Дверь открылась настежь. Легкая пауза.

— Да. Не хотите ли войти?

Какую-то долю секунды он медлил.

— Нет, спасибо. Не будете ли вы так любезны передать ему? — Протянув человеку пакет с бельем из прачечной, он снова одолел ступени и направился к своей машине. Он знал, что ему смотрят в спину. Двинув с места машину, он повернул и поехал по Слоан-стрит, даже не взглянув на свой дом. Найдя стоянку, он зарулил на нее и мгновенно записал в блокнот семь номеров машин. Все они стояли на Байуотер-стрит.

Что ему делать? Остановить полисмена? Кто бы ни был тот человек, скорее всего, он уже ушел. Были и другие соображения. Снова заперев машину, Смайли направился к телефонной будке через дорогу. Позвонив в Скотленд-Ярд, он связался со Специальным отделом и попросил к телефону инспектора Мендела. Выяснилось, что инспектор, доложившись суперинтенданту и предвкушая грядущее удовольствие от отставки, отбыл к себе в Митчем. После долгих уклончивых уговоров Смайли все же получил его адрес и, снова сев в машину, объехал площадь и направился к Альберт-бридж. В новом пабе, нависшем над рекой, он взял сандвич и большую порцию виски, а через четверть часа уже пересекал мост, направляясь в Митчем, дождь по-прежнему поливал его многострадальную маленькую машину. Он был обеспокоен — и очень серьезно обеспокоен.

Когда он приехал на место, по-прежнему шел дождь. Мендел возился в садике, натянув на голову самую экстравагантную шляпу, которую Смайли когда-либо доводилось видеть. Начав свое существование как головной убор австралийских или новозеландских войск, она, судя по всему, проделала немалый путь превращений — широкие поля обвисли по кругу, так что теперь шляпа напоминала всего лишь огромный мухомор. Мендел копошился у дерева, окапывая его ствол остроконечной лопатой, которой ловко орудовал своими мускулистыми руками.

Он бросил на Смайли беглый взгляд, а затем по лицу его расползлась широкая улыбка, когда он протянул ему руку.

— Никак неприятности, — сказал Мендел.

— Неприятности.

По тропинке Смайли проследовал за ним в дом. Типичный уютный и удобный пригородный домик.

— Огня в гостиной я еще не развел — только что приехал. Как насчет чашки чая?

Они вошли на кухню. Смайли был удивлен, увидев хирургическую чистоту, наведенную почти с женской тщательностью. Лишь полицейский календарь на стене не вписывался в эту картину. Пока Мендел ставил чайник на плиту и возился с чашками и блюдцами, Смайли бесстрастно изложил, что произошло на Байуотер-стрит. Когда он кончил, Мендел долгое время молча смотрел на него.

— Но почему он пригласил вас войти?

Моргнув, Смайли слегка покраснел.

— Я и сам этому удивляюсь. На секунду я даже растерялся. Слава Богу, что у меня был пакет.

Он отпил чаю.

— Хотя не думаю, что это сбило его с толку. Я рассчитывал на это, но сомневаюсь. И достаточно серьезно.

— Не сбило с толку?

— Ну, в общем-то я для него был не тем, кого он ждал. Маленький человечек в «форде», доставивший пакет из прачечной. Кем я мог быть? Кроме того, я спросил, дома ли Смайли, но не изъявил желания дожидаться его — должно быть, он подумал, что я какой-то псих.

— Но почему он там оказался? Что ему было от вас нужно? За кого он вас принял?

— Понимаете, в этом-то все и дело, именно в этом. Думаю, ждал он именно меня, но никак не мог себе представить, что я позвоню у дверей. Я сбил его с толку. Думаю, он хотел убить меня. Поэтому и попросил меня войти: он вроде бы опознал меня, но лишь смутно, поскольку видел меня только на снимке.

Мендел молча смотрел на него некоторое время.

— Господи, — сказал он.

— Предположим, что я прав, — сказал Смайли, — во всех смыслах. Предположим, что Феннан в самом деле был убит прошлым вечером, и утром мне почти удалось докопаться до этого. Может быть, у вас и иная точка зрения, связанная с профессией, но я как-то не привык к убийствам.

— И что дальше?

— Не знаю. Просто ничего не знаю. Но, может, прежде чем двинуться дальше, вы могли бы проверить для меня эти машины по номерам. Утром они стояли на Байуотер-стрит.

— Почему бы вам самому этим не заняться?

Несколько секунд Смайли с удивлением смотрел на него. Потом ему пришло в голову, что он еще не упомянул о своей отставке.

— Простите. Я ведь вам еще не сказал, не так ли? Утром я подал прошение об отставке. Опередил события, не дожидаясь, пока меня уволят. Так что я свободен как ветер. Могу браться за любую работу.

Мендел взял список номеров машин и пошел в холл к телефону. Через минуту он вернулся.

— Через час обещали позвонить, — сказал он. — Давайте прогуляемся. Я покажу вам свои владения. Вы разбираетесь в пчелах?

— Да, но очень немного. Энтомология в Оксфорде просто убивала меня. — Ему пришлось рассказать Менделу, как он воевал с «Метаморфозами» Гёте, в которых шла речь о растениях и животных, в надежде, подобно Фаусту, выяснить, «что движет сокровенной сутью мира». Он хотел объяснить, почему невозможно было понять Европу XIX столетия, не углубляясь в дебри естественных наук; он увлеченно развивал эту серьезную тему, но в глубине души чувствовал, что мозг продолжает напряженно размышлять над событиями дня и что он никак не может избавиться от нервного возбуждения. Ладони рук непрерывно потели.

Они с Менделом вышли через заднюю дверь. У низкой кирпичной стены, опоясывавшей садик, стояли три аккуратных улья. Как только они оказались под легким дождичком, Мендел заговорил:

— Всегда хотел иметь их, понять, что к чему у них. Прочел кучу книг и должен вам сказать, они жутко перепугали меня. Этакие странные маленькие бродяги. — Несколько раз он энергично кивнул головой, подчеркивая значимость своих слов, и Смайли снова с интересом посмотрел на него. У Мендела было сухое и энергичное лицо, с которого не сходило выражение замкнутости; его коротко подстриженные седоватые волосы топорщились в разные стороны. Погода, казалось, его совершенно не волновала, равно как и он ее.

Смайли прекрасно знал, какая жизнь осталась у Мендела за плечами, ибо по всему миру он видел у полицейских такую же выдубленную кожу, ту же смесь терпеливости, ехидства и гнева. Он прекрасно представлял себе долгие бесплодные часы, когда приходилось сидеть в засаде, не обращая внимания на погоду, в ожидании того, кто, может быть, никогда не придет... или мелькнет и мгновенно исчезнет. И он знал, насколько Менделу и таким, как он, приходилось зависеть от милости самых разных лиц, среди которых были капризные и вспыльчивые, нервные и непостоянные, лишь изредка обретавшие мудрость и сочувствие. Он знал, с какой легкостью умный человек может быть сломлен волей своего начальства, которое с легкостью может отбросить в сторону недели круглосуточной терпеливой работы.

По извилистой дорожке Мендел подвел его к куче битого камня рядом с ульями и, по-прежнему не обращая внимания на погоду, принялся разбирать ее, показывая и объясняя. Говорил он короткими фразами, с продолжительными паузами, медленно и точно работая длинными пальцами.

Наконец они снова оказались в доме, и Мендел показал ему две комнаты внизу. Кабинет был выдержан в цве-

точном стиле: цветочные занавеси и ковер, цветастые накидки на мебели. На маленькой полочке в углу стояли несколько старинных пивных кружек и кубок за снайперскую стрельбу.

Смайли проследовал за хозяином наверх. Здесь стоял запах парафина и слышалось непрестанное бульканье в бачке туалета.

Мендел показал ему свою спальню.

— Прямо комната для новобрачной. Кровать купил на распродаже за фунт стерлингов. С пружинными матрацами. Просто удивительно, на что удается иногда наткнуться. Ковры в елизаветинском стиле. Приобрел в магазине в Уотфорде.

Смайли, смущаясь, продолжал стоять в дверях. Мендел, повернувшись, через открытую дверь провел его в другую спальню.

— А это ваша комната. Если хотите. — Он снова повернулся к Смайли. — На вашем месте я бы сегодня не возвращался домой. Ведь вам ничего так и не известно, не так ли? Кроме того, здесь вам будет лучше спать. На чистом воздухе.