Мендел бесшумно ступил на пирс, внимательно присматриваясь к каждой из них. Две стояли бок о бок, соединенные дощатым переходом. Третья покачивалась примерно в пятнадцати футах, и в ее рубке горел свет. Мендел вернулся на дамбу, аккуратно прикрыв за собой железную калитку.

Он медленно брел по дороге, пытаясь понять, где же он находится. Минут через пять тротуар неожиданно вывел его направо и постепенно пошел кверху. Он предположил, что вышел на мост. Щелкнув зажигалкой, он при свете длинного язычка ее пламени увидел справа от себя каменную стену. Поводив зажигалкой в стороны, он наконец наткнулся на мокрую металлическую пластину со словами «Мост Баттерси». Вернувшись к металлической калитке, Мендел постоял около нее несколько минут, стараясь в свете последнего открытия четко представить свое местонахождение.

Где-то над ним и чуть справа высились четыре величественные трубы Фуллхемской электростанции. Слева от него лежала Чейни-уолк с рядами изящных маленьких яхт, которые тянулись вплоть до моста Баттерси. Место, где он находился, располагалось на линии, разделяющей приличные кварталы от трущоб, где Чейни-уолк вливается в Лотс-роуд, одну из самых омерзительных улиц в Лондоне. Южная сторона ее состояла из обширных складов, пирсов и элеваторов; северная же сторона выходила на ровную линию аккуратных коттеджей, типичных для боковых улочек Фуллхема.

В тени четырех огромных труб, примерно в шестидесяти футах от причалов Чейни-уолка, располагалось убежище Дитера Фрея. Да, теперь Мендел отчетливо представлял себе эти места. В паре сотен ярдов выше по реке милосердные струи Темзы приняли в себя грешные останки мистера Адама Скарра.

Давно уже миновала полночь, когда у Смайли зазвонил телефон. Он встал из кресла перед газовым камином и побрел наверх в спальню, правой рукой цепко хватаясь за перила. Это, конечно, звонит Питер или полиция, и ему придется давать показания. Или даже пресса. Убийство по времени как раз успело попасть в вечерние выпуски газет, но, по счастью, слишком поздно для выпуска радиопрограммы. Что там они выдадут? «Убийца-маньяк в театре», «Смертельный удар — и женщина мертва»? Он ненавидел прессу так же, как рекламу и телевидение, он ненавидел масс-медиа, безжалостную реальность двадцатого столетия. Все, чем он восхищался, что любил, было плодом рук и ума подчеркнутого индивидуализма. Поэтому теперь он и испытывал ненависть к Дитеру больше, чем когда-либо, презирая то, в защиту чего он выступал: невероятная наглость, с которой отрицалось право индивидуальности на существование в пользу «широких масс». С каких пор философия толпы приносила человечеству пользу и отличалась мудростью? Человеческая жизнь ровно ничего не значила для Дитера: он мечтал лишь об армии безликих рабов, приведенных к самому низкому общему знаменателю; он хотел обстругать мир, как ствол дерева, безжалостно отбрасывая все, что не подчинялось предписанному образцу; для этой цели у него существовали тупые бездушные автоматы, подобные Мундту. Мундт был столь же безлик, как и любой солдат армии Дитера — профессиональный убийца, из чресл которого могут выйти только столь же равнодушные убийцы.

Сняв трубку, она назвал свой номер. На другом конце был Мендел.

— Где вы находитесь?

— Рядом с набережной Челси. Бар называется «Балон», на Лотс-роуд. Владелец — мой знакомый. Я поднял его... Слушайте, приятель Эльзы расположился в каюте на барже неподалеку от мельницы в Челси. Просто чудо, что мне удалось его найти в таком тумане. Дорогу пришлось просто нащупывать, как текст для слепых.

— Кто?

— Да ее приятель, тот, что сопровождал ее в театре. Проснитесь, мистер Смайли! Что с вами?

— Вы выследили Дитера?

— Конечно, так я и сделал. Это же вы сказали Гильому, не так ли? Он не отрывался от женщины, а меня послал за мужиком... Как, кстати, у него дела? Куда направилась Эльза?

— Она никуда уже не направится. Когда Дитер покинул ее, она была мертва. Мендел, вы еще там? Растолкуйте, ради Бога, как мне вас найти? Где это место и знает ли полиция?

— Будет знать. Скажите им, что он располагается на перестроенной грузовой барже под названием «Закатное небо». Она стоит в восточной части пирсов Сеннен, между мельницей и Фуллхемской электростанцией. Они будут знать... но учтите, что туман густой, очень густой.

— Где я смогу вас встретить?

— Направляйтесь прямо к реке. Я встречу вас на северном берегу, у моста Баттерси.

— Сразу же выезжаю, только свяжусь с Гильомом.

Где-то у него валялся револьвер, и на секунду ему показалось, что имеет смысл поискать его. Хотя, впрочем, это бессмысленно. Кроме того, мрачно подумал он, из-за него может быть ужасно много шума. Он тут же позвонил Гильому и передал ему сообщение Мендела.

— И вот что еще, Питер, они должны перекрыть все порты и аэропорты, проверять все речные баржи и каботажные суда. Они знают, как это делается.

Накинув старый макинтош и взяв пару толстых кожаных перчаток, он вышел наружу, в гущу тумана.

Мендел ждал его у моста. Они обменялись кивками, и Мендел сразу же быстро повел его вдоль дамбы, держась поближе к стенке набережной, чтобы не натыкаться на деревья, которые в изобилии росли вдоль дороги. Внезапно Мендел резко остановился, схватив Смайли за руку, чтобы предупредить его. Они застыли в молчании, прислушиваясь. Наконец и Смайли услышал гулкие звуки шагов по деревянному настилу, раздававшиеся с неравномерными интервалами, как у хромого человека. Они услышали скрип петель железной калитки, металлическое лязганье, когда она захлопнулась, а затем снова шаги: теперь человек шел уже по тротуару, и шаги становились все громче, приближаясь к ним. Никто не двигался. Громче. Ближе. Затем они затоптались на месте и остановились. Смайли затаил дыхание, в то же время тщетно пытаясь хоть на ярд проникнуть взором сквозь туман, увидеть застывшую в ожидании фигуру, которая, как он знал, была рядом.

Внезапно человек с яростью дикого вепря рванулся на них, как детей разбросав их в стороны, и бросился бежать, снова исчезнув в тумане, и о направлении его бега говорило лишь удаляющееся эхо шагов. Повернувшись, они бросились вслед за ним — Мендел бежал впереди, а Смайли изо всех сил за ним, живо представляя себе, как Дитер с пистолетом в руке отрывается от них в ночном тумане. Смутные очертания фигуры Мендела резко свернули вправо, и Смайли покорно последовал за ним. Внезапно ритм бегущих шагов сменился шумом свалки. Смайли кинулся вперед, услышав безошибочный звук, с которым тяжелая рукоятка оружия опускается на череп, и едва не натолкнулся на них: он увидел лежащего на земле Мендела и склонившегося над ним Дитера, который вскинул руку, собираясь еще раз ударить лежащего тяжелой рукояткой автоматического пистолета.

У Смайли перехватило дыхание. Грудь его невыносимо жгло, во рту было горячо и сухо, и он чувствовал вкус крови, Как-то набрав в грудь воздуха, он отчаянно закричал:

— Д'итер!

Посмотрев на него, Дитер кивнул и сказал:

— Сервус, Джордж, — и нанес Менделу безжалостный удар. Затем он медленно поднялся, держа пистолет дулом вниз, и обоими руками взвел курок.

Смайли слепо кинулся на него, забыв, насколько он неискушен в рукопашной схватке, размахивая короткими ручками и стараясь нанести удар открытой ладонью. Голова его уперлась Дитеру в грудь, и он толкнул его вперед, осыпая бока и спину ударами. Он испытывал дикую ярость и использовал прилив сил, который ему дал этот сумасшедший натиск, прижал Дитера к перилам моста, поскольку Дитер, потеряв равновесие из-за хромой ноги, не успел оказать сопротивление. Смайли чувствовал, что сейчас Дитер отшвырнет его, но решительного удара так и не последовало. Он кричал Дитеру:

— Свинья! Свинья!

А тот откидывался все дальше и дальше, пока Смайли, не почувствовав одну руку свободной, не нанес ему по-детски неловкий удар. Дитер почти лежал на перилах, и, увидев четкую линию его шеи и подбородка, Смайли со всей силой вцепился в него рукой. Пальцы его сомкнулись на челюсти Дитера, перекрыв ему рот, и он толкал его все дальше и дальше. Кисти Дитера лежали на горле Смайли, и внезапно они ухватились за воротник макинтоша, словно пытаясь удержаться, когда он медленно переваливался по ту сторону перил, Смайли яростно бил его по рукам, и вот они соскользнули с его плаща, и Дитер падал, падал все дальше в клубы тумака под мостом — и наконец наступило молчание,