Внезапно за его спиной раздался грохот. В дверях стоял Тремьян, глядя на рухнувшего Кардоне.

— Ну-ну. Гора мускулов из Принстона вышла из строя... Давай затащим его в мою машину. Сегодня я исполняю обязанности шофера.

Вышел из строя? Таннер не мог в это поверить. Кардоне напивался, это да, но он никогда не доводил себя до состояния полного беспамятства. 

Трое мужчин наскоро оделись и, на руках дотащив тяжелое обмякшее тело Кардоне до машины Тремьяна, пристроили его на переднем сиденье. Бетти и Джинни расположились на заднем. Таннер продолжал наблюдать за лицом Джоя, особенно присматриваясь к его глазам, чтобы обнаружить притворство. Он ничего не увидел. И все же в этом есть что-то неестественное, подумал он; слишком уже продуманы были беспорядочные действия Джоя. Может, Джой использовал наступившее молчание, чтобы проверить реакцию всех остальных, пришло ему в голову.

Или его собственные выводы были искажены из-за постоянно ощущаемого напряжения?

— Черт побери! — воскликнул Тремьян. — Я оставил мой пиджак в доме!

— Утром я привезу его в клуб, — ответил Джон. — Мы договорились о встрече на одиннадцать.

— Нет, я лучше заберу его. Там у меня в карманах нужные записи; они могут мне понадобиться... Подожди тут с Берни. Я через секунду вернусь.

Вбежав внутрь, Дик схватил пиджак, висевший в холле. Лейла Остерман вытирала крышку стола в холле, и он посмотрел на нее.

— Где Элис?

— На кухне. — Лейла продолжала заниматься уборкой.

Когда Тремьян вошел на кухню, Элис загружала посудомоечную машину.

— Элис?

— Ох... это ты, Дик. С Джоем все в порядке?

— С ним все прекрасно... Как Джон?

— Разве он не с вами?

— Он-то там, но я здесь.

— Уже поздно, и я слишком устала для шуток.

— Я менее всего расположен шутить... Мы были хорошими друзьями, Элис. Вы с Джонни немало значите для нас, для меня и Джинни.

— Мы чувствуем то же самое, и вы это знаете.

— Я тоже так думал. Я в самом деле верил в это... Послушай... — Лицо Тремьяна пылало; он несколько раз сглотнул, его левое веко дергал неудержимый тик. — Не торопись выносить суждение. И не позволяй Джону спешить... с его редакторской оценкой, которая принесет вред многим людям, пока он не поймет, что они делают и почему.

— Не понимаю, о чем ты...

— Это очень важно, — прервал ее Тремьян. — Ему стоит понять... Вот этой ошибки я никогда не делаю в суде. Я всегда стараюсь понять, что происходит.

Элис почувствовала угрозу, таящуюся в этих словах.

— Я считаю, что все это ты можешь выложить ему самому.

— Я попытался, но он мне не ответил. Вот почему я и говорю с тобой... Помни, Элис. Никто из нас не совершенен, как бы ни старался. Только у кое-кого из нас больше сил. Помни это!

Повернувшись, Тремьян вышел; через секунду Элис услышала, как хлопнула парадная дверь. Уставившись на пустой дверной проем, она почувствовала рядом чье-то присутствие. До нее донеслись звуки, которые она не могла ни с чем спутать. Кто-то бесшумно прошел через гостиную и теперь стоял рядом с кухней, скрытый от глаз. Медленно и беззвучно она двинулась в ту сторону. Когда она повернула в узкую боковую комнатку, то увидела прислонившуюся к стене Лейлу, которая смотрела прямо перед собой.

Лейла, скорее всего, слышала разговор на кухне. Она вздохнула, увидев Элис, и потом рассмеялась, но в смехе ее не было и следов веселья. Она понимала, что ее застигли на месте преступления.

— Я пришла за другой тряпкой. — Взяв чистую, она вернулась в столовую, не произнеся больше ни слова.

Элис осталась стоять, пытаясь понять, что, собственно, сегодня происходит со всеми. Какая-то тень легла на жизнь всех, обитающих в этом доме.

Они лежали в постели: Элис на спине, а Джон на левом боку, отвернувшись от нее. Остерманы расположились по другую сторону холла в комнате для гостей. И они, наконец, остались вдвоем.

Элис знала, как устал ее муж, но не могла откладывать на потом мучивший ее вопрос — хотя его можно было считать и утверждением.

— Между тобой и Диком с Джоем возникла какая-то напряженность, не так ли?

Таннер сменил положение и теперь, чувствуя едва ли не облегчение, смотрел в потолок. Он ждал этого вопроса и уже подготовил объяснение. В нем была очередная ложь, но, похоже, он уже стал привыкать к ней. Но осталось ждать немного — как гарантировал Фассет. Он начал медленно, стараясь выглядеть рассеянным и небрежным:

— Ты чертовски проницательна.

— Неужто? — Она придвинулась поближе.

— Все это противно, но пройдет. Помнишь, я рассказывал тебе о биржевых сделках, о которых в поезде болтал Джим Лумис?

— Да. И ты не хотел, чтобы Джаннет ходила к ним на ленч... к Лумисам я имею в виду.

— Это верно... Ну, в общем, Дик и Джой связались с Лумисом. Я говорил им не делать этого.

— Почему?

— Мы провели расследование.

— Что?

— Расследование... У нас было несколько тысяч, которые на круг должны были приносить пять процентов. Я решил, почему бы их и не вложить? Поэтому я пригласил Энди Гаррисона — он глава юридического отдела, и ты встречалась с ним. Он порасспросил кое-кого.

— И что выяснил?

— Все это дело плохо пахнет. Тянет жареным. Ничего хорошего.

— Незаконная деятельность?

— Скорее всего. На следующей неделе все станет ясно... Гаррисон настаивает, что тут может быть тема для большого выступления. Получится то еще шоу. Я говорил это Джою и Дику.

— О, Господи! Значит, ты готовишь такую программу?

— Не беспокойся. Потребуется несколько месяцев. Она не на первом месте. И в таком случае я предупрежу их. Они успеют унести ноги.

Элис снова услышала голоса Кардоне и Тремьяна: «Т ы говорила с ним? Что он сказал? Не позволяй Джону выносить суждения...» Они были просто в панике, и наконец она поняла, в чем дело.

— Джой и Дик просто жутко перепуганы. Тебе это известно?

— Да. Так я и предполагал.

— Ты это предполагал. Ради Господа Бога, они же твои друзья!.. Они испуганы! Они до смерти перепуганы!

— О’кей. О’кей. Завтра в клубе я скажу им, чтобы они расслабились. Стервятник из Сан-Диего больше не охотится.

— Нет, это в самом деле жестоко! Ничего нет удивительного, что они были так взбудоражены! Они считают, что ты поступаешь просто ужасно. — Элис вспомнила фигуру Лейлы, молча прижавшейся к стенке и слушавшей, как Тремьян молит ее и угрожает ей в кухне. — Они все рассказали Остерманам.

— Ты уверена? Каким образом?

— Это не важно. Они должны воспринимать тебя как источник страха и опасности... И завтра утром, ради Бога, скажи им, чтобы они не волновались.

— Я же обещал, что так и сделаю.

— Теперь все ясно. Эти дурацкие крики у бассейна, эти споры... Я в самом деле очень рассержена на тебя. — Но на самом деле Элис не сердилась; туман неизвестности теперь рассеялся. Ей надо было обдумать ситуацию. Погруженная в свои размышления, она повернулась на спину, и теперь к ней пришла та расслабленность, которую она не чувствовала уже несколько часов.

Таннер плотно сомкнул веки и постарался привести в порядок дыхание. Его ложь прошла незамеченной. Лучше, чем он мог рассчитывать. Теперь ему было легче.

Фассет был прав. Он оказался в состоянии со всем справиться.

Даже с Элис.

Он стоял у окна спальни. Небо сплошь затянуто тучами, и луны не было видно. Он посмотрел вниз, на газон сбоку от дома и на лес за ним, и внезапно показалось, что зрение обманывает его. Он отчетливо увидел вспыхнувший огонек сигареты. Кто-то шел, совершенно не скрываясь, и откровенно курил! Господи Иисусе, подумал он, кто бы там ни был, неужели он не понимает, что может выдать наблюдение?

Затем он присмотрелся повнимательнее. На человеке был накинут купальный халат. Это был Остерман.

Неужели Берни что-то увидел? Или услышал?