Таннер с трудом поднялся.

— Но вы же не собираетесь продолжать? Вы должны отозвать своих людей.

— Отозвать? Один из моих людей уже убит. Едва только мы отзовем их, та же участь может постигнуть и вас. И всю вашу семью.

Таннер заметил печаль в глазах агента. С такими людьми трудно спорить. Они говорят правду.

— Вы проверили всех остальных?

— Да.

— Где они?

— Кардоне у себя в доме. Тремьян остался в Нью-Йорке; его жена здесь.

— А что относительно Остерманов?

— Этим я займусь попозже. А вам бы лучше вернуться в дом. Мы удвоили силы патрулирования.

— Так что с Остерманами? Они не в Калифорнии?

— Вы же знаете, что их там нет. Вы звонили им по своей кредитной карточке днем, в четыре сорок шесть.

— Тогда где же они?

Фассет глянул на журналиста и коротко ответил:

— Скорее всего, они где-то расположились под другим именем. Мы знаем, что они в районе Нью-Йорка. И мы найдем их.

— Тогда это может быть делом рук Остерманов.

— Может быть. Вам бы лучше вернуться. И не беспокойтесь. Тут у вас целая армия.

Таннер посмотрел на заросли, в которых был убит человек Фассета. Его невольно передернуло. Он испытал потрясение, поняв, как близка от него была столь ужасная смерть. Кивнув джи-менам, он двинулся к дому, испытывая тошнотную пустоту внутри.

— Это правда относительно Тремьяна?—тихо спросил Дженкинс. — Он в городе?

— Да. Он основательно надрался и снял номер в «Билт-море».

— Кто-нибудь проверял его местонахождение сегодня вечером?

Фассет отвлекся от Таннера, входившего в дом, глянул на Дженкинса. — Да, но пораньше. Наш человек сообщил, что Тремьян вошел — точнее, вполз — в свой номер вскоре после полуночи. Мы сказали, чтобы агент там не маячил и снова проверил Тремьяна часам к семи. А что тебя волнует?

— Я еще и сам не знаю. Не уверен. Все прояснится, когда мы уточним ситуацию с Кардоне.

— Это уже сделано. Он дома.

— Мы считаем, что он дома, потому что пока у нас нет оснований предполагать что-то другое.

— Ты бы лучше объяснился.

— У Кардоне были гости к обеду. Три пары. Они все вместе сели в машину с нью-йоркским номером. Наблюдение сообщило, что они торопливо уехали в 12.30... Вот я и думаю: а что если Кардоне уехал в той машине? Ведь было темно. И он мог там оказаться.

— Давай проверим. И того, и другого. С «Билтмором» проблем не будет. И мы попросим, чтобы Да Винчи сделал Кардоне еще один звонок.

Спустя восемнадцать минут оба джи-мена сидели на переднем сиденье автомобиля, припаркованного в нескольких сотнях ярдов ниже по дороге от дома Таннера. Радио работало четко и ясно.

— Поступила информация, мистер Фассет. Только что нам звонил Да Винчи. Миссис Кардоне сказала, что ее муж не очень хорошо себя чувствует; он спит в комнате для гостей, и она не хочет его будить. Она сразу же прервала разговор. Проверен и «Билтмор». В номере 1021 никого нет. Тремьян даже не ложился в постель.

— Спасибо, Нью-Йорк, — сказал Фассет перед тем, как отключиться. Он посмотрел на Дженкинса. — Можете ли вы представить себе, что такой человек, как Кардоне, отказался подойти к телефону в половине пятого утра? Когда звонит Да Винчи?

— Его нет на месте?

— Как и Тремьяна. 

Фассет сказал Таннеру, что в четверг он должен быть дома. И дело не в том, что ему пришлось бы просить разрешения отлучиться; он и сам не хотел выбираться наружу. Фассет также сказал, что утром свяжется с ним. И тогда реализуется окончательный план по защите семьи Таннера.

Журналист натянул старые военные брюки цвета хаки, и спортивную рубашку. Посмотрел на часы в кухне: без двадцати семь. Дети встанут не раньше чем через полтора часа. Элис, к счастью, будет спать до половины десятого или десяти.

Таннер попытался представить, сколько человек таится вокруг дома. Фассет сказал, что вокруг целая армия, но что от нее толку, если «Омега» решит его убить? Чем помогла эта армия тому джи-мену в зарослях в половине четвертого утра? Слишком много возможностей. Слишком много удобных поводов. Теперь-то Фассет должен это понять. Дела зашли слишком далеко. Если вся эта абсурдная ситуация в самом деле реальна, если Остерманы, Кардоне или Тремьяны в самом деле — часть «Омеги», он просто не сможет встретить их у дверей как ни в чем не бывало. Это абсурдно!

Он растворил дверь кухни и тихонько вышел наружу. Дошел до леса, прежде чем увидел кое-кого. Он искал Фассета.

— Доброе утро. — Это был Дженкинс, с синими кругами под глазами. Он сидел на земле за кустами как раз на краю леса. Из дома и даже от бассейна его не было видно.

— Привет. Вам так и не пришлось поспать?

— Я сменяюсь в восемь. Это не важно. Как вы? У вас утомленный вид.

— Послушайте, я хотел бы увидеться с Фассетом. Я хотел бы переговорить с ним до того, как он составит свой план.

Полицейский посмотрел на наручные часы.

— Он собирался звонить вам после того, как мы ему сообщим, что вы поднялись. Не думаю, что он ожидает вашего появления так рано. Хотя, может, это и к лучшему. Секундочку. — Дженкинс сделал несколько шагов в чащу и вернулся с рацией в брезентовом футляре. — Двинулись. Мы подъедем к нему.

— Почему он не может прибыть сюда?

— Расслабьтесь. Никто не может приближаться к вашему дому. Пошли. Вы сами увидите.

Дженкинс закинул радио на ремне через плечо и повел Таннера по свежепротоптанной в его владениях тропке. Каждые тридцать или сорок футов им встречались люди, присевшие на корточки, лежавшие и сидевшие, которые, оставаясь невидимыми, не спускали глаз с его дома. Как только Дженкинс с Таннером приближались к кому-нибудь из них, оружие тут же было наготове. Дженкинс связался по рации с патрулем с восточной стороны.

— Свяжитесь с Фассетом. Скажите, что мы направляемся к нему, — передал он.

— Прошлой ночью агент был убит, потому что убийца понял — он будет опознан. «Омега» не может допустить, чтобы хоть кто-то из них был индентифицирован. — Фассет пил кофе, сидя лицом к Таннеру. — Были и некоторые другие виды предупреждений, но они не имеют к вам отношения.

— Он был убит в пятидесяти ярдах от моего дома, от моей семьи! Ко мне все имеет отношение!

— Ну, хорошо!.. Попытайтесь понять. Мы взяли на себя распространение информации о вас, которая стала циркулировать среди них, но не забывайте, что вы просто журналист Таннер — и ничего больше. И теперь они ходят кругами как коршуны, опасаясь друг друга. Никто не знает, есть ли сообщники у другого, и каждый рыщет на свой страх и риск... Убийца — всего только одно щупальце «Омеги» — вел свое личное наблюдение. Он столкнулся с агентом; у него не оставалось другого выхода, как только пойти на убийство. Он не знал агента и никогда раньше не видел его. Единственное, в чем он мог быть уверен, — тот, кто поставил агента на посту, обеспокоится, когда не получит сообщения от него, направится в лес и найдет тело. Его смерть должна стать предупреждением.

— Вы не можете утверждать...

— Мы имеем дело не с любителями. Убийца знал, что тело будет обнаружено еще до рассвета. Я говорил вам в Вашингтоне: «Омега» — эта фанатики. Обезглавленное тело в пятидесяти ярдах от вашего дома относится к числу тех ошибок, которые наводят на мысль о стиле НКВД. Если только за это отвечает «Омега». Если же нет...

— Почему вы уверены, что они не работают рука об руку? Если Остерманы, или Кардоне, или Тремьяны — часть сети, они могут совместно планировать свои действия.

— Исключено. Они не входили в контакт друг с другом с тех пор, как мы стали запугивать их. Мы всем им и каждому в отдельности скормили кучу противоречивых историй, нелогичных предположений, лишь частично смахивающих на правду. Мы организовали телеграммы из Цюриха, телефонные звонки из Лиссабона, послания, которые передавались незнакомыми людьми в глухих тупиках. И теперь каждая из этих пар блуждает во тьме. Никто не знает, чем занимаются остальные.