Он торжественно вручил их ей за столом в розовом пакете. Правда, Леночке пришлось несколько раз съездить с Бобом в различные департаменты и в посольство Франции, но это ей было даже интересно.

- Итак, послезавтра утром твоя мечта сбудется, деточка! - торжественно провозгласил он, - Париж, за окошком вечная кокетка Сена, цивилизованный мир, сервис и еще масса всякого потрясающе интересного, и никаких проблем! Хозяева клиники милые люди, русские, муж и жена, тебе они понравятся. Артюр, кстати, поклонник журналистского и общественного, так сказать, таланта твоего отца, а его жена Кристина весьма обаятельная женщина и классный врач.

- Какие же они русские, если Артюр и Кристина? - удивилась Леночка.

- Это потомки русских эмигрантов, так сказать, первой волны, которые от большевиков во время революции и гражданской войны сбежали. Язык наш они знают хорошо, но говорят уже с акцентом. Россию любят этакой фольклорной лубочной любовью. Иногда устраивают застолья и поют разухабистые русские народные песни типа “Из-за острова на стрежень…” В их сознании Россия, собственно, такая и есть. Так что их не разочаровывай, показывай широту русской души…

- Буду песни петь про Стеньку Разина и ходить в сарафане и с кокошником на голове, идет? - перебила его Леночка.

- Вот-вот, ты не смейся, именно так или примерно так и надо русским вести себя за границей, - продолжал Божмеров, - а многие наши этого, к сожалению, не понимают и стараются быть похожими на них. В результате на наших соотечественников там смотрят с подозрением.

- Как на шпионов?

- Да, и как на шпионов тоже, - серьезно ответил Боб, - но тебе это не грозит, - улыбнулся он, - рыжих в шпионы не берут.

- Это еще почему? - обиделся за дочь Трошин, - взаправдашний Штирлиц, говорят, был рыжий и конопатый к тому же.

- Ну, про Штирлица я спорить не буду, хотя ты его точно ради дочки рыжим сделал, а вот про то, что разведчик не должен иметь яркую, бросающуюся в глаза внешность, я знаю точно…

- Еще бы тебе не знать, - хмыкнул Трошин, но Ирина Николаевна неодобрительно покачала головой и с укором глянула на мужа.

- Не волнуйся, Ирочка, - заметив ее реакцию, спокойно отозавлся Божмеров, - Саше очень хочется видеть во мне шпиона, и я ему, как настоящий друг, в этом не могу отказать.

Сказав это, Боб заразительно рассмеялся.

Потом он обстоятельно объяснил Леночке, что она, войдя в здание аэропорта, должна внимательно смотреть на листы бумаги, которые встречающие будут держать над головой. Она должна будет подойти к мужчине и женщине, державшим лист, на котором будут написаны ее имя и фамилия.

Закончив инструктаж, Боб распрощался с Трошиными до послезавтра.

Когда Леночка ушла в свою комнату, Ирина Николаевна тихо спросила мужа.

- Саша, что произошло? Я же тебя знаю, говори, что случилось…

Александр Кириллович с наигранной веселостью начал подтрунивать над женой:

- Какая ты у меня все-таки обывательница, Ирочка. Конечно, случилось. За окном революция, а ты хочешь видеть меня таким же, каким был при тирании коммунистов. Не выйдет, дорогая моя!

- Прекрати, Саша, - оборвала его Ирина Николаевна, - ты и при коммунистах не унывал. Я ведь чувствую, что произошло что-то в нашей семье. Почему Влад не звонит?

Трошин не мог долго врать жене, но он начал издалека:

- Понимаешь, Ирочка, люди делятся на три вида потребителей времени: одни живут только прошлым, другие настоящим, а для третьих единственно подходящей средой обитания является лишь будущее. Так вот, дорогая моя, мы с тобой относимся к третьим. Наша жизнь - это будущее. И по сему ни настоящее, ни тем более прошлое не властно над нами. И мы к ним должны относиться спокойно, как к чужой собственности. В данный момент наше будущее - это Леночка и ее дитя. Поэтому то, что я тебе сейчас расскажу, моя дорогая, наша дочь должна узнать только после возвращения из Парижа…

И он рассказал жене все, что узнал от Туркина, но как он ее ни подготавливал к этому, нервы Ирины Николаевны не выдержали такого удара: голова ее затряслась, слезы брызнули из глаз, еще мгновение, и с ней бы случилась истерика. Но Трошин вовремя сообразил, что надо делать: он подхватил жену под руку и увел в спальню.

Ирина Николаевна зарылась лицом в подушку и глухо подстанывала от рыданий. Александр Кириллович нежно ворошил ладонью ее волосы, целовал. Принялся разминать ей спину. Шептал на ухо, что очень ее любит, и что-то еще не важное и не нужное в этот момент, а может, как раз самые нужные сейчас слова. Постепенно Ирина Николаевна начала успокаиваться в его объятиях, и вскоре тихо проговорила:

- Саша, милый, я все поняла, ты не беспокойся, я все поняла…

Трошины договорились свое подавленное состояние объяснять дочери треволнениями последних дней и тревогой за нее. Все-таки в другую страну летит…

Но Александр Кириллович все равно ума не мог приложить, как они с такой конспирацией проживут эти сутки до отлета дочери. У жены в любое время мог повториться нервный срыв. Однако на следующий день сам Бог послал Трошиным пьяного Кирного. Вернее, не пьяного, а с жуткого похмелья. Увидев в дверях опухшую физиономию с лиловым синячищем под глазом, Ирина Николаевна охнула и запричитала:

- Пашенька, боже мой, кто же тебя так избил? Ой, ой, ой… Что творится!

Трошин выглянул из кабинета и сразу понял, что это пришло спасение!

Он подскочил к бедолаге и потащил его прямиком на кухню.

- Мать, хватит горевать, - бросил он через плечо Ирине Николаевне, продолжавшей стоять в прихожей в скорбной позе, - хватит, мать, горевать, давай-ка нам срочно чего-нибудь головку подлечить.

- Извините, Ирина Николаевна, я, кажется, опоздал, - почему-то ляпнул Кирной, упираясь и оглядываясь подбитым глазом на хозяйку.

- Пойдем, пойдем на кухню, Паша, - успокоил его Трошин, - никуда ты, Паша, не опоздал, утро на дворе. Ты даже не представляешь себе, как ты вовремя явился…

Ободренный Кирной воскликнул:

- Ну, тогда, загремели тамтамы и папуасы ринулись…

Трошин весело продолжил:

- Ринулись к корыту с тараканами! Ура! Пожрем!

Кирной удивленно взглянул на Трошина и солидно поправил:

- Между прочим, с термитами… большая разница!

- Да хрен с ними, Паша, нам все равно с тобой, чем закусывать, - дурачился Трошин. - Прав Хайям: “Дай мне чашу вина! Ибо мир этот - сказка, ибо жизнь - словно ветер, а мы - словно пух…”

Леночка проснулась от шума в прихожей и, услышав клич папуасов, а вернее, клич Паши Кирного, нервно расхохоталась.

- Ну, блин, точно: засыпаю с Кирным и просыпаюсь с этим алконавтом! Судьба! Но в Париже он меня не достанет! Сюрозавр чекнутый!

Она привела себя в порядок и заглянула на кухню, где учитель лечил своего любимца.

- О, привет! Кажется, сегодня непобедимых папуасов грохнули мордой об корыто с клопами?! Ничего фингал!

- Саламандра, не заставляй меня пожалеть, что я рассекретил тебе это корыто, прекрати наполнять его кровососущими тварями! - улыбнулся он Леночке, прикрыв лиловое веко.

- Посмотрите-ка на него, он уже на моей территории мне указывать начинает, чем наполнять, чем не наполнять. А вот я хочу, чтобы сегодня твои папуасы клопов жрали, не все их термитами баловать, они еще для цивилизации ничего не сделали, чтобы так роскошно жить.

- Ладно, Леночка, у человека несчастье, а ты на него нападаешь, - урезонил дочь Трошин, - за что выпьем, Паша?

- Позвольте, Александр Кириллович, поднять тост за сны гениев! - сказал Кирной, подняв рюмку.

- Оригинальный тост, - хихикнула Леночка.

- Своевременный тост, - поправил ее Кирной, - лучше гениальные сны, чем бездарная действительность, - добавил он и, чокнувшись с учителем, выпил.

- Если не возражаете, я вам расскажу, как меня сегодня ночью во сне Президентом России выбирали? - спросил он, зажевывая водку колбасой, и, не дожидаясь согласия, продолжал:

- Значит, так: засыпаю, а на самом деле вхожу в зал заседаний Белого, естественно, дома. Не успел я в кресле как следует устроиться…