Душа, огромная, как море,

Дыша, как ветер над вулканом,

Вдыхает огненное горе

Над разоренным раем, Ваном.

Какое жертвенное счастье,

Какое сладкое мученье

В народной гибели участье,

С тенями скорбными общенье!

Еще я мог пробыть с живыми

При свете солнца, в полдень знойный.

Но над садами горевыми

Поднялся лик луны спокойный.

Непобедимое сиянье,

И неподвижные руины.

Развалин жуткое зиянье,

И свист немолчный соловьиный.

Луна лавины света рушит.

В садах от лепестков дремотных

Исходит ладан, душу душит.

Среди цветов — толпа бесплотных.

Они проходят вереницей,

И каждый в дом былой заходит,

Как узник, связанный с темницей,

Меж стен обуглившихся бродит.

Их, лучезарных, много-много,

Что звезд ночных под небесами.

Иной присядет у порога,

Иной прильнет к нему устами.

Рыданья сердца заглушая,

Хожу я с ними, между ними.

Душа, как звездный свод большая,

Поет народа скорби имя.

Я дал ей меду и над медом

Шепнул, чтоб слаще жизнь была,

Чтоб над растерзанным народом

Померкнуло созвездье зла.

Она рукой темно-янтарной

Коснулася моей руки,

Блеснув зарницей благодарной

Из глаз, исполненных тоски,

И тихо села на пороге,

Блаженством сна озарена.

А в голубой пыли дороги

Всё шли такие ж, как она.

Сад весенний, сад цветущий,

Страшно мне

Под твои спускаться кущи

В тишине.

Здесь любили, целовались, —

Их уж нет.

Вот деревья вновь убрались

В белый цвет.

Что мне делать? Не могу я,

Нету сил

Всех вернуть сюда, ликуя,

Кто здесь жил.

Из колодца векового

Не достать

У родного павших крова

Дочь и мать.

Не придут со дна ущелья

Сын с отцом.

Жутко вешнее веселье —

Смерть кругом.

Я не знал вас, дети муки,

Но люблю.

И хожу, ломая руки,

И пою.

Но из пламени той песни,

Из костра,

Вдруг шепчу, молю: «Воскресни,

Брат, сестра!»

Ветвь беру я снеговую

С высоты

И в слезах цветы целую.

Их цветы.

Она упала у двери дома —

Руками к саду, где тишь и дрема.

Над нею курды друг друга били.

Над ней глумились. Ее убили.

Погибнул город в пожаре алом.

Укрылся пеплом. Уснул устало.

Но жизнь земная непобедима.

Весна напала на смерть незримо,

Ее убила цветами рая,

Лучами солнца в цветах играя.

В саду жемчужном иду во мраке

И чую жизни угасшей знаки,

И вижу руки давно убитой,

В саду зарытой, давно забытой.

Сияют руки в цветенье белом,

Меня на помощь зовут несмело.

Я к ним бросаюсь, их зову внемлю

Они, сияя, уходят в землю.

К земле склоняюсь — трава ночная

Молчит сурово, росу роняя.

Вишенье, яблонье, алое, белое,

Скорбно стоит, как во сне онемелое.

В этом весеннем, цветущем саду

Жарко сказала невеста: «Приду!»

Полувенцами цветенье склоняется,

Тихо качается, не улыбается.

В этом саду подарила она

Свой поцелуй, молодая жена.

Запахом нежным, душистым дыханьем

Сад затомил и замучил молчаньем.

Здесь она с томной улыбкою шла,

Древнее семя стыдливо несла.

В цветики белые, в домики нежные

Пчелы за медом влетают прилежные.

Помните, ветки, счастливую мать?

Здесь она сына любила качать.

Где они, сад мой цветущий, сияющий,

Где они, рай, в жемчугах замирающий?

Где же хозяин заботливый твой,

Мать молодая, ребенок живой?

Мать, и отец, и ребенок с глазенками,

Словно две вишни, с ладонями звонкими?

Все лепестки тише смерти молчат.

Сад мой жемчужный, печальный мой сад!