулы, как и у меня...

— А каков твой отец?

— Тоже высокий. Я похожа на него.

— Насколько я помню, ты говорила, что не помнишь его?

Элеана сморщила нос.

— Я описала его по рассказам мамы. Но почему ты спрашиваешь меня об отце?

Коннорс закурил сигарету и предложил ей затянуться.

— Я стараюсь убедить себя, что это не твой отец убил Санчеса.

— Почему?

— Думаю, что моя история получится интереснее с другим убийцей.

— Но этот медальон?

— Весьма возможно, что это специально подстроено. А почему не Кончита? Предположим, что она все еще живет с твоим отцом. Она могла перехватить письмо Санчеса, в котором он извещает его о твоем прибытии в Мексику, Потом Кончита под каким-то предлогом выманивает Санчеса в Урапан, где всаживает ему в грудь кинжал, чтобы помешать его свиданию с твоим отцом, а твоему отцу не дать возможности встретиться с тобой.

Бюстгальтер стеснял Элеану. Она села на кровать и расстегнула его.

— А кто эта Кончита?

— Танцовщица на канате, которую забрал с собой твой отец.

В Элеане вновь проснулась учительница.

  — С кем удрал мой отец... Только ее звали не Кончита, а Тамара.

— Тамара — не мексиканское имя.

Элеана пожала плечами.

— Это имя женщины, с которой исчез мой отец. Но почему ей понадобилось убивать Санчеса?

— Я только что сказал тебе это. Чтобы помешать твоему отцу установить с тобой контакт.— Коннорс постепенно вживался в свою историю,— Прошло двадцать лет. Тамара состарилась. Ее тело, такое гибкое раньше, отяжелело, у нее появился второй подбородок.

Элеана взяла у Эда сигарету.

— Что должно быть очень соблазнительно для любителя женщин.

Коннорс продолжал, как будто не слышал заявления Элеаны.

— Она знает, что твой отец пресытился ею, и боится, что, если он увидит тебя, это может пробудить в нем воспоминания о былом и он решится вернуться в Штаты...

— ... где его разыскивают за убийство!

  — Я забыл об этом,— признался Коннорс.

Элеана затянулась и вернула сигарету Коннорсу.

— Нет, Эд, это не звучит. К тому же Тамара умерла. В письме, которое мой отец прислал дяде Джону и в котором находился чек на пять тысяч долларов, отец сообщал, что Тамара погибла в результате несчастного случая вскоре после их прибытия в Мексику.

— Кажется, ты говорила, что твой отец не вернул ни цента из тех денег?

— Нет, я этого не говорила. Это письмо пришло много лет назад. Мама рассказала, что дядя Джон тогда считал отвратительным то, что мой отец посылает только деньги и ни разу не извинился, не пожалел о прошлом. Потом пришли письма и чек, и дядя успокоился. Но мама находилась, тогда в столь тяжелом положении, что дядя Джон отдал ей эти пять тысяч долларов, чтобы она могла окончательно расплатиться за дом, в котором мы живем и по сей день.

— В котором мы продолжаем жить,— поправил ее Коннорс. Он обвел карандашом, имя Кончита.— Ты, вероятно, не знаешь, каким оружием убил твой отец мужа Тамары?

— Полагаю, ножом.

Элеана встала и посмотрела в окно.

— Тем хуже,— сказал Коннорс.— Предположим, что это твой отец убил Санчеса.

Он вытащил бумагу из машинки и скомкал ее. Потом, сбросив ботинки, растянулся на кровати.

Элеана подошла и присела на край кровати.

— Это я втянула тебя в эту мерзкую историю, не так ли, Эд? Ты погряз в ней, как и я. Не вижу способа выбраться из нее. Что мы будем делать дальше?

Коннорс поцеловал кончики ее пальцев.

— Я напишу два страшных романа по пятнадцать тысяч слов каждый. Шад пришлет шестьсот пятьдесят долларов, или больше. Мы истратим часть этих денег на покупку билетов, а на оставшиеся снимем номер в лучшем отеле Эль-Пасо, где будем пить шампанское.— Он ласково провел рукой по затылку Элеаны.— Кстати, ты не помнишь, я никогда не говорил тебе, как ты мне нравишься?

Элеана тяжело задышала. Ее акцент стал заметнее.

— Мне кажется, что-то подобное я уже слышала.

— А давно?

— Ну что ж, если подумать, то выяснится, что прошло уже несколько часов..

Коннорс притянул ее к себе, и губы их встретились.

— Нет, Эд,— слабо протестовала Элеана.

Расстегнутый бюстгальтер соскользнул с ее плеч, предоставляя большие возможности для поцелуев. В ее глазах появился зеленый цвет, прогоняя серый. Комната, казалось, увеличилась, стены расступились. Шум на улице стих. Какой-то паровоз свистнул в отдалении и тоже смолк. Они остались одни на всем свете. Элеана смирилась.

— Дай мне хоть юбку снять!..

Утренние колокола еще не начали звонить, когда Коннорс написал цифру 30 чуть ниже последней строчки и отодвинул стул. Он давно уже не писал так быстро. И то, что он написал, ему нравилось.

Клуб «Книга месяца» не купит его историю, но он и не писал для него. Это был добрый старый «полицейский» роман, с ударами кулаков в каждом абзаце и многочисленными трупами. Эд на цыпочках подошел к окну и выглянул в него. Как и Элеана, Гвадалахара еще спала. Но жизнь понемногу начинала- пробуждаться. Он стоял и следил, как просыпался город, сожалея, что у него нет под рукой чашки кофе. И тем не менее он чувствовал себя в прекрасной форме. Его роман получился. Несколько измененный сюжет оставлял надежду, что Элеана, ее мать, дядя или кто-нибудь из Блу-Монда могли узнать себя в одном из действующих лиц. Но это была хорошая криминальная история со всеми необходимыми ей атрибутами.