Джинестри Веселый Джинестри, Невестин иль сестрин, Но девий цветок, У пиний огромных На веточках скромных Зажег огонек. Он искры острее На иглах желтеет И пахнет, как мед. И к нежным забавам И ласкам лукавым, Сияя, зовет. О южные девы! Любви перепевы Запеть в новый срок Ужели не дивный Учил вас призывный Джинестри-цветок. 1912, Марина ди Пиза Савонарола Ты исказитель Боттичелли, Монах, мне страшный, и аскет. Но отчего всю ночь без цели Брожу я в горе и тоске По площади темнопустынной И к круглой бронзовой плите Склоняюсь с тяжкою повинной В неудержимой прямоте? Как будто я костер багровый Своей рукою разводил Под тем, кто с яростью суровой Любимой правде жизнь дарил. Как будто я был с той; старухой, Которой темные уста. Из пламени кричали глухо Слова: «Святая простота!» Ог если б мог поднять десницу Огромный мраморный. Давид И вырвать жуткую, страницу, Что Книгу Бытия чернит! Брожу в тревоге. Ум двоится. Безумие из темноты Грозит крылом своим склониться И подхватить… Пусты, пусты Полночных улиц перспективы. И с круга бронзового в ночь Вещает профиль горделивый: «Гори, безумствуй и пророчь!» 1912 Фонтан Четыре прекрасных наяды За полные груди свои Схватились, и держат, и рады Приливу жемчужной струи. Над ними Нептун величавый Стоит, молчалив и красив, О девах любви и забавы, О них навсегда позабыв. Он бог. Что же помнить о девах? Им — счастье. Ему — не беда, Коль в бронзовых трепетных чревах Четыре он зачал плода. 1912, Болонья Рим Был день тот задумчиво-хмурым, И в облако кутался Рим, Когда вознеслись Диоскуры Пред медленным взором моим. Я легкой стопой в Капитолий, Гробницу истории, шел. Волчица металась в неволе, И крыльями двигал орел. В блаженном раздумье Аврелий Скакал на могучем коне, И кудри его зеленели, Как матерь-земля по весне. Привет тебе, Рим! Величав ты В руинах свершенной мечты! К тебе всех веков аргонавты Плывут за руном красоты. И я, издалёка паломник, Внимая полету времен, Стою здесь, как будто припомнив Какой-то счастливейший сон. 1912, Рим Сорренто
В небо дымчатые пинии Мощным взлетом вгнетены. Ты скажи мне, море синее, Что прекрасней тишины? За примолкшими вулканами Спит безбурная лазурь. Я зову устами пьяными Дни смятения и бурь. Я на миг душой взволнованной К тишине морской приник, Но, плененный, но, окованный, Только в бурях я велик. Не для нас покой таинственный, Созерцанье не для нас. Извержений дым воинственный Наш окутывает час. <1913> Девушка из Помпеи Душою северной и снежной, Уставшей в горестях святых, Я полюбил тебя так нежно, Как не любил я дев земных. Прекрасных ног твоих движенье, Невинный контур легких ног, Я без волшебного волненья Ни разу созерцать не мог. А жест, каким ты защищалась От изумительной судьбы, — Мне это сразу показалось — Был жестом царственной мольбы. В последний раз взметнулись косы, Последний раз стеснило грудь, И пепла жгучего заносы Всё скрыли в темноту и жуть. Двух тысяч лет полет спокойный Твоей не тронул красоты, И в сером камне стан твой стройный Навеки обнажила ты. Так странен этот гроб музейный, Витрина лучшего стекла, Когда жива ты — от лилейной Ноги до чистого чела! <1913> Дума Я был бесчувственным, как камень, От горя, муки и кручин. Но солнце вновь блаженный пламень Во мне зажгло: я — солнца сын. Я вновь Италией прекрасной Средь виноградников лечу И знаю: в жизни не напрасно Любви и света я хочу. Не узам темным, не веригам Людская жизнь обречена, А вечным взлетам, буйным мигам, Причастью алого вина. Весной безлиственные лозы По осень гроздья понесут. Безостановочные слезы Над миром сети не сплетут. Ведь в струях слезных многоцветней Восстанут радуги круги, Лишь вверься солнцу безответней, Пред светом в темный день не лги! <1913> |