Листопад Опять летят листы, лелея Воздушный миг, короткий миг. И, багрянея и алея, И в золотом уроне млея, Осеннецветный лес затих. Но не уныл и не печален, А только тих, премудро тих, Как глубь подземных усыпален, Где схимник, свят, боговенчален, Почиет, волен от вериг. <1909> Зимовье Опять, зеленая, родная, Ты поседела, Русь моя! И племя прячется шальное Под кровлю хилого жилья. Там, по опушкам, где овраги Срывают бесконечный лес, Последний лист, как я убогий, Взлетел, вскружился и исчез. Последний свист осенних дудок Там пролетел и вземь ушел, И вот стоит, и нем и кроток, Осенний лес, и сир и гол. А за кладбищенской оградой, На новосельях, по гробам, Довольны зимнею погодой, Перекрестились смерды там. Там, на пустых полях, щетина Прикрасилася сединой… В стенах, не вырвавшись из плена, Я тут, проклятый и шальной. <1911> В снегах Последний день глухого грудня, Седого месяца снегов, — Всё те ж томительные будни, Неумолимый лёт часов. Занесены родные дали, И в деревнях на зимний сон Избушки к матери припали, И стон их темный занесен. Вкруг колокольни свист метели, Своей могилы не найти, И вопли бешеной свирели Сбивают путников с пути. И где-то там бреду я полем (Ужель я здесь, я здесь живу?) И всем бездольным русским долям Несу счастливую молву. И светел я, и шаг мой верен, И без дорог тропа видна. Мне щедро дальний путь отмерен, Судьба далекая дана. Совьется ночь, к земле приляжет Иль прозвенит рассвет огнем — И тьма и свет одно мне скажет О солнце, Господе одном. <1912> КАЛИКИ-КАЛЕКИ Отдание молодости Я схоронил тебя в дремучей чаще, О молодость моя! Но как кремни из вражьей пращи — Мне память младобытия. Стонал и лес под звон моей лопаты, И рвался ярый конь, И мой закат, как все закаты, Рыдая, алый жег огонь. А я бросал земли взрыхленной комья, Бесстрашный и немой, Как истый вскормленник бездомья, Пошедший по миру с сумой. И, разнуздав коня, пустил в раздолье Его звериный гнев. И, окрещенный первой болью, Упал меж дремлющих дерев. Когда же встал, свисали в явь созвездья, И зоркая сова Вещала правоту возмездья, И ночь настать была права. 1909 Безрукий
Рука ль моя ты, рученька, В Маньчжурии-земле. Безрукенького, ноченька, Баюкай и лелей. Моя дорога дальняя — Весенние поля, Далась мне доля вольная: Ходи себе, гуляй. Хоть вышел я в метелицу — Настигнула весна. Возьмуся за околицу — Чай, лето начинай. А может быть, а может стать, С дороги-то сверну, Незнамо где пойду плутать Вдали страны родной. И в церковку куда-нибудь Далече забреду. В слезах почну поклоны бить, Душе велю: рыдай! По той моей околице, Где девки, чуть весна, Плясать пойдут метелицу С другими, не со мной. Где сам плясал, рыдающий, От девок без ума, Рукой своей пропащею Любую обнимал. По той любимой родине, Которой далеко Красавице-уродине, — Пожертвовал рукой. <1912> Расстрига Слова молитв я перепутал И возгласы все позабыл, И по задворкам, по закутам В чумазый войлок косу сбил. И чаще, чем кольцо кадила Когда-то в руки тихо брал, Душа обычай заучила С бутылью лезть на сеновал. Но после выпивки обильной Я замечаю каждый раз — Увы — неудержимо сильно Спадает знаменитый бас. Что ж делать! Жизнь была — акафист, И мог бы, мог бы дочитать, Но вдруг, как дьявольский анапест, Все бурно повернулось вспять. Не смею я ступить на паперть, И колокол не для меня На полевую льется скатерть, На ласковые зеленя. Когда я трезв, в душе крушенье, Когда я пьян — все трын-трава! Эх, тесное коловращенье! Ох, бедная ты голова! Бывает редко: крылья зорьки Над тихим возмахнут леском, Затаивая воздух горький, Смахнешь слезу себе тайком. И за стволы березок белых, В зеленый, незапретный храм, От мытарств, от людей тяжелых Спасешься, крадучись по мхам. И там из уст своих нечистых, За шепотом скрывая дрожь, Как огонек с болотин мглистых, Опять молитву вознесешь. <1911> |