- Господа, мы говорим не о том, - начала Янка, - мы пришли сделать вам конкретное предложение: у нас есть деньги; мы хотим оказать помощь неблагополучным девочкам. Но их внешняя красота - это одно из наших непременных условий, кроме таланта и всего прочего…
- Что вы имеете в виду под всем прочим? - буркнул директор.
- Ну, обаяние, например, - живо ответила Янка. - Так вот, наша цель восстановление генофонда России. Удивительно, что вы, мужественный, симпатичный мужчина не замечаете нехватку красивых женщин вокруг. Вы посмотрите повнимательнее, что вокруг нас творится! Россия потеряла свое лицо.
Женский коллектив недовольно зашушукался после такого откровения.
- Тихо, тихо, товарищи, - постучал карандашом по столу директор, - пусть девушка выскажется.
Пончик, сообразив, что Янка допустила жуткую накладку с “нехваткой красивых женщин вокруг”, громко сказала:
- Милые, уважаемые дамы, вы не должны принимать слова моей подруги на свой счет. Она говорит абстрактно, в государственном масштабе.
- Что уж мы, по-вашему, совсем страхолюдины?! Обойдемся как-нибудь без вашей защиты! - бросила Пончику женщина в яркой косметике и кокетливо поправила прическу.
- В самом деле, товарищи, это издевательство какое-то, - подхватила другая. - Кто их устанавливал, эти ваши абстрактные масштабы женской красоты?
- Да, верно, - поддержал свой оскорбленный коллектив директор, - народная мудрость, товарищи, утверждает совсем другое, она гласит: “Некрасивых женщин нет, есть плохая…” - Директор осекся и, откашлявшись, смущенно добавил:
- Есть плохая среда обитания и неблагополучные семьи. И не надо нам тут лекцию читать о красоте человека. Я сам, товарищи, воспитывался в детдоме и знаю, что чем девчонка красивее, тем жизнь у нее сложнее во всех отношениях и каждый подонок хочет ее использовать в своих шкурных интересах. Так что есть прямой смысл в государственном масштабе красоту не разводить. Это только навредит. Необходимо стремиться к внутренней красоте, так сказать, к духовной красоте женской личности.
- Что вы сказали?! - возмутилась Янка, - красоту не надо разводить? Да вы спросите у любой девчонки, хотела бы она быть красивой или нет? И она не задумываясь вам ответит: “Да, дядя!” Вот моя подруга Лариса. Скажи, Лариса, хотела бы ты быть красивой и стройной женщиной?
В кабинете раздался смех. Бедная Пончик, не ожидавшая такой дикой подставы, покраснела как рак и ляпнула:
- А я себе и такая нравлюсь! Я за душевную красоту!
- Вот, товарищи, как получается, - укоризненно покачал головой директор, - у вас между собой твердого единодушия в этом вопросе нет, а вы выходите на аудиторию и еще просите, чтобы мы вам детей доверили. Непорядок. Давайте этот вопрос отложим до лучших времен, как говорится.
- До каких лучших времен! - воскликнула Янка. - В лучшие времена никому наша помощь нужна не будет.
- И слава Богу, - вставила пожилая воспитательница. - Вы что, против лучших времен?
Одна из сотрудниц подошла к директору, наклонилась к его уху и что-то тихо проговорила, поглядывая на Янку. Лицо у директора вытянулось и посуровело.
- Так-так, порядок в танковых войсках, - произнес он странную фразу и с прищуром взглянул на подруг. - Я вас отпускаю, Лидия Ивановна, - добавил он. - А мы тут еще побеседуем с товарищами из красивого фонда. - Стало быть, красивых вам надо? Так-так… Ну, представим, что мы позволили взять вам шефство над нашими красивыми девочками. А дальше что? Вы даете им деньги, подарки, берете на выходные к себе в Москву. У них начинается интересная и даже шикарная жизнь. А рядом с ними в детдоме живут не столь красивые девчонки, которым до слез становится обидно за себя. Начинается зависть, ненависть, склоки. В конце концов происходит раскол…
Директор еще долго и путано говорил о расколе и склоках.
- Ну, хватит, - нервно перебила его Янка, - я чувствую, здесь нам нечего делать. Мне искренне жаль ваших девчонок. У них была возможность приобщиться к свету жизни, а из-за вашего консерватизма ничего не вышло. До свидания! Пойдем, Лариса, отсюда.
Янка поднялась и тронула Пончика за плечо, увлекая за собой, но тут сзади них громыхнул бас:
- Все могут быть свободны, кроме директора и Лидии Ивановны, а вам, гражданки из фонда, придется ответить нам на несколько вопросов дополнительно.
Подруги оглянулись и увидели в дверях рослого блюстителя порядка.
- Что это значит? - возмутилась Янка, - вы за кого нас принимаете?
- Успокойтесь, гражданка, сейчас все выясним, - самодовольно изрек тот, присаживаясь рядом.
В кабинете остались только директор, воспитательница, сержант милиции и обе подруги.
- Познакомимся для начала, - улыбаясь, пробасил сержант, - я представитель местных правоохранительных органов Дмитрий Брычков. Попрошу ваши документики.
- Какие документики? - распалилась Янка, - нет у нас никаких документиков. Мы что, в тыл врага, что ли, шли?
- В тылу врага, гражданочка, как раз никаких документов иметь не полагается, - уточнил сержант. - Ну да все с вами ясно. Номер не прошел.
- Какой номер, что вы такое говорите?! - со слезами в голосе залепетала Пончик.
Сержант ее слова проигнорировал, и обратился к воспитательнице:
- Так вы утверждаете, что видели эту гражданку на предосудительном и постыдном снимке в безнравственной газете, где она давала рекламу своей развратной фирме “Золотая рыбка”?
Он смерил Янку презрительно-торжествующим взглядом.
- Да, товарищ Брычков, я утверждаю и могу дать письменные показания, - с готовностью откликнулась женщина. - И шляпа именно эта на ней была, я по ней ее и припомнила. Очень уж шляпа запоминающаяся. А больше, товарищи, извините, на ней ничего не было. Надо же, как за годы перестройки люди стыд потеряли. В газете голая сидит и еще улыбается, тьфу, срамотища.
У Пончика от изумления перехватило дыхание, и она кое-как выдавила из себя:
- На ней сеть была рыболовная, и белье, я художник костюма.
- Так, значит, вы соучастница, - перебил сержант.
- Не унижайся, Лариса! - воскликнула Янка. - Какое вы вообще имеете право совать свой нос в мою личную жизнь, Брычков? Я где хочу, там и фотографируюсь. Хоть в шляпе, хоть без шляпы.
Обращаясь к женщине, она ехидно бросила:
- Вы бы и рады, да кто вас фотографировать-то будет, ни фигуры, ни лица, лишь сто пудов косметики, завидуете чужой молодости и красоте, и не стыдно?
- Бесстыжая, уж попалась, так молчала бы, - прошипела воспитательница.
- Кстати, Брычков, вы будете отвечать, чего это вы, задерживаете ни с того ни с сего, делать вам, что ли, нечего, да еще оскорбляете, в чем дело, вообще? - пошла в наступление Лариса.
- Ну ладно, - заключил сержант. - Преступления вы, конечно, пока еще не совершили, но в мои обязательности входит и предупреждение преступлений. Есть всякие случаи. Так что вам придется проехаться со мной до отделения милиции. Если вы те, за кого себя выдаете, отпустим.
Он встал и пригласил подруг следовать за ним.
- Кра-са-ви-цы! - бросила им вслед воспитательница.
В пересказе Янки эти же события прозвучали более мужественно и трагично.
- Слава Богу, что вам не пришло в голову в женскую колонию сперва поехать, - вздохнула Леночка, - там бы вас точно к лишению свободы приговорили.
- Саламандра, полный мрак! - воскликнула Янка. - Страна дураков. Почему ты не моя мама?! Сейчас бы жила я в Париже…
Милицейский “жигуленок” подкатил прямо к подъезду. Они поблагодарили водителя и вышли. То, что предстало их взорам, ошеломило. На всех скамейках во дворе и у подъезда сидели молодые женщины с младенцами в руках. Из одеялец раздавались истошные вопли малышей, которым, по-видимому, пора было давать грудь. Некоторые мамы так и поступили - кормили прямо на улице.
- Хорошо, что конец мая теплый, а то б позаморозили детей, - удивленно произнес Трошин.
- У них что здесь, митинг кормящих матерей перестройки? - поразилась Янка.