Деревенские привезли молочного поросенка, соленые рыжики, огурчики и помидорчики, копченых кур, клюкву, мед. Николай насилу допер все это.

- Что же не звякнули с автовокзала? Я бы на машине подъехал, - ласково упрекнул родню Трошин, когда они вошли в квартиру.

- Да чего там, ерунда, - отмахнулся Николай. - У тебя поди дела поважнее этого. Опять, тудыть твою мать, переворотом пахнет.

Не успели гости чаю попить, как заявилась еще одна тверская родня - тетя Нина. Началась радостная суматоха. Распаковывались сумки и баулы, с антресолей доставались раскладушки, родню размещали по комнатам, потчевали закусками, выпили за приезд да за предстоящую свадьбу, несколько раз, как водится, садились за чай - Ирина Николаевна заваривала то жасминовый, то милфорд, то свой любимый “принц Чарльз”, она была страстная чаевница, как, впрочем, и вся родня. Потом женщины взялись за приготовление к торжеству, на кухне поднялся дым коромыслом, вкусные запахи наполнили весь дом. За вечер управились.

Перед сном все семейство собралось возле телевизора. Устало посмотрели сериал, перебрасываясь репликами и всплывшими в памяти недорассказанными новостями. Потом на экране замелькали бессмысленные рекламные ролики. Из-за бесконечной рекламы новости дали с опозданием. Диктор объявил о намеченном назавтра митинге компартии возле памятника Ленина на метро “Октябрьская” с последующим шествием к Вечному Огню.

- Ай да молодцы коммуняки! - воскликнул Трошин, - не дремлют!

- Ты чего, переметнулся к ним? - удивился Николай.

- Не переметнулся, но и о Ельцине я теперь совсем иного мнения, нежели года два-три назад. Не демократ он и… и не коммунист, и вообще черт знает во что все это вымахало! В демократическую монархию с коммунистической госдумой.

- Да мне-то что, - вяло повторил Николай. - В нашей деревне власть всегда одна, деревенская, значит. Можно сказать, своя власть, а может никакой.

- Как это никакой власти? - удивился Трошин. - А куда милиционер делся, которому вы всем миром машину купили и табельное оружие испросили?

- В Чечню воевать нанялся, деньги нужны, сейчас многие так делают.

- А машина?

- А машину ему еще в прошлом году подожгли. Чеченцы, видимо. Есть там у нас несколько беженцев. А мож, и не они.

Валя была несказанно рада, что на сей раз ее официально пригласили на свадьбу. В прошлый раз она все же обиделась на невнимание со стороны родни. Сейчас Валя проявила такую расторопность, что почти одна справилась со всей стряпней и приготовлениями к свадебному столу, да еще и полы в квартире помыла.

- Хорошо, что дома решили отмечать, - разносился по комнатам ее громкий голос. - В ресторане, это не то. Все чужое и народу чужого полно. Не та обстановка. Дом есть дом. Нам с Николаем-то тоже предлагали в столовой свадьбу играть, правда, когда это было, много воды утекло, так тогда мы отказались, и вот до сих пор живем себе вместе и не расстаемся. А вот Чашкины, помнишь, Коля? Они в столовке свадьбу закатили. Так там с заезжим шофером драка случилась, да и разошлись они вскоре, и трех лет не прожили. Наплодили безотцовщину и разбежалися. Нет, все важные в жизни события надо обязательно дома отмечать, и чтобы родня тоже была. Кто от жениха-то будет?

- С мамой он придет, - ответила Лена.

- А что ж, отца нет, или помер?

- Есть, но они с матерью в разводе…

- Да что вы заладили про разводы, ей-богу, давайте что-нибудь повеселей, - вклинилась в разговор Ирина Николаевна.

В это время на экране телевизора возник крупным планом труп мужчины, распростертый посреди улицы. Потом в кадр въехал разрушенный дом.

- Кошмар! Целую минуту показывали, и никаких комментариев, даже не сказали, кто! - воскликнул Трошин. - Это называется безответственная информация. Смотри и думай что хочешь.

- Это называется, Саша, сегодняшняя норма жизни, - отозвалась Ирина Николаевна. - Трупы на улицах городов, что ж, смотри и привыкай, норма.

- Ну, хватит, задолбали эти ужасы, - сказала Лена и переключила программу.

По ТВЦ «толкали» Аллу Пугачеву с песенкой про любовь и надоевших мужчин.

- Алка молодец! - восхищенно воскликнул Коля. - Умеет исполнить.

- Ха, так она же объявила, что больше не покажется на эстраде! - вспомнила Лена.

- Да ей что… Она сегодня объявила, а завтра заявила. Знаменитость, - резонно вступился за любимую певицу Коля.

- Вы хоть что мне говорите, - ревниво вставила Валя, - а у меня о ней одно мнение: нахалка! Молодому парню голову заморочила. Он же ей в сыновья годится, чернявый этот, как его.

- Киркоров, - подсказала Лена. - Не переживай, Валя, у артистов так положено. Это в творчестве помогает.

Несмотря на то, что Москва основательно потрепала Туркина, он не чувствовал к этому городу никакого раздражения. Возможно, мегаполис отвечал его внутренней потребности жить среди множества чужих людей. Этакий своеобразный момент свободы. Во всяком случае, он не ощущал себя песчинкой в огромном бархане, как это случается с провинциалами. Он адаптировался сразу же, еще в те дни, когда впервые ступил на московскую землю. Он с наслаждением болтался в самых людных местах. Без напряга разговаривал сам с собой вслух, и никто не обращал на него внимания. Сама собой пришла мысль зацепиться за Москву. Но как? Да еще и биографию себе подпортил защитой Белого Дома. Первый угол в Москве получил в Матросской тишине, второй - в третьесортной кутузке, куда его упекли как охранника проштрафившейся фирмы, не угодившей налоговой инспекции. Пару месяцев он провел в кпз этой каталажки вместе с другими охранниками, потом оказался на воле без копейки и без крыши над головой. Типичный бомж. Куда податься? В стране такая каша заварилась, что никому ни до кого дела нет. Неизвестно, какая власть будет завтра. Решил Федор воспользоваться телефоном старого товарища. Саша Данилов при демократах в гору пошел. Сейчас какой-то чин в ФСБ. Как-то говорил Федору: “Трудно будет, звякни по этому телефону… А трудно тебе, брат, будет обязательно…”

“Надо же, как в воду Саша глядел”, - хмыкнул Федор и направился к телефонной будке.

Данилов встретил Туркина в своем кабинете с неожиданным радушием. “Одно из двух”, - подумал Туркин, - “либо Саша себя не слишком уверенно чувствует, либо я ему вовремя подвернулся”.

- Рассказывай все по порядку, прокоммунистический элемент, - улыбнулся Данилов, протягивая Федору сигареты. - А может, коньячку тяпнем за встречу? - весело добавил он.

- Чтоб я так жил! - воскликнул Федор в тон Данилову. - Все, Саша, я предаю казачье войско, как Андрий, ради панночки-демократии!

- А батьку не боишься? Застрелит…

- Да ведь наш батька первый к вам переметнулся, и «процесс пошел», - намекнул Федор на последнего генсека.

За рюмкой Туркин еще раз убедился в собственной проницательности: он действительно оказался в поле зрения Данилова в нужный момент. Необходимо было обезвредить банду работорговцев, специализировавшихся на продаже бомжей в страны ближнего зарубежья. Предположительно, куда-то в районе Душанбе. Бомжей в Москве пруд пруди, отовсюду съезжаются на заработки. Бандиты обещают им высокооплачиваемую работу, на что те обычно ловятся.

Туркина эта информация не удивила, потому что он уже слышал о существовании подобного рабства на юге страны еще при советской власти.

План состоял в том, что Федора сведут с предполагаемыми работорговцами как бомжа. Он должен будет проделать в таком качестве путь до “хозяина”, выяснить систему и уничтожить ее. За это ему будут списаны все грехи перед новой властью, а также обещана работа, прописка и жилье в Москве.

- Подумай, Федор, но недолго. Времени у нас, сам понимаешь, нет. День тебе хватит на размышления? - посерьезнев, спросил Данилов, и вдруг опять резко перешел на полушутливый тон:

- А ты, Федя, по всему подходишь для этой операции. Видок у тебя отнюдь не московский, и тюрягой от тебя несет.