Мимо прошла женщина, обдав их тонким ароматом туалетной воды.

- Духи пахнут осенними листьями, а еще лишь начало августа, - сказал Боб, втянув носом воздух, - наверняка такой эффект произошел от смешения с запахами, которые принес ветерок. Не сама же она себе осень предпочла?!

- А может и сама, - возразила Леночка.

- Нет, деточка, осень любят лишь художники и поэты, а женщины воспринимают ее также, как деревья: обреченно. Если когда-нибудь ты встретишься с этим Кирным художником, он тебе подтвердит мою правоту.

- Отвяжись ты со своим Кирным, - отмахнулась Леночка, - мне еще только этого не хватало. И так моя последняя жизнь сплошная мистика, а ты еще какого-то Кирного мне пророчишь. Мою потребность в художниках полностью удовлетворяет дружба с Ларисой-Пончиком. Кстати, она, может, и знает этого Кирного, надо спросить… А что он, в самом деле, рисует портреты без разрешения натуры. В результате муж устраивает сцену ревности, друзья иронизируют. За натуру, в конце концов, платить надо.

- Вот-вот, началось, я так и предполагал, что Кирной не зря появился на твоем, на нашем, горизонте.

- Влад мой золотой муж, ты - энергетический, а этого куда отнести? - засмеялась Леночка.

- Кирной сможет стать только романтическим, потому что художники ни на какую другую любовь к женщине не способны. И ты знаешь, деточка, они всегда побеждают соперников по брачным схваткам. Удивительное дело: измазанные красками, несущие фантастический вздор, переполненные щенячьим восторгом, худые и гордые как мумии фараонов, и беззащитные, как влюбленные калеки с потенцией динозавров, они не имеют конкурентов в любви. “В чем дело?” - спрашивал я себя много раз, - “нельзя же иллюзию любить больше реальности?” Но тем не менее пришел к выводу, что можно, и такая любовь дает несравненно больший эффект, нежели реальная со всей физиологической атрибутикой: температура тела, запах волос, тембр голоса, реакции и так далее.

- Дядя Боб, тебе не кажется, что ты слишком увлекся этим сперматозавром, как ты его обрисовал, Кирным этим, - оборвала его Леночка. - И потом, зачем тебе еще один конкурент?

- Представь себе, детка, Боб любит троицу! - остроумно выкрутился Божмеров, - а вообще-то, деточка, когда дядя Боб говорит о других увлеченно, это значит, что он говорит о себе. Кстати, деточка, ты меня очень заинтересовала тем снимком, в баньке Акулина. Из твоего рассказа я понял, что этот снимок несет в себе более глубокую информацию, и мне бы очень хотелось на него взглянуть. Правда об этом снимке могла бы очень пригодиться твоему мужу.

Ее несколько смутило желание Божмерова взглянуть на фотографию, но она не подала виду и только сказала:

- Фотографии у Влада. Когда он прилетит, я тебе обязательно доставлю такое удовольствие. Кстати, у меня есть соперница в банном порно - Виолетта. Вот там действительно размах!

- Договорились, - подытожил Боб. - Ну, а теперь, деточка, я должен ехать в свою берложку дописывать статью о разбойниках-демократах, друзьях твоего папочки.

Божмеров нежно поцеловал ее в щечку, а вернее в самый краешек губ, и вдруг, неожиданно наклонившись, громко чмокнул ее округлый тяжелый живот.

- Береги нашего сыночка, Леночка! - крикнул он, уже удаляясь быстрым шагом в сторону Ленинского проспекта.

Она, смущенно улыбаясь и качая головой, помахала ему вслед ладошкой, а вслух сказала:

- Чао, странный, добрый, загадочный дядя Боб, - и, обращаясь к своему животу, добавила, - а ты не против, что он называет тебя своим папой?

К ее большому удивлению, в этот момент внутри нее что-то нежно толкнулось…

Из дневников Янки

(датировано 2000-м годом)

“После того, как я сожгла несколько своих дневников, особо откровенных, мне полегчало. Но ненадолго. За мной идет охота. Я слишком много знаю. Я начала понимать тайные пружины мира, секретные рычаги бытия. И мне стало жутко. Я поняла, что всегда была глупеньким наивным ребенком, великовозрастной Лолитой, погруженной в мир своих комплексов и грез. Так и жила, с детскими обидами на судьбу, но легко и играючи, как стрекоза с прозрачными громкими крылышками - стрекоза, мнящая себя вертолетом. Если б я сразу знала то, что знаю теперь…

В тот день, когда я, напуганная слежкой (мне показалось, что это почти облава), нырнула в какой-то попутный бар и налетела на Оскара, не признав его сразу, зато он меня признал… На мне лица не было… Когда он пытался успокоить меня, требовал вразумительно объяснить, в чем дело, когда ударил меня и только так привел в чувство, когда привез меня к себе и я, сильно напившись и провалявшись в истерике часа три, рассказала ему все-все-все… После этого… Я поняла, что делать. Я сожгла документы в его ванне (не все, конечно. Только те, что надо было сжечь). Смыла с лица косметику. Потом взяла ножницы и методично, прядь за прядью, срезала всю свою пышную гриву под самый корешок. Я долго сидела в ванне, тщательно намыливалась и терла себя жесткой мочалкой, я хотела смыть с себя все, что было в моей жизни, и саму жизнь. Потом я напялила старые джинсы и рубаху Оскара. И, ей Богу, я стала лучше.

Хотя вид осунувшийся, измученный, глаза запали, и это стало особенно заметно теперь, но такой я себе нравлюсь больше. Я изменилась круто, к тому же я покрасила остатки волос хной - этакий рыжий ежик на голове. Со временем я все больше менялась, и вот - превратилась в замкнутую молчунью, зацикленную на самой себе. Я потеряла интерес к жизни. Единственное, что меня отвлекало, это чтение классики. Оскар пытался расшевелить меня как-то, вытащить из этого состояния. Но ничего не получалось. Он так расстраивался, жаль было на него смотреть. Но все же я с ним иногда говорила. Я ведь теперь жила у него, и приходилось общаться, хотя бы из благодарности за то, что он возился со мной как с больным дитем, сюсюкал, баловал меня деликатесами, которые я ела лишь из вежливости. К еде я тоже охладела. Вчера я через силу поддерживала беседу и даже упомянула о Черном Кактусе.

- Черный Кактус, что это? - спросил Оскар с преувеличенным интересом. Он был рад, что я разговорилась.

- Ну, это особый препарат, - я выжала из себя подобие улыбки, - его синтезируют из растения, такого редкого, оно цветет где-то в Индокитае. При помощи этой штуки можно запросто превратить в роботов весь мир, говорят. - Тут я поймала себя на том, что говорю с жуткой тоской в голосе, медленно и вяло. Я размешала в кружке сахар, чай был красноватый с запахом вишни, на кружке тоже были вишенки изображены, Оскар эстет. Я отметила, что он любит соответствие.

- Да ты, поди, преувеличиваешь, - сказал он.

- Ну почему же? - изрекла я. - Опыты уже есть, и непосредственно у нас в России. Люди становятся послушны, как дрессированные собачки, и даже не замечают за собой этого. Делаются легкоуправляемыми. Все зависит от дозировки.

Тут я снова погрузилась в мир путаных эмоций и воспоминаний, из которого Оскар не смог меня вытянуть”. 

Начало 90-х

“Духи пахнут осенними листьями”, - повторила Леночка слова Боба и улыбнулась. Лист - это было первое, что она увидела и осмыслила еще на старте своей жизни. Большой, плоский, похожий на желтую ладонь, он был вышит на ее подушке. Далеко, где-то в младенчестве. Потом они грустно хрустели под ногами, розовые, желтые, серые. Яркие, словно светящиеся изнутри, и тускло-ветхие, сморщенные. Юные совсем и пожилые. Кленовые, березовые, всякие. Леночка в беретике и коротком пальтишке когда-то шла по ним и думала: “Как хорошо вокруг! Вот бы так всю жизнь идти, идти в теплый лиственный настил…” Вернее, тогда это была лишь эмоция, а в мысль она оформилась намного позже, когда появились они, мысли, и воспоминания. Пожалуй, то было уже в юности.