— Значит, ты предполагаешь,— спросил я,— что Галан отвечает за соблазненных и убитых?

Бенколин медленно выпустил Шамона и повернулся ко мне. Он казался смущенным и подавленным.

— В том-то вся и трудность, Джефф,— сказал он.— Я не верю в это. Конечно, все происходящее целиком связано с ним, но слишком многое и против этого. Преступлениям не хватает тонкости, они слишком неуклюжи. Это не похоже на его технику, на его почерк. Кроме того... о, я могу назвать еще дюжину причин из цепи сегодняшних событий! Подожди! Надо узнать, что он делал до возвращения домой.

Он резко повернулся. Снизу, с улицы Монтеля, нам навстречу двигалась чья-то фигура, скрывавшаяся в тени деревьев. Кивнув нам, Бенколин пошел ей навстречу.

— Сегодня ночью,— пояснил он,— когда я уже был уверен, что музей и клуб как-то связаны, до того, как мы нашли труп мадемуазель Мартель, я много звонил по телефону. Вы должны помнить это. Я видел Галана в ночном клубе и подумал, что его присутствие выглядит слишком... случайным. Он не часто посещает подобные места, он слишком брезглив для этого. О том, что он в «Сером гусе», я узнал, позвонив человеку, который следит за ним.

Мы остановились в глубокой тени деревьев. В темноте ярко выделялся пульсирующий огонек сигареты. Навстречу нам шагнул какой-то мужчина.

— Короче говоря; все выглядит так, будто Галан готовит себе алиби,— сказал Бенколин.— Ну, Прегель?

— Я нашел его в ночном клубе, когда прибыл,— ответил голос. Мужчина бросил сигарету. Лица его не было видно, вырисовывались лишь очертания фигуры. Сюрте не любит, чтобы люди знали ее агентов.— Было ровно двадцать минут первого. Он посидел там еще пятнадцать минут и затем ушел. Сперва я думал, что он пьян, но это было притворство. Он вышел из «Серого гуся» и направился за угол. Его машина — испанский лимузин номер 2Х-1470 — стояла на соседней улице. В машине сидел шофер и, как мне показалось, рядом с ним — женщина. Но сначала я не был уверен в этом. Он влез в лимузин. Я взял такси и последовал за ним...

— Да?

— Они приехали к дому номер 28 по улице Пигаль, это небольшой дом. На улице было много народу, но я все же разглядел их, когда они выходили из машины. С ним действительно была женщина. Очень красивая блондинка в пальто с меховым воротником и коричневой шляпке.

— Снова женщина,— вздохнул Бенколин,— Что дальше?

— Я почти сразу узнал ее. Когда они зашли в дом и поднялись по лестнице, я показал свое удостоверение консьержке и спросил, кто эта женщина. Это была новая певица из Мулен-Руж. Говорят, она приехала из Америки и выступает здесь под именем Эстеллы.

— Это объясняет, почему Галан так хорошо известен в Мулен-Руж. Гм... Да... Продолжайте.

— Он оставался наверху около часа. Потом спустился вниз, сел в лимузин и поехал в гараж, который находится на той же улице. Там он вышел и отправился к себе домой.— Голос агента звучал немного смущенно и нерешительно.— Я... э... я случайно слышал эту женщину, и мне понравилось ее пение. Я... Я вырезал ее фото из «Пари суар»... Если хотите...

— Ого! — одобрительно воскликнул Бенколин.— Вы молодец, Прегель! Я никогда не видел эту даму. Надр взглянуть на нее.— Он взял вырезку.— Господа! Вы понимаете, что это, видимо, та женщина, которую наш агент видел у дверей музея после его закрытия? Зажгите спичку.

Пламя спички осветило цветную репродукцию. Подпись гласила: «Эстелла, выдающаяся американская певица, выступающая в Мулен-Руж». Голубые глаза широко распахнуты. Полные губы чуть приоткрыты в улыбке. Прямой нос, твердый подбородок. Пышные золотистые волосы. Мы молча смотрели на нее. Потом спичка погасла.

— Одну минутку! — неожиданно воскликнул Шамон.— Зажгите еще! Я хочу взглянуть...— Голос его дрожал.— Не может быть,— бормотал он, пока Прегель чиркал спичкой. Огонь. Тяжелое дыхание Шамона. Наконец он сухо произнес: — Господа, я, кажется, впервые за сегодняшнюю ночь пригодился вам. Помните, я рассказывал, что у Одетты были две подруги: Клодин Мартель и Джина Прево, которая хотела поступить на сцену, но родители ей запретили. Я не могу этому поверить, однако сходство поразительное. Я почти готов поклясться, что эта «Эстелла» и есть Джина Прево! Боже мой! Поет в Мулен-Руж. Она должна быть...

Снова мы очутились в темноте. После небольшой паузы мягко заговорил Прегель.

— Этот мсье совершенно прав. Я спрашивал консьержку. Мадемуазель Эстелла, которую считают американкой, на самом деле француженка, и ее фамилия Прево.— Он вздохнул,— Очередной обман провалился, Я вам нужен еще, мсье Бенколин?

— Нет,— ответил Бенколин,— Я думаю, господа, мы достаточно погуляли. Вам лучше отправиться по домам. Я хочу подумать.

Он повернулся и медленно направился к Елисейским полям, сунув руки в карманы. Я долго еще видел его высокую фигуру с опущенной головой.

Часы на Доме инвалидов пробили три раза.

На следующее утро над Парижем нависли, серые тучи. Был один из тех осенних дней, когда жалобно воет ветер, когда солнце с трудом пробивается сквозь свинцовые тучи. Дома кажутся старыми и заброшенными, а каждый пролет Эйфелевой башни затянут туманом.

В десять часов я завтракал у себя дома. Мне было не по себе. Я все время вспоминал Этьена Галана и его белую кошку...

Бенколин позвонил мне довольно рано, и мы договорились встретиться у Дома инвалидов. Там много мест для встреч, но я точно знал, где смогу найти его. У него была привычка прогуливаться у часовни, расположенной напротив памятника Бонапарту. Я не знаю, чем очаровало его это место, обычно его не интересовали даже самые выдающиеся церкви, но здесь он мог торчать часами.

По дороге к месту встречи я думал о Галане. Мысль об этом человеке преследовала меня. У меня еще не было удобного момента подробнее расспросить о нем Бенколина, но все же это имя казалось мне смутно знакомым. Кафедра английской литературы в Оксфорде — это да. А его книга о романистах викторианской эпохи, которая несколько лет назад получила гонкуровскую премию! Ни один француз, кроме, пожалуй, Моруа, не смог так понять англо-саксонский ум. Насколько я помню эту книгу, она не отличалась, как это обычно бывает у галльских писателей, чрезмерной саркастичностью. Охота, гольф, цилиндры, гостиные, эль и устрицы, зонтики — все это выглядело очаровательным в книге Галана. В главах же, посвященных Диккенсу, он ухватил самую суть. Он ухватил весь ужас, всю болезненность восприятия мира, которые были так характерны для Диккенса и которые являлись душой его великолепных романов. И вдруг передо мной вставала фигура Галана, каким я видел его вчера. Негодяй и подонок с белой кошкой на руках...

Мокрый ветер охватил меня, когда я приближался к Дому инвалидов. Я прошел железные ворота и направился к темному зданию. Мои шаги отдавались вокруг гулким эхом. Несколько человек шли к монастырю, где демонстрировалось старинное оружие. Тень императора витала над всем этим местом. У двери часовни я замедлил шаг. Внутри было мрачно, лишь несколько свечей горело вдоль стен. Играл орган. Торжественная мелодия в честь погибших в битвах...

Бенколин был там: Он сразу же подошел ко мне. Одежда его выглядела небрежно: на нем были старое твидовое пальто и отвратительная шляпа. Мы медленно вышли из часовни. Наконец он с раздражением произнес:

— Смерть! Здесь даже воздух пропитан ею. Никогда еще не занимался делом, в котором все было бы пронизано смертью. Я видел ужасные вещи, да. Видел черный страх. Но этот мрачный ужас хуже всего. И он совершенно бессмыслен. Обычно такие девушки не имеют врагов, только, может, во сне. Они сентиментальны, умны, но не очень красивы. И они умерли. Поэтому я считаю, что здесь есть -нечто гораздо более ужасное, худшее, чем в любом другом случае...— Он помолчал.— Джефф, алиби Галана проверено со всех сторон.  .

— Ты уверен?

— Абсолютно. Все так, как он сказал. Мой лучший агент, Франсуа Дилсар — ты помнишь дело Салиньи?— проверил все досконально. Швейцар из Мулен-Руж подтвердил, что Галан сел в лимузин ровно в половине двенадцатого. Он вспомнил его, потому что Галан сперва посмотрел на свои часы, а потом уже на часы в магазине напротив. Швейцар машинально проследил за его взглядом.