Беседу отложили на утро, но пришлось отодвинуть еще на день, пока не закончились «скачки».
- Руслан влип капитально, - сообщил Джип. – Он в «дыре» у Шаха. Есть такое место, откуда не сбежать, «дыра». У Шаха такой особняк – айсберг в натуре, одна часть в зоне видимости, восемь под землей.
- Мне надо туда. Шах – кликуха? – выдохнула Янка. – Надо попасть.
- Попадешь – пропадешь, - предостерег Джип. – Русь влип, хана ему, не выручишь. А девок красивых на Шаха не напасешься, он их рядит под Шахерезад, он сказки любит. Заставляет рассказывать. Не понравится сказочка – топит в фонтане. Каждый день топит, ему не угодишь. Ему сказочка нужна современная, реалистический ужастик с фантасмагорией и вечным продолжением, но чтобы натурально, как сериал с рассказчицей в главной роли, чтобы искренне. Как почувствует фальшь – в фонтан. Могу тебя продать Шаху, мне что, жалко? Костюмчик в театре закажем, в прикиде ты дороже пойдешь.
- Бизнес? – догадалась она. – Торговец Шахерезадами? А платит-то как, черным налом или безналичкой? – Янка шутливо подмигнула. Поняв, что глупость сморозила, досадливо дернула губой.
Ладно, Бог с ним, главное попасть туда.
Внутренний холодок заставил ее поежиться. Как быть? Плюнуть на все и уйти, не лезть же в нору маньяка, Руся все равно не выручить, зачем мучиться. А если его там пытают? Мало ли на что способен маньяк, на какие зверства? Раз он даже красивых девок запросто уничтожает, что он может сотворить с красивым парнем? Вдруг он извращенец?
Все сжалось внутри у нее. Пытаясь унять дрожь в поджилках, прошептала:
- Ладно, в это безумное дело я впутываюсь только ради Русика. Так пусть и напишут на моей могиле.
С Джипом она прощалась как с жизнью. Словно знала, что это ее последние дни и ночи, часы и минуты.
Они ездили на примерку, костюм был великолепен. Янка выглядела просто ослепительно. Джип поглядывал на нее с азартом.
Куда ее вез Джип, не поняла. Время растянулось в параллельную прямую, уходящую в бесконечность…
Вилла Шаха показалась ей каким-то мавританским дворцом, пости Альгамброй. Здесь только исторические фильмы снимать. Хозяин вышел в сногсшибательном одеянии, ни дать ни взять персидский шах, от чалмы до халата шло бриллиантовое сияние, да еще какие-то умопомрачительные брюко-шаровары, шедевр космополитического сознания. Сколько же драгоценностей и золотых нитей вплетено в тончайший узор, которым расшиты его тряпки, да это произведение искусства! Тут целая картина вышита: райские кущи, жар-птицы и длинноногие дивы с чашами в руках. А о чалме что и говорить – слов нет! Продолжением чалмы казалось лицо – узкое, с правильными чертами, с глубоким проникновенным взглядом, с чрезмерно розовым пухлым ртом, но жесткие складки вокруг чувственных губ выдавали садистские склонности.
Шах окинул ее цепким взглядом и отошел говорить с Джипом. Посовещавшись и поспорив немного, они, видимо, договорились. Янку провели в роскошную комнату – стены и потолок в розовато-золотистом шелке, пол скрыт под пушистым ковром морского цвета, вдоль стен – низкие широкие диваны, кругом цветы в напольных фарфоровых вазах. Прислуга внесла на серебряных подносах фрукты, сласти, вина, жидкий шербет. Вскоре пришел сам Шах.
В этот вечер она не работала Шахерезадой. То были часы знакомства, созерцания и наслаждения. Пили вино, курили кальян, тешились уединенной беседой. Шах развлекал ее своими игрушками, с огромным удовольствием объясняя их устройство:
- Сейчас мы покатаемся в старинной карете без кучера, работает она на электродвигателе, и спорим не угадаешь, куда он встроен? Тонкая работа!
По подземному туннелю они въехали в сад с фосфоресцирующими цветами и светящимися попугаями, великолепие ночной природы поражало. Шах любил изыск… Неестественно яркая луна низко нависала над травами, ошарашивающими острыми и словно наркотическими запахами. Янка разволновалась, когда Шах зажег свечи и принялся медленно раздевать ее. Она ощутила себя травинкой в этом причудливом саду… Пламенем свечи он вдруг опалил ее внизу живота, она испуганно попятилась. У Шаха были своеобразные любовные игры… Эти сутки они забавлялись в разных уголках особняка, который был, словно айсберг, огромен и непостижим. Время текло как вода сквозь пальцы. В каждой отдельной части этой «Альгамбры» было свое время суток. Наконец, они вернулись в прежнюю шелково-ковровую залу. Немного отдохнули. Янка спала как убитая, но долго предаваться морфею ей не позволили. Шах разбудил ее, когда слуги внесли огромные песочные часы.
- Ну, Шахерезада тысяча двести тридцать восемь, пробил твой час, - произнес он.
- Я уже пронумерована? – недовольно спросила она.
- Не то слово, - пояснил Шах. – Твои предшественницы дебютировали неудачно.
«Ясно, и теперь они фонтанные русалки. Только бы самой не угодить в водяной гарем, а то ведь они сдохнут от зависти при виде моего прикида. Надо что-то срочно придумывать. Как там в восточных сказках?..»
Она сосредоточенно уставилась в потолок, и через пару секунд начала в тональности мурлычащей кошки:
- О досточтимый господин, я поведаю тебе удивительнейшую историю, которая случилась со мной…
Но, глянув на Шаха, осеклась. Он хмурился и досадливо морщился.
Янка похолодела от жути. Она уже проклинала себя, что ввязалась в это дело. Руся она вряд ли спасет, да еще и сама вот-вот угодит в фонтан. Возможно, Русик уже давно пасет на дне русалок…
«А, была - не была, все одно пропадать, ща я ему сказочку такую закачу, сам в фонтан кончать прыгнет…»
Вызывающе глянув на Шаха, она ухмыльнулась так, что трудно было понять: то ли это пародия на вульгарность, то ли вообще черт те что. И тут ее понесло. В такие минуты остановить ее было невозможно – прорвалась словесная плотина:
- По-моему, ты гнусный чувак, низменный примитивный урод. Не знаю уж, кто ты там на самом деле, шах или мат, думаю, что мата во всех вас хватает, а я те вот че скажу о своей жизни: круче моей жизни даже сатане не снилось, и все чистая правда.
Шах поднял брови и захохотал от неожиданности. Ему стало интересно. Он облепил губами мундштук кальяна и приказал взглядом: продолжай.
Янка и так продолжала, в ее памяти все перепуталось, обрывки воспоминаний, слышанных где-то историй, эмоций и невыплаканных обид, из всего этого она ткала свой словесный ковер, дикий и сумбурный. Для храбрости она выдула залпом бутыль коньяка, совсем закосела, глаза подернулись влагой, губы распухли… Словно издали слышала она собственный голос:
- Хоть режь меня, хоть что делай, люблю Руся, и все. Те, другие, не в счет. Что Антон, что Влад, все гады ползучие, кроме Руся. Вот, вспомнила, как любила Влада, как сейчас люблю, хоть уполз, гадова душа… И вообще… душа может менять половые признаки. А мне все по фигу. У меня было нелепое имя – Иньянь, мамуля наградила, царство ей небесное, она тогда буддизмом, или китаизмом, увлекалась, и объединила в имени женское и мужское начало, а у меня от этих двух начал все наперекосяк, вечно янь стремится войти в инь, не попадает все, промахивается. Нелепость бытия. Все из-за имени треклятого. А я себя называю Янкой. Янка – хулиганка, обезьянка, лесбиянка и так далее, рифмуй как угодно. Иньянь – такая дрянь, это меня дразнили в первом классе. Потом, оставаясь каждый раз на второй год, я уже называлась Янкой. В шестнадцать лет при получении паспорта я поменяла себе имя, но все равно чувствую себя такой дрянью. Так проще: твори что хочешь и как хочешь, с дряни какой спрос?
Кто-то знаменитый, Шекспир, вроде, сказал: «Жизнь – это театр, и мы все в нем актеры». Врет он. Жизнь – это сон, и мы в нем – сновиденья. Это мой личный свеженький афоризм. Звучит, а? А Влад – это мой личный свеженький кошмар, сейчас переверну бутылку и скажу: куда сон, туда и Влад, тьфу-тьфу-тьфу на Влада. А что будет, если одинокий цветок полюбит корову? Корова либо съест его заодно с травой, либо уронит на него свою тяжелую какашку, а может, пройдет мимо. Смешной случай был, вот умора-то! Зашел как-то разговор о стихах, а я возьми и ляпни спьяну, что люблю Велимира Хлебникова. Все, конечно, мне: прочитай да прочитай любимое. А у меня в башке лишь первая строка да обрывки фраз крутятся, какие-то концы, сосцы, русалка. Ну, я возьми и выдай:
