Джон Таннер сделал несколько глубоких вдохов и посмотрел на агента.

— Вы считаете, что все мне объяснили?

— Я все вам расскажу. Несколько позже.

— Меня это не устраивает!

Коль спокойно ответил на вопросительный взгляд Таннера.

— А какой у вас есть выбор?

— Позову сюда полисмена и начну орать.

— Ну, и что это даст? Я предлагаю вам просто успокоиться на несколько часов. Сколько это может еще длиться?

Таннер решил задать ему еще один вопрос. Не важно, какой он получит ответ. Его план уже обрел четкие очертания. Но Коль не должен знать о нем.

— Так что мне остается делать?

— Ничего. Абсолютно ничего.

— Вы, ребята, всегда так говорите, когда начинают грохотать пушки.

— Пушек больше нет. С ними покончено.

— Понимаю. Все кончено... Хорошо. Я... ничего... не делаю. Могу ли я теперь вернуться к своей жене?

— Конечно.

— Кстати, телефоны теперь в порядке?

— Да, в полном.

Журналист повернулся, потирая ноющую руку, и медленно спустился в холл.

Никому больше нельзя доверять.

Он возьмет «Омегу» своими руками. 

Элис сидела на краю кровати, слушая рассказ мужа. Были мгновения, когда ей казалось, что она не в своем уме. Она понимала, что такой человек, как ее муж, которому большую часть времени приходилось действовать на предельном напряжении, может сломаться. Она могла понять, почему маньяки выходят по ночам, панику, которая охватила юристов и маклеров перед крахом их стараний, даже неуклонное стремление Джона изменить то, что не поддается изменению. Но то, что он сейчас рассказывал, было за пределами ее понимания.

— Почему ты согласился? — спросила она.

— Это звучит дико, но я был загнан в угол. У меня не было выбора. Мне пришлось согласиться.

— Ты сам пошел на это! — сказала Элис.

— Не совсем. Как только я согласился, чтобы Фассет назвал имена, мне пришлось подписать документ, по которому предстоит отвечать в соответствии с Законом о национальной безопасности. Как только мне стало известно, кто они такие, уже некуда было деться. Фассет все это понимал. Продолжать с ними нормальные отношения стало просто невозможно. Но если бы я нарушил допуск, меня могли бы привлечь к суду.

— Ужасно, — тихо сказала Элис.

— Гнусно — вот так будет точнее.

Он рассказал ей о разговорах с Джинни и Лейлой около бассейна. И как Дик Тремьян последовал за ним в гараж. И, наконец, о том, как Берни стал о чем-то говорить с ним в тот момент, как крик Джаннет поднял на ноги весь дом.

— Он так и не сказал тебе, о чем речь?

— Он сказал только, что может предложить мне деньги для вложений. Я же обвинил обоих, что они входят в «Омегу»... А затем он спас мне жизнь.

— Нет, минутку. — Элис выпрямилась. — Когда ты выбежал поправить тент и мы смотрели, как ты бежишь под дождем... а потом раздались выстрелы, и мы все пришли в ужас... Я попыталась выскочить к тебе, но Берни и Лейла остановили меня. Я плакала и пыталась вырваться. Лейла — а не Берни — прижала меня к стене. Внезапно она посмотрела на Берни и сказала: «Ты можешь двигаться, Берни! Все в порядке, Берни!..» Я не поняла тогда, но она прямо приказала ему.

— Женщины не посылают своих мужей под дула автоматов.

— Это меня и удивило. Я подумала, хватило бы у меня силы послать тебя... ради Берни.

И тут Таннер рассказал жене о брошке и о стене, на которой не осталось следов пуль.

— Но они же были в подвале, дорогой. Они не были снаружи. Они же не стреляли в нас. — Элис остановилась. Вспоминания о пережитом ужасе были непосильны для нее. Она не могла заставить себя продолжать. Вместо этого она рассказала об истерике Джоя, которую тот устроил в гостиной и о том, что Бетти Кардоне видела их через окно.

— Вот, значит, что с ними происходило, — сказал Таннер, когда она закончила рассказ. — И я не представляю, что это такое было.

— Но тот человек внизу сказал тебе, что все кончено. Он же сказал тебе эти слова?

— Он мне много чего сказал... Но кто же из них? Или все трое?

— Кто? — спросила она.

— «Омега». Речь может идти о парах. Они должны действовать по парам... Но Тремьянов и Кардоне одурманили в машине. Их бросили на Ласситер-роуд... Но было ли это?..

Засунув руки в карманы, Таннер стал мерить шагами комнату. Подойдя к окну, он перегнулся через подоконник, глядя на лужайку внизу.

— Там куча полицейских. Им смертельно скучно. Ручаюсь, что подвала они не видели. Интересно...

Стекло разлетелось вдребезги. Таннер покачнулся, и кровь хлынула на рубашку. Вскрикнув, Элис кинулась к мужу, который медленно опускался на пол.

Снаружи раздавался грохот очередей, но ни одна пуля не попала в окно. Они врезались в стены.

Патрульный в холле вломился в двери и бросился к упавшему Таннеру. Через три секунды в комнату ворвался охранник, стоявший внизу с пистолетом наготове. Снизу были слышны голоса. Задыхаясь, вбежала Лейла и кинулась к Элис.

— Берни! Ради Бога, Берни!

Но Остерман не появлялся.

— Положим его на кровать! — рявкнул полисмен, который спустился сверху. — Разрешите, мэм! Разрешите, мы переложим его на кровать!

Остерман еще с лестницы услышал крики.

— Что там, черт возьми, случилось?— Он вошел в комнату. — О, Иисусе!

Таннер пришел в себя и приподнялся, чтобы осмотреться. Рядом с врачом стоял Маккалиф; Элис сидела на краю постели. Берни и Лейла стояли у него в ногах, стараясь ободряюще улыбаться ему.

— С вами все будет в порядке. Очень удачно, — сказал врач. — Рана болезненная, но ничего серьезного. Проникающее ранение плеча, вот и все.

— В меня стреляли?

— В вас стреляли, — согласился Маккалиф.

— Кто?

— Этого мы не знаем. — Маккалиф старался скрыть свою ярость, но у него это не получалось. Капитан не сомневался, что его сознательно подвергли унижению: от него скрыли жизненно важную информацию. — Но вот что я вам скажу — я собираюсь допрашивать каждого из вас, пусть даже на это уйдет вся ночь, но я выясню, что тут происходит! Вас тут всех водят за нос, я-то этого не позволю!

— Рана обработана и перевязана, — сказал врач, надевая пиджак. — Вы можете вставать и двигаться, как только почувствуете, что у вас есть силы для этого, но только не делайте резких движений, мистер Таннер. У вас там всего лишь глубокий разрез. Вы, к счастью, потеряли очень мало крови. — Улыбнувшись на прощание, доктор торопливо покинул их. Оставаться и дальше ему не имело смысла.

Как только за ним закрылась дверь, Маккалиф отдал всем короткое приказание.

— Будьте любезны подождать внизу. Я хочу остаться наедине с мистером Таннером.

— Капитан, он только что был ранен, — твердо сказал Берни. — Вы не можете его допрашивать в таком состоянии; я этого не допущу.

— Я офицер полиции при исполнении своих обязанностей и в вашем разрешении не нуждаюсь. Вы слышали врача. Ранение у него не серьезное.

— Ему уже и так досталось! — Элис посмотрела на Маккалифа.

— Простите, миссис Таннер. Это необходимо. А теперь, будьте любезны...

— Нет, мы не будем! — Остерман оставил жену и подошел к шефу полиции. — Допрашивать надо не только его. Но и вас. Всю вашу проклятую полицию надо вытащить на ковер... Я хотел бы знать, почему не остановилась патрульная машина, капитан! Я слышал ваши объяснения, но не принимаю их!

— Если вы будете продолжать и дальше в том же духе, мистер Остерман, я вызову полицейских, и на вас наденут наручники!

— Этого я еще не испытывал...

— И не искушайте меня! Я уже имел дело с такой публикой. Я работал в Нью-Йорке, еврейская морда!

Остерман оцепенел.

— Что вы сказали?

— Так что не провоцируйте меня! Вы меня провоцируете!

— Плюнь, — сказал с постели Таннер. — Я не обращаю на него внимания, честное слово.

Оставшись наедине с Маккалифом, Таннер сел. Плечо у него болело, но он мог свободно двигать им.

Маккалиф подошел к кровати и взялся за ее спинку обеими руками, медленно произнося каждое слово.