Он перекрестился и прочел «Отче наш». Сегодня он решил отстоять до конца большую службу.

Сначала Яна не приняла всерьез угрозу, прозвучавшую в телефонной трубке. Хохотнула, брякнула:

- Шутка идиотская, но свежая.

- Идиотской скоро будет твоя судьба. Станешь героиней триллера по жизни.

- В чем дело, вообще?. Что за блин? - разозлилась Янка.

- Пора платить по счетам. - Низкий голос, железный тон. - Ты взяла под залог векселя. Деньги где? Сроки прошли. Счетчик крутится. И накрутилось восемьсот лимончиков . Твоя недвижимость на столько тянет?

Янка ахнула.

- Это в рублях? - пролепетала она.

- В баксах, - жестко сказали на том конце провода.

- А сколько это в рублях? - осторожно поинтересовалась она. - Моя квартира стоит 36000 баксов, это совершенно точно, Антон приглашал риэлторов на всякий случай, всегда же надо знать цену своей недвижимости, правда? - растерянно забормотала она.

- Кончай дуру-то валять, - резко прозвучало в трубке. - Готовь баксы, иначе мы с тобой такое сделаем, что молить о смерти будешь. А твоего Антона живьем в бетон закатаем. И не вздумай в ментовку бежать, не рыпайся, у нас везде свои люди. Помнишь фотку в «МК» - труп на асфальте, обведенный мелом, и менты возле. Так вот, эти менты тоже наши люди, а труп исчез. Так и ты исчезнешь после пыток негашеной известью. Готовь баксы и помалкивай. Чтоб ни одна душа не заподозрила, что ты влипла в дерьмо. Мы все видим. Высоко сидим, далеко глядим, как в сказке.

- А вы кто? - спросила Янка, не веря ушам своим.

- Я-то? - на том конце провода хохот. - Ты чо, не поняла? Я сказочник, творю по жизни сказочные ужасы.

- Да что вы меня запугиваете! Не выйдет! - проорала Янка и выдернула из розетки шнур. Телефон замолк.

В полном трансе она опустилась на тахту. Никак не ожидала такого поворота дел, нет. Конечно, проскальзывала мыслишка, что векселя могут оказаться каким-то мелким надувательством, что Антон просто хочет пыль в глаза пустить, набить себе цену. Но чтобы так впутаться, что все - такой серьезный криминал, бандиты, угрозы! .. Как обухом по голове!

В оцепенении провела около часа. Потом собралась с силами, встала, включила телек, достала недопитую бутылку и судорожно выплеснула в рот анисовую водку. Вкуса не ощутила. Принялась потерянно слоняться по квартире. Ее сознание отказывалось воспринимать происходящее.

Вечеров позвонил Антон.

- Слушай, рыбка! Убили Хачика. Дела плохи. Я на прицеле, срочно исчезаю. Тащи векселя на фондовый рынок и постарайся толкнуть их как можно дороже. Они того стоят. Помни, все векселя наполнены на сто двадцать процентов. Прощай.

Теперь она все поняла. Ужас. Надежд ноль. Где этот чертов рынок?

Бросилась к телефону, быстро набрала номер справочной. Линия занята. Набирала снова и снова, лихорадочно соображая, что же делать? Ее трясло, в глазах темнело. Наконец, в трубке раздалось: «ждите ответа, ждите ответа, ждите ответа…»

Чертов автоответчик.

Швырнула трубку, заметалась в поисках справочника. «Вот идиотизм! Мрак!» - проносилось в голове - «Жуть! Фондовые рынки, фондовые биржи, векселя, акции, дерьмо!»

Она чувствовала себя вымотанной, выпотрошенной, избитой. Опустилась на пол, вцепилась себе в волосы и, мерно раскачиваясь, завыла с нечеловечьей тоской.

Так провела она всю ночь, раскачиваясь и подвывая. Вспомнить...Вспомнить все! Другое лезло в голову, давнее, не то… Как в детстве тиранила ее мать, вечно раздраженная и обозленная на то, что опять не ту роль дали. Мать жила в мире кино, в особом мире. А дочь мешала, злила, зато на ней все можно было вымещать, и мать от души таскала ее за волосы, пинала, приговаривая: «Ах ты шлюха, до чего ж ты меня достаешь своим шляньем по квартире». Однажды Янка в запале решила: «Ах так! Ну и буду шлюхой, назло буду!» Первый сексуальный опыт она получила, когда ей было одиннадцать. Вышло это случайно, как и все в ее жизни. Ушла из дома, хотела покончить с собой. Бродила по Ленинским горам и прикидывала: то ли броситься в Москву-реку, то ли вскарабкаться на трамплин и сигануть оттуда. Бродила до темна. Потом решила: нет, уж такого удовольствия предкам я не доставлю, никогда. Они жутко обрадуются, что избавились от меня. Дудки! Я им еще попорчу крови!

Накрапывал дождь. В темноте бегал припозднившийся спортсмен, мелькая белыми трусами, его смутный торс неожиданно выныривал из-за поворота и исчезал за деревьями. Янка постояла на берегу, потом побрела к рощице. На полпути остановилась и, задрав голову, принялась рассматривать тонущую в выси маленькую площадку трамплина. За спиной послышалось сопенье. Не успела она оглянуться, как чьи-то руки больно сжали ей горло. Задыхаясь, дернулась и обмякла, в глазах потемнело. «Ну, все», подумала, поняв, что это конец. Но это оказалось началом. Мучительным, долгим, мерзким. С острой жгучей болью. Продолжение было в канализационном люке, через который ее тащили по узким лазам в помещение с трубами и горой ватников. Там она прошла свою первую школу «Камасутры», как пояснил ее «тренер». Однажды он показал ей подземный город, пообещал познакомить с жителями подземелья, бесшумными и чуткими, как тени крыс. Он пытался с ней подружиться. Но не успел. Усыпив бдительность «наставника», Янка сбежала. Домой она не вернулась, опасаясь побоев. Бродяжничала. Слонялась по электричкам. Прибилась к цыганам, но и там оказалось несладко, дала деру. Ее ловили, возвращали домой, били, опять сбегала, снова ловили. Когда мать погибла, а отец вскоре после похорон завел любовницу, Янке стало хорошо. Ее больше не тиранили. О ней просто забыли. Старалась не попадаться на глаза, чтобы не дай Бог не вспомнили. Стала ходить в школу, на продленку, увлеклась учебой. Потом стало совсем замечательно отец ушел жить к своей очередной даме, и Янке теперь не надо было осторожничать. Она вольно расхаживала по квартире, и даже пела, и даже включала радио и телевизор, и принимала ванну, мыла голову шампунями, оставленными кралями отца, опробовала не себе забытый кем-то макияж. В общем, блаженствовала. Она похорошела, стала самоуверенной и не такой резкой, как прежде.

Что было, то было, не вычеркнешь. Но сейчас надо забыть.

Приказала себе - забыть прошлое. Все. К утру она успокоилась и собралась на фондовый рынок.

Убрать одного из ведущих журналистов - дело мудреное. Оскар удивился, что поручено это именно ему. Честно говоря, ему не хотелось браться за это. Но выбора не было: либо он мочит борзописца, либо мочат его самого. В конце концов, это его работа, и существует профессиональная этика, не позволяющая киллеру отказываться от непростых дел. Он принял ванну, побрился, тщательно причесался, затем заварил себе кофе по-турецки. Этакий своеобразный ритуал перед нежеланными делами. Надо было расслабиться и создать для себя максимальный комфорт за пару часов до выхода. Затем он с наслаждением затянулся своей любимой сигарой, набитой крепким табаком с примесью травки. Покурив и прочитав молитву, киллер достал из шкафа рабочую куртку с внутренними карманами особой формы, идущими от подмышек до бедер. В каждом находился пистолет с глушителем. Он проверил оба пистолета, отвинтив от каждого глушитель, еще раз прочистил все это убийственное хозяйство и снова собрал. Пистолеты были хорошо смазаны. Уходя, он сунул в карман сотовый. Что-то его сегодня беспокоило, но что именно, понять не мог.

Медленно обошел он квартиру, зачем-то закрыл все окна. Перед иконкой Божьей Матери поставил серебряный подсвечник и зажег свечу. Несколько минут не отрываясь он смотрел на ровный язычок пламени. Затем перекрестился, вышел и запер за собой дверь.

Через несколько минут он выезжал из гаража на своем новеньком «форде». Обогнув угол дома и миновав ровные прямоугольники газонов, вырулил на шоссе. Вставил кассету и врубил шальную забугорную эстраду - для поднятия тонуса.